Форум » XVIII век » Мария-Антуанетта (биография и портреты) » Ответить

Мария-Антуанетта (биография и портреты)

Snorri: Литература о Марии-Антуанетте: http://richelieu.forum24.ru/?1-9-0-00000064-000-0-0 Фильмы про Марию-Антуанетту: http://richelieu.forum24.ru/?1-11-0-00000036-000-0-0-1270576690 Мария-Антуанетта, имя, данное при рождении, Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбургско-Лотарингская нем. Maria Antonia Josepha Johanna von Habsburg-Lothringen, во Франции фр. Marie-Antoinette; (2 ноября 1755, Вена, Австрия — 16 октября 1793, Париж, Франция). Королева Франции, младшая дочь императора Франца I и Марии-Терезии. Супруга короля Франции Людовика XVI . Рождение и первые годы жизни Детство и юность прошли при дворе, в основном во дворце Шенбрунн. Современники отмечали, что принцесса не отличалась большой любовью к знаниям. Матримониальные планы Династический брак обычно рассматривался как дипломатическое мероприятие. Во второй половине XVIII в. австрийские и французские дипломаты стремились к союзу двух династий: Бурбонов и Габсбургов. Мария Антуанетта в 1770 стала женой дофина Франции (наследника престола), который в 1774 стал королем (Людовик XVI). Дофина Франции 16 мая 1770 г. 15-летняя Мария была выдана замуж за дофина Людовика (позже короля Людовика XVI), против его желания; лишь постепенно ей удалось возбудить к себе любовь супруга. Образ жизни молодой неопытной королевы, часто нарушавшей церемониал версальского двора и с самого начала, в качестве «австриячки», имевшей против себя общественное мнение, давал повод к многочисленным клеветническим измышлениям. Особенно история с ожерельем королевы чрезвычайно повредила репутации Марии-Антуанетты и дала повод к самым злостным, охотно принимавшимся на веру сплетням. Ревностно поддерживая распущенную, жадную и фанатически враждебную реформам придворную партию, Мария-Антуанетта в сильной степени содействовала падению Тюрго и Мальзерба; она открыто вмешивалась в политику, поддерживая интересы Австрии по поводу событий в Голландии и Баварии. Королева Франции С самого начала революции королева стала ожесточенным врагом конституционно-демократического режима. При нападении черни на Версаль (5-6 октября 1789 г.) жизни её угрожала серьёзная опасность. Когда она переселилась с королем в Тюильри, она старалась побудить его к решительной деятельности и завязала сношения с Мирабо и др., для спасения монархии; но в решительный момент все планы разбились о ненависть и недоверие Марии к вождю конституционной партии. Несчастная попытка бегства 20 июня 1791 г. сильно ухудшила положение Марии-Антуанетты и её мужа. Она старалась ускорить австрийско-прусское вторжение, в видах спасения трона и королевской семьи; но на самом деле оно привело к противоположному результату. Когда 10 августа 1792 г. тюильрийский дворец был взят, она сохранила спокойствие и достоинство. Последние дни Марии-Антуанетты Через пять месяцев после казни Людовика XVI революционный Комитет общественного спасения принял решение перевести Марию-Антуанетту из донжона замка Тампль в камеры башни Консьержери на парижском острове Сите. Принимая это решение, революционный трибунал рассчитывал на то, что австрийское правительство срочно приступит к переговорам об окончании войны. Однако ни Австрия, ни другие европейские державы никак не отреагировали на это. Зато некоторые ярые роялисты стали разрабатывать план вызволения королевы из тюрьмы. Мария-Антуанетта была доставлена в Консьенжери 2 августа 1793 года и заключена в камеру, выходящую окнами на т. н. Женский двор. Камера была обставлена мебелью весьма скупо: кровать с ложем из ремней, раковина, небольшой столик с ящиком, табурет и два стула. На королеве было траурное платье, и она имела с собой немного белья — белую ночную рубашку, пару батистовых блузок, платки, шёлковые чулки, несколько ночных чепчиков и ленты. На шее у неё висел портрет сына и его локон, спрятанный в детскую перчатку. Ни пера, ни бумаги у королевы не было, и последние дни она проводила за чтением и молитвами. Два раза в день ей приносили еду: в девять утра — завтрак (кофе или шоколад с булочкой), а в полдень — обед (суп, овощное блюдо, дичь или телятину и десерт). Ужинала Мария Антуанетта остатками от обеда. Обычная ширма отделяла королеву от двух приставленных к ней жандармов. Целыми днями они пили, курили и резались в карты. Маркиз Ружевильский строил планы по организации побега королевы: задумано было выкрасть её во время импровизированного мятежа. Чтобы предупредить королеву, маркиз «случайно» обронил футляр от очков, в котором лежала записка с изложением плана. Прочитав записку, Мария-Антуанетта разорвала её на кусочки и нацарапала шпилькой на клочке бумаги: «Доверяюсь вам. Сделаю как вы сказали». Эту записку она дала жандарму с просьбой передать её кому надо, но охранник тут же сообщил своему начальству о готовящемся побеге королевы. После этого были ужесточены условия её содержания в камере и ускорены сроки судебного процесса. 14 сентября её перевели в другую камеру. Процесс над 38-летней Марией-Антуанеттой начался в 8 утра 15 октября 1793 года. Вдову Людовика Капета прозвали «австриячкой» из-за её родственных связей: она была дочерью императрицы Марии-Терезии. Защитником Марии-Антуанетты на процессе выступил Клод Шово-Лагард, а обвинителем — весьма грубый на язык Фукье-Тенвиль. Полемист Жак Эбер обвинил Марию-Антуанетту в инцесте, но она не стала отвечать ему. Когда один из судей спросил, почему она не отвечает на предъявленные обвинения, Мария-Антуанетта сказала взволнованным голосом: «Если я не отвечаю, то лишь потому что сама природа отказывается отвечать на подобные гнусные обвинения в адрес матери. Я призываю всех, кто может, явиться сюда». По залу прокатился ропот, и заседание суда было прервано. А вскоре с показаниями выступил сорок один свидетель. В конце концов королеву обвинили в том, что она поддерживала связи с заграницей, способствовала победе противника и предала интересы Франции. На следующий день, 16 октября в 4 часа утра, был зачитан единогласно принятый приговор к высшей мере наказания. После чтения приговора палач Анри Самсон постриг наголо королеву и надел ей оковы на отведённые за спину руки. Мария-Антуанетта в белой пикейной рубашке, с чёрной лентой на запястьях, с платком из белого муслина, наброшенным на плечи, и с чепчиком на голове села в повозку палача. В 12 часов 15 минут пополудни королева была обезглавлена на нынешней площади Согласия. В 1815 г. её останки перенесены в Сен-Дени. Мария-Антуанетта славилась красотой; лучшие портреты её принадлежат Э. Виже-Лебрен и Rossline; известна картина П. Делароша, изображающая её перед судьями. Литература При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907). Мария-Антуанетта на Викискладе? Prudhomme, «Les crimes de M.-A.» (П., 1793; революционная брошюра); мемуары г-жи Кампан (XIV, 213); Goncourt, «Histoire de M.-A.» (П., 1863); Huard, «Mémoires sur M.-A.» (Пар., 1865); Chembrier, «M.-A., reine de France» (Пар., 1871); Lescure, «M.-A. et sa famille» (П., 1872); Yonge, «Life of M.-A.» (Л., 1878); Schwarz, «Mirabeau und M.-A.» (Базель, 1891); Stefan Zweig, «Marie Antoinette: Bildnis eines mittleren Charakters», Leipzig, 1932; Стефан Цвейг, «Мария Антуанетта: портрет ординарного характера», Москва, 1990. Антония Фрэзер, «Мария Антуанетта. Жизненный путь»; Москва, изд-ство «АСТ», 2007; Максим de la Rocheterie («Histoire de M.-A.», П., 1890); Nolhac, «La reine M.-A.» (П., 1890), доведено лишь до 5 октября 1789 г. Издания писем М. — Фогта фон Гунольштейна («Correspondance inédite de M.-А.», П., 1864) и Фёлье де Конша («Louis XVI, M.-A. et m-me Elisabeth», 1864-73) — подделки; вполне подлинны перечисленные в т. II, стр. 140, издания Альфреда фон Арнета и издание de la Rocheterie и de Beaucourt, «Lettres de M.-Antoinelle» (1895, т. I). Imbert de Saint-Amand, «La cour de M.-Antoinette» (П., 1895); Prölls, «Königin M.-Antoinette» (Лпц., 1894). Источник статьи

Ответов - 139 новых, стр: 1 2 3 4 5 6 7 All

Snorri: "Если королева и произнесла когда-то печально известную фразу: "Пусть они едят сдобу" ("Qu'il mangent de la brioche"), то это случилось именно в период "мучной войны". На самом деле, она задумчиво рассуждала в письмах к матери об обязанностях королей. Смысл ее суждений был полностью противоположен той самой фразе, одновременно жестокой и свидетельствующей о незнании ситуации (а это часто приписывалось Марии Антуанетте). "Определенно, видя людей, которые так хорошо к нам относятся, несмотря на собственные беды, мы обязаны напряженно работать, больше, чем когда-либо, ради их счастья, - писала она. - Король, похоже, понимает эту истину. Я же знаю, что никогда в жизни (даже если проживу сто лет) не забуду день коронации". Это была добросердечная Мария Антуанетта, которая, единственная из королевской семьи, отказывалась портить крестьянские поля с зерновыми, проезжая по ним верхом, потому что прекрасно знала, как живет беднота. На самом деле, эта вызывающая и беспощадная фраза была известна уже, по крайней мере, столетие. Ее приписывали испанской принцессе Марии Терезии, невесте Людовика XIV, в несколько измененной форме: если нет хлеба, пусть едят корку ("croute") запеченного паштета. Выражение использовал Руссо в 1737 году. Афоризм приписывали одной из тетушек короля, мадам Софии, еще в 1751 году. Так она отреагировала на известие о том, что ее брата, дофина Людовика Фердинанда, во время поездки в Париж преследовали крики: "Хлеба, хлеба!" Графиня де Буань, которая ребенком играла в Версале при Марии Антуанетте, приписывает фразу другой тетушке, мадам Виктории. Но наиболее убедительное доказательство невиновности Марии Антуанетты приводится в мемуарах графа Прованского, опубликованных в 1823 году. Он не был доблестным защитником репутации родственницы, но заметил: когда он ест запеченный паштет, то вспоминает высказываение королевы Марии Терезии из рода его предков. Иными словами, это хорошо известный королевский афоризм". (c) Антония Фрэзер "Мария Антуанетта. Жизненный путь"

Snorri: "Эрцгерцог Макс, младший брат королевы, решил нанести визит в Версаль, инкогнито под именем графа Бургау. Чтобы отметить это событие, Иосиф Крауцингер написал картину. На ней изображена мрачная Мария Антуанетта, ее волосы высоко зачесаны, а на щеках - большое количество румян. Рядом - меланхоличный Людовик XVI и самодовольный эрцгерцог, тучность которого уже в восемнадцать лет помогла ему заработать кличку "Толстый Макс". Французская королевская чета имела основания для депрессии. Эрцгерцог проявил бестактность поведения на всех уровнях. Мария Антуанетта вежливо разговаривала на французском, но он настаивал на том, чтобы отвечать на немецком. Затем брат надел форму, что было строго запрещено для французов при дворе, поскольку поощрялось ношение шелковой гражданской одежды. И Мерси явно предупредил об этом эрцгерцога. Макс оказался настолько бестактен и груб, что это привело в ужас цивилизованных французов. Когда великий натуралист Бюффон лично подарил ему одну из своих работ в Королевском саду, "граф Бургау" отмахнулся от него, небрежно сказав, что не хочет лишать автора его собственной книги. Все это, естественно, стало подарком для австрофобов при дворе. Но бестактное поведение эрцгерцога по отношению к принцам крови, которое допустил Мерси, произвело не только неудачное впечатление о Максе, но и неизбежно способствовало дискредитации королевы. Когда дело касалось ранга, эрцгерцог, сын и брат императора, очевидно, стоял выше, чем французский принц крови. Последний оказывался на один ранг ниже, чем французская королевская семья. Поэтому, если бы Макс прибыл при полном параде, как эрцгерцог, то принцы по правилам этикета были обязаны первыми засвидетельствовать ему свое почтение. Но "граф Бургау" - это совсем иное дело. Поскольку он являлся иностранцем без какого-то особого отличительного ранга, можно предположить, что графу следовало первым засвидетельствовать почтение принцам. Ситуация осложнилась тем, что Мерси потащил Макса за собой к различным министрам, не дождавшись от них первого шага. Поэтому принцы крови надулись и не стали наносить визитов вежливости. Королева, которую ввел в заблуждение посол, одновременно пришла в негодование и расстроилась из-за своей семьи. Что касается самого Макса, то он получил прозвище "Дурак-эрцгерцог". (c) Антония Фрэзер "Мария Антуанетта. Жизненный путь"

МАКСимка: Мария Антуанетта Мария-Антуанетта, имя, данное при рождении, Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбургско-Лотарингская (2 ноября 1755, Вена, Австрия — 16 октября 1793, Париж, Франция). Королева Франции, младшая дочь императора Франца I и Марии-Терезии. Супруга короля Франции Людовика XVI . Мария Терезия - мать Антуанетты 7-летняя Мария 20 июня 1792 год - Тьюлери Антуанетта , 1779 год


МАКСимка: Антуанетта в 1788 году Антуанетта с тремя детьми, 1786-87 год Базилика Сен-Дени, куда были похоронены останки короля и королевы в 1815 году В этой тюрьме Мария Антуанетта сидела, ожидая казни Вдова Капет, 1793 год

МАКСимка: Дворец Хофбург в Вене, где Мария родилась Дворец Шенбрунн, где Мария жила до свадьбы Декоративная ферма, построенная по приказу Антуанетты в Версале Дофина Мария в Версале Знаменитое ожерелье

МАКСимка: Именно таким был Версальский парк при Антуанетте Казнь королевы Казнь королевы, 16 октября 1793 года Камера Марии Антуанетты в Консьержери Королева Мария-Антуанетта, 1783 год

МАКСимка: Королевский дом Франции Марии Антуанетте 12 лет, 1767 год Марию Антуанетту ведут на казнь, 1793 год Мария Мария - дофина Франции

МАКСимка: Мария - королева Франции Мария Антуанетта - рисунок Мария Антуанетта , 1773 год Мария Антуанетта арест, 1793 год Мария Антуанетта в 1769 году, именно этот портрет был послан дофину во Францию, чтобы он мог посмотреть на свою будущую невесту

МАКСимка: Мария Антуанетта в 1785 году Мария Антуанетта в Тампле Мария Антуанетта дитя Мария Антуанетта перед казнью Мария Антуанетта под арестом

МАКСимка: Мария Антуанетта с детьми в Версале, 1785 год Мария Антуанетта с изумительной причёской Мария Антуанетта Тампль Мария Антуанетта танцует с братом и сестрой, 1765 год Мария Антуаннета

МАКСимка: Мария в 1771 году, этот портрет дофина отправила матери в Вену Мария в 1778 году Мария в охотничьем платье, 1788 год Мария-Антуанетта, 1769-1770 год Могила и памятник Марии Антуанетте

МАКСимка: Молодая дофина Франции Незаконченный портрет королевы Франции, 1790 год Новая королева Франции, 1775 год Официальный портрет королевы Площадь Согласия в Париже, именно здесь королева была казнена

МАКСимка: Портрет 1783 года - Антуанетта с Людовиком на заднем фоне Портрет 1791 года Портрет королевы 1778 года Портрет Марии-Антуанетты. Худ. Э.Виже-Лебрен Свадебная церемония Луи 16 и Марии Антуанетты

МАКСимка: Семейный портрет императрицы Марии Терезии с детьми Спальня королевы в Версале Трианон Марии Антуанетты Тюрьма Тампль, где содержалась Мария до августа 1793 года Церковь в Версале, где состоялась свадьба Марии и Людовика

МАКСимка: Антуанетте семь лет Бюст королевы Медали, выпущенные в честь новых короля и королевы Могила Марии Антуанетты Отправка королевской семьи в Тампль Роспись королевы

графиня де Мей: Письма Марии-Антуанетты Екатерине Второй Печатаемые ниже два письма французской королевы Марии-Антуанетты к Екатерине II и проект ответного письма последней хранятся в Архиве феодально-крепостнической эпохи в Москве (ГАФКЭ, отд. IV), входят в состав публикации донесений царского посла в Париже И. Симолина во время великой буржуазной революции 1789 г. (см. сборник «Литературное наследство». Т. XXX—XXXI). История тайных сношений французской монархии с иностранными державами в целях восстановления абсолютизма освещена значительным количеством архивных публикаций XIX века. Достаточно напомнить изданную Арнетом переписку Марии-Антуанетты с Иосифом II и Леопольдом II (1866), письма Марии-Антуанетты в собрании «De la Rocheterie et de Beaucourt» (Recueil... publie pour la Societe d'histoire contemporaine). Paris. 1895. 2 vol.; Vivenot. A. und Zeissberg, H. «Quellen zur Geschichte der deutschen Kaiserpolitik Oesterreichs 1790—1801». Wien. 1879—1890, секретную переписку Мерси-Аржанто с Иосифом II, изданную Арнетом и Фламмермоном (1889—1890) и др В XX в. и, в частности, в последнее десятилетие продолжают выходить издания, в которых публикуются материалы, проливающие свет на подготовку вооруженной интервенции в XVIII в. и на участие в ней России (de Рimоdan «Le comte F. С. de Mercy-Argenteau». P. 1911 и др.). В ряду документов этого рода собственноручные письма Марии-Антуанетты —в которых она тайно обращается к русской императрице, прося ее взять на себя организацию «вооруженного конгресса» держав для подавления революции. Первое письмо, датированное 3 декабря 1791 г., впервые было опубликовано по копии документов Feuillet de Соnсhеs (Louis XVI, Marie-Antoinette et M-me Elisabeth». T. IV, p. 276—281), без указания местонахождения оригинала. Письмо это было наряду с некоторыми подложными письмами Марии-Антуанетты (Обилие «апокрифических автографов» Марии-Антуанетты, представляющих ходкий товар на рынке коллекционерства, побудило, как известно, de la Rocheterie к изданию строго проверенных аутентичных ее писем) доставлено Екатерине II через посредство секретного агента королевской семьи барона де Бретейля, находившегося в Брюсселе. Основной задачей этого послания, а также отправленных одновременно с ним секретных писем королям Испании, Швеции и Пруссии, было сообщить этим монархам, что принятие Людовиком XVI после неудавшегося бегства в Варенн конституции отнюдь не является добровольным, не означает примирения с созданным революцией порядком... и потому не только не препятствует их вмешательству в дела Франции, но должно всемерно ускорить его. Вторая цель письма Марии-Антуанетты — осведомить императрицу Екатерину II о взаимоотношениях и плане действий, как они [113] представлялись Людовику XVI и Марии-Антуанетте. Они опасались, что «партии принцев», группировавшей силы в Кобленце, удастся окончательно привлечь Екатерину II на свою сторону, что они общими силами вторгнутся во Францию для полного восстановления старого строя и что оскорбленное этим национальное чувство заставит слои революционной буржуазии, которые король надеялся постепенно «образумить», отшатнуться от него, и тогда королевской семье не миновать народной расправы. Опубликованное лишь в 1930 г., письмо Ферзена, организатора ряда попыток бегства королевской семьи (A. Soderhjelm «Fersen et Marie-Antoinette>. Journal intime et correspondance. P. 1930), от 12 августа 1792 г. к своей сестре вполне подтверждает такое освещение истинных чувств Марии-Антуанетты. Он заканчивает это письмо полным тревоги восклицанием: «Пятнадцатого пруссаки вступят во Францию; этот момент будет критическим. Боже, спаси короля и королеву!». Приняв таким образом все меры к тому, чтобы их «истинные друзья» — монархи — узнали их «настоящие чувства», Людовик XVI и Мария-Антуанетта вступили окончательно на «очень трудный, но верный», по ее выражению, путь. «Очень важно, — пишет она Екатерине II, — чтобы мы сами на конгрессе совершенно не фигурировали, чтобы принцы и все французы вообще оставались на заднем плане, чтобы не вызывать никакого подозрения, постараться внушить доверие». Следуя этой тактике, Людовик XVI, как известно, произносит в Законодательном собрании торжественную речь, в которой не только вновь заверяет Собрание в своей верности конституции, но даже предъявляет курфюрсту Трирскому ультимативное требование — прекратить группирование на его территории французских эмигрантов. Что касается Марии-Антуанетты, то она, уверяя Барнава в письме от 7 августа 1792 г. в своей «искренности» и «прямоте» в отношении принятия конституции, в тот же день пишет австрийскому посланнику Мерси-Аржанто, что конституция — «сплетение невыполнимых нелепостей» (tissu d'absurdites impraticables»), и настаивает на том, чтобы «державы выступили, имея за собой вооруженную силу». То же повторяет она в письмах к нему же от 21 и 26 августа; «Доклад о конституции, который должен быть сделан в Собрании, — сплетение нелепостей, дерзостей и похвал Собранию...» «Так существовать далее невозможно! — восклицает она. — Нам остается лишь усыплять их бдительность, вызвать их доверие к нам с тем, чтобы затем лучше их обмануть». Несколько позднее, в декабре, она пишет Ферзену: «Какое будет счастье, если настанет день, когда я вновь буду настолько сильной, что смогу доказать этим негодяям, что я не поддалась на их удочку». Единственное свое спасение она видела в выигрыше времени до момента вмешательства иностранных держав. «Необходимо во что бы то ни стало, чтобы они пришли к нам на помощь; но во главе их должен встать и все направлять император». Император, как известно, обманул надежды Марии-Антуанетты на быструю и реальную помощь, о чем она пишет Екатерине II (Еще более резко выражает она свое негодование по адресу императора в письме Ферзену от 7 декабря: «Какое несчастье, что император предал нас!» (Rocheterie T. II, p. 345).), она перенесла все свои упования на русскую императрицу. Посредником в переписке с ней она избрала русского посла Симолина. Подробности этого сближения мы находим, с одной стороны, в донесениях Симолина из Парижа от 22 декабря 1791 г. — 2 января 1792 г. и из Брюсселя от 31 января — 11 февраля 1792 г.( См. сборник «Литературное наследство».), с другой же — из «Заметок» Крафорда (Quentin [114] Crauford «Notices»). Этот шотландский аристократ, бывший резидент английского короля в Манилле, был еще до революции приятелем Симолина. Он играл видную роль в подготовке вареннского бегства: во дворе его дома стояла знаменитая карета, в которой ехала королевская семья. Вместе с Ферзеном они покинули в ту же ночь Париж и вместе с ним продолжали попытки организации нового бегства королевской семьи, для чего Крафорд ездил к шведскому королю и в качестве уполномоченного последнего — к английскому королю. Поскольку все эти наиболее доверенные люди работали вне Франции, королеве пришлось обратиться за помощью к Симолину. Симолин пишет Остерману 2 января 1792 г.: «Недавно, когда я был приглашен на карточный вечер к королеве, она сделала мне честь, подозвав и сказав, что желала бы побеседовать со мной, но не решается, так как окружена шпионами, которые непрестанно следят за ней; потом она добавила, что восхищается величием души императрицы и ее благородным и великодушным обращением с французским дворянством» (Имеется в виду письмо Екатерины II к герцогу де Брольи от 22 октября 1791 г в котором она восхваляет доблести французского дворянства, бывшего всегда оплотом монархии. Это письмо было ответом Екатерины II на те адреса которые французские эмигранты во главе с Брольи посылали императрице, стремясь закрепить и расширить ее содействие.). Симолин на это ответил, что «ее величество королева не должна сомневаться в особом интересе ее императорского величества к положению короля и всей королевской семьи и в ее искреннем желании иного порядка вещей». Несколько дней спустя королева предупредила Симолина через императорского поверенного в делах Блуменсдорфа, что она желает передать ему письмо для императрицы. Однако это первое письмо еще не было доверено Симолину. Когда же 24 декабря в Париж пробрался из Брюсселя для связи с королевой Крафорд, он устроил свидание Симолина с Людовиком XVI, рекомендовав его как самого надежного и обладающего большим тактом дипломата, которого можно послать с поручением к императору. В своем донесении непосредственно Екатерине Симолин с большими подробностями рассказывает о своем тайном свидании с королевой, а затем и королем, во время которого он взял на себя миссию лично доставить письма императору и его канцлеру, а также второе письмо королевы к императрице. Как же реагировала Екатерина II на это обращение к ней французских монархов? В ГАФКЭ сохранился проект ее ответа, в котором она обещает сообщить свое решение лишь после получения соответствующих ответов от венского и берлинского дворов на ее обращение к ним по поводу французских дел. Но это была лишь своего рода отписка, оттяжка окончательного решения вопроса о форме участия в интервенции. Екатерина определенно решила ориентироваться на партию эмигрантов, о чем свидетельствует написанная ею по получении донесения Симолина от 31 января — 11 февраля 1792 г. записка. В этом документе Екатерина II объясняет значение тех нотабене, которыми она отметила ряд мест в указанном донесении. Наиболее интересно двойное нотабене, которым она подчеркивает слова Симолина о том, будто король и королева «признали, что дворянство и парламенты разорили Францию и что банкротство неизбежно». В своей записке Екатерина II раскрывает значение своей пометки. «А вот я, например, не знаю, — пишет она,— каким образом дворянство и парламенты разорили Францию. Им (Людовику XVl и Марии-Антуанетте) это внушают, чтобы отдалить от тех, кто служит поддержкой трона, и от той влиятельной [115] партии, которая могла бы им помочь». Это «выступление против дворянства и парламентов» наряду с предложением «послать графа д-Артура в Испанию», т. е. парализовать деятельность «партии принцев», ей кажется настолько нелепым, что она готова заподозрить самого Симолина, сообщающего ей об этом, в том, что он сделался «орудием демагога». Одобряя поведение Симолина в его готовности сделать «доброе дело» — помочь «несчастным», она в то же время отказывается следовать предлагаемой ими программе действий, считая ее внушенной теми группами, которые «боятся, как бы дворянство, парламенты и принцы не восстановили власти короля». Более того, она ставит в вину королю и королеве то, что они «отстранили всех, кому следовало бы окружать трон, и заявляют, что около них одна сволочь».

графиня де Мей: Завещание Марии-Антуанетты (Писанное на имя Принцессы Елизаветы, сестры Людовика XVI) 5 (16) октября (1793) в четыре часа с половиной поутру. “Пишу к вам, любезнейшая сестра, в последний раз. Я осуждена не на позорную смерть, ибо она существует только, для преступников, но на соединение с вашим братом, Будучи невинна, как и он, надеюсь оказать туже твердость в последние минуты. Я спокойна, ибо совесть ни в чем меня не укоряет. С глубочайшим огорчением оставляю бедных детей моих; вы знаете, что я жила единственно для них. В каком положении, оставляю я вас, добрая и нежная сестра! Вы пожертвовали всем, чтоб не расставаться с нами. Я узнала из актов процесса, что дочь моя разлучена с вами. Ах! Бедное дитя! Не смею писать к ней: она не получит моего письма. Не знаю, получите ли вы сие письмо. Примите для обоих детей моих, мое благословение! Надеюсь, что некогда, пришед в возраст, они будут соединены с вами, и будут в полной мере пользоваться вашими нежными попечениями. Они должны помышлять о правилах, кои я беспрерывно старалась им внушить, что точное дополнение должностей есть важнейшее дело в жизни, что дружба и взаимная доверенность составят их счастье. Дочь моя, в возрасте своем, должна помнить, что она обязана помогать брату своими советами, внушаемыми ей опытностью и дружеством, а сын мой, с своей стороны, обязан оказывать сестре своей все рачения и услуги, внушаемые дружеством. Оба должны чувствовать, что в каком бы состоянии не были, они найдут счастье свое единственно в тесном между собою союзе. Пусть они возьмут нас в пример. Сколько утешений дружба доставляла нам в несчастье! А в счастье, наслаждаемся им вдвое, когда можем, разделить его с другом. И где можешь найти друзей нежнее, любезнее, если не в семействе своем? Сын мой должен всегда помнить последние слова отца своего, которые и я подтверждаю он никогда не должен стараться об отмщении за нашу смерть. Я должна упомянуть о обстоятельстве, горестном для моего сердца. Знаю, сколько этот ребенок причинил вам огорчений. Простите ему, любезная сестра; вспомните о его возрасте и о том, как легко заставить ребенка говорить, что хотят, и даже то, чего он не понимает. Надеюсь, что наступит день, в который он почувствует всю цену ваших милостей и нежности к ним обоим. Остается сообщить вам последние мои мысли. Я хотела написать их в самом начале процесса; но мне не позволяли писать, и притом процесс производился так скоро, что я не имела для того времени. Умираю в религии отцов моих, апостольской римско-католической, в которой была воспитана, и которую всегда исповедовала. Не ожидаю никакого духовного утешения, не знаю, есть ли здесь священники сей религии, и притом им опасно входить в место моего заключения. Усердно молю Бога об отпущении грехов, соделанных мною в жизни моей. Надеюсь, что в благости своей, он услышит последние мои молитвы о принятии души моей в своем милосердии и благости. Прошу прощения у всех, которых я знаю, особенно у сестры моей, в огорчении, которое могла причинить им неумышленно. Прощаю врагам моим зло, которое они мне сделали. Прощаюсь с моими тетками, братьями и сестрами. Я имела друзей; мысль о вечной разлуке с ними и о бедствиях их более всего терзает меня пред кончиной. Пусть они знают, по крайней мере, что я до последней минуты о них помышляла. Простите, добрая и нежная сестра! Желаю, чтоб сие письмо дошло до вас! Помышляйте всегда обо мне. Обнимаю вас и бедных, милых детей моих от всего моего сердца! Боже! Сколь трудно расставаться с ними навсегда! Простите! Простите! Теперь займусь духовными моими обязанностями. Я невольна в делах своих; может быть, приведут ко мне священника, но объявляю, что я не скажу ему ни слова, и что буду поступать с ним, как с человеком совершенно мне чуждым”. Верно с подлинником, написанным рукою Е. В. Королевы Марии-Антуанетты. Министр общей Полиции Королевства Граф де Каз.

МАКСимка: графиня де Мей Спасибо большое за завещание. Я его давно хотел прочитать, т.к. слышал, что оно существует.

графиня де Мей: Рада, что вам понравилось.

Марсель: ОБРАТНАЯ ПРИЧИННОСТЬ У круглой башни Консьержери В воде расквашены фонари. Антуанетта глядит в окно. Парижа нету: в воде черно. Тиха стихия без «высших мер»: Листы сухие, да хрип химер. То факел бьётся, то ночь слепа… Потом ворвётся в тюрьму толпа – Ворота – грудью в булыжный двор: Веревки – судьи, нож – прокурор! Жесток и жуток Париж в ночи, И проституток ждут палачи… Годна в кассандры любая сводня: Причины – завтра, башку – сегодня. Обратным шагом наш мир творится: Из книг – бумагу, Из фильмов – лица, А из Адама наделать глины Готовы яма и гильотина. Суд? Это завтра. А нынче – крак! Причины? Завтра, А нынче – так: Судьба готова, Привычный ход Сквозь Гумилёва К Шенье ведёт… Ведь жизнь – козявка, И C’ est exact : Причины завтра, сегодня – факт. На Гревской площади Бьет барабан, Чернеют лошади И шарабан. Жесток и жуток, Париж – ничей: Ни проституток, ни палачей… А на бульваре висят вдвоём Две жалких твари: Ночь и Вийон… ВАСИЛИЙ БЕТАКИ

графиня де ля Фер: Несомненно, это сильная и волевая натура, но эти качества характера проявились под конец. Мне Мария-Антуанетта очень сильно нравится за смелость, достоинство и гордость.

Анна:

Мадемуазель: Дверь тяжелая, для света – прорезь слева, Стены каменные, сводом – потолок… Завтра – казнь, и сегодня королева Аккуратно тонкий штопает чулок. Быть в лохмотьях королеве не годится – Безупречною должна она явиться В этот день, когда казнит ее народ! Словно сцена, ей воздвигнут эшафот! Король тебя звал «Туанетта», Была ты любовью согрета, Вся жизнь – из солнца и света, Как песня веселая, спета… Ты завтра заплатишь за это – Мария-Антуаннета! Ах, какие были праздники в Версале! Как сияли его ночи при свечах! Как огни их отражались и мерцали На открытых ослепительных плечах! Сотни рук ее готовили наряды, Каждый штрих изящный взору был усладой… Пусть сегодня ей никто не помогал – Не испортит королева завтра бал! Король тебя звал «Туанетта», Была ты любовью согрета, Вся жизнь – из солнца и света, Одно сплошное лишь лето. Ты завтра заплатишь за это – Мария-Антуаннета! Завтра Франция затопит площадь гневом – Долго роскошью манил ее Версаль! Завтра – казнь, и красотку-королеву Никому из прежних подданных не жаль… Чужестранка, чужестранка-австриячка! Звал тебя народ «проклятая гордячка», И такою ты взойдешь на эшафот – Не обманет королева свой народ! Король тебя звал «Туанетта», Была ты любовью согрета, Сиянием высшего света… Теперь ты заплатишь за это! Ты вскоре заплатишь за это – Мария-Антуаннета… Дверь тяжелая, для света – прорезь слева, Стены каменные, сводом – потолок… Завтра – казнь, и сегодня королева Аккуратно тонкий штопает чулок. увы, автора не знаю

Анна: Н.Агнивцев "Мария Антуанетта" И перед пастью гильотины, Достав мешок для головы, Палач с галантностью старинной Спросил её:"Готовы ль Вы?" В её глазах потухли блестки И как тогда в игре в серсо: Она поправила прическу И прошептала:"Вот и все!".

МАКСимка: Дорогие форумчане, как вы считаете, являлась ли Мария Антуанетта изменницей, когда она призывала Австрию создать военную коалицию вооруженных сил, чтобы испугать французов, ни о каких конкретных действиях речи не шло. Также после объявления Людовиком XVI войны Австрии она посылала сведения о планах француского командования Мерси, при этом Антония Фрэзер пишет " новой навязчивой идеей королевы стало не допустить раздела Франции Австрией, в особенности, восточной части, где говорили на немецком". По вашему, Мария предала интересы Франции, она так и не стала настоящей француженкой?

МАКСимка:

МАКСимка:

Тараканий ус: В серии журналов "100 человек, которые изменили ход истории" есть номер про Марию Антуанетту. Журнал очень красивый, красочный, с большим количеством картин, гравюр. Если надо, могу отсканировать весь журнал и выложить.

МАКСимка: Тараканий ус , Господи, конечно надо. Был бы вам очень благодарен.

Тараканий ус:

Тараканий ус: к сожалению, страницы немного урезаны по бокам, т.к. формат журнала немного шире моего сканера

Тараканий ус:

Тараканий ус:

Тараканий ус:

Тараканий ус: Уф, всё!

МАКСимка: Тараканий ус пишет: Уф, всё! Спасибо большое.

МАКСимка: Памятник Марии в Chapelle expiatoire, церкви, которая была воздвигнута в 1815 году на месте обнаружения останков Людовика XVI и Марии Антуанетты

МАКСимка: Бюст Марии Антуанетты, Эрмитаж

графиня де Мей: 1774 год, из письма Марии-Антуанетты к брату, будущему императору Иосифу II: "Признаюсь вам, что политические дела мне не подчинены. Природная подозрительность короля поддерживалась прежде всего его гувернером еще до нашего брака. Господин де Ла Вогюйон напугал его, внушив, что его жена мечтает захватить над ним власть, и этот же черный человек пичкал своего подопечного всякими выдумками против Австрийского дома. Господин де Морепа, едва ли не с теми же намерениями и злобой, счел нужным поддерживать эти идеи в короле. Господин де Вержен также разделяет их взгляды и, возможно, через свою иностранную корреспонденцию пытается распространять ложь и всякие измышления. (…) Я не таю иллюзий относительно моего положения и знаю, что в области политики не являюсь сколько-нибудь заметным авторитетом для короля. (…) Так что мои признания, дорогой брат, не могут обнадежить в отношении моего самолюбия, но я не хочу ничего от вас скрывать. (…)».

Клод Моне: Мария Антуанетта (работы Джорджа Стюарта) Мария Антуанетта в 1779 году. Мария Антуанетта в Трианоне. Мария Антуанетта с детьми. Вдова Капет ( Мария Антуанетта в 1793 году ) Марию Антуанетту ведут к месту казны (16 октября,1793 года)

МАКСимка: Имя Марии Антуанетты ассоциируется с окончательной потерей авторитета и падением французской монархии. Репутация королевы хрупка, ибо она только женщина, но крайне существенна для престижа династии, потому что она – мать дофина. Тень на имени королевы означает колебание трона и короля, которого в подобном случае признают слабым и излишне снисходительным, а также – угрозу для наследника престола, ибо она ставит под сомнение законность наследования. Конечно, и до Марии Антуанетты бывали легкомысленные королевы, дававшие гораздо более веские основания для обвинений. Королева Марго прославилась своей распущенностью и солеными шутками, что навлекло на нее крайнюю недоброжелательность. Анна Австрийская, героиня дерзких Мазаринад, также не избежала резких обвинений своих врагов, и лишь гражданская война и конечная победа королевы регентши положили конец зубоскальству. Мария Антуанетта, напротив, оказалась жертвой настоящей, заранее спланированной акции с целью дестабилизировать монархию и поразить ее прямо в сердце. Атака на королеву, самое уязвимое звено в династической цепи, планировалась не только ради дискредитации супруги и матери, она ставила под вопрос достоверность самой королевской власти именно в тот момент, когда правящий режим оказался под огнем непрерывной перестрелки пререканий реформаторов. Бросить упрек в адрес королевы означало унизить короля, скомпрометировать его достоинство, поставить под сомнение его способность управлять страной и легитимность его наследника. Во времена Людовика XVI злоба поразила одновременно все три стороны династической триады – короля, королеву и дофина – потому, что нашелся подходящий повод для наступления, способный поколебать всю систему до основания. Королева – это не просто женщина. Подобно своему супругу, хотя и в меньшей степени, она окружена ореолом божественности, который с момента коронации возвышал короля над простыми смертными. И если на королеву падала тень сомнения, это было как смертельный яд, разливавшийся по всему организму монархии. Чтобы спровоцировать необходимую ей борьбу, извращая факты, революция обрушила на Марию Антуанетту потоки грязи, пытаясь оправдать свою жестокость или хотя бы придать ей вид правосудия. Но не стоит полагать, что революционеры сами выдумали всю совокупность нелепостей, вследствие которых несчастной королеве пришлось взойти на эшафот. Революция явилась логическим следствием идеи, восходившей к традициям старого режима, к пересудам придворных и министров, принцев и членов парламента, к творчеству сочинителей постыдных пасквилей, которых нередко оплачивали высокопоставленные заказчики, чтобы утолить свои нездоровые желания, ненависть и честолюбие. Не следует удивляться также и тому, что у истоков клеветы и преступления стояли знатные вельможи, принцы и министры. Ведь основной причиной ненависти этих могущественных людей к Марии Антуанетте была политика, угрожавшая их влиянию и опасная для тех страстей, которые побуждали их к действию. Молодая, простодушная, неопытная в той Области корыстных интересов, которая вносит раздор между людьми, королева по своему неведению оказалась жертвой и ставкой в борьбе противоборствующих партий – слишком благородное слово для обозначения группировок, своими происками разобщивших двор, не останавливавшихся ни перед какими, даже самыми гнусными средствами ради достижения своих целей. Истинной же виной молодой Марии Антуанетты, невольно оказавшейся ставкой в матримониальной стратегии, виной, непростительной с точки зрения ее врагов, явились знаменательный разрыв французской дипломатической традиции и переход в оппозицию всех сторонников политики прежних международных соглашений. То есть брак дофина, будущего Людовика XVI, с австрийской эрцгерцогиней расценивался как отступление и отход с завоеванных позиций. Франция эпохи Бурбонов, погруженная отчасти в реальные, отчасти в обусловленные обычаями заботы, с каждым столетием все больше становилась противником Австрии. Но со времени Парижского договора, столь унизительного для французского величия, в самого опасного конкурента и грозного противника превратилась Англия. Следовательно, Шуазель совершенно правильно переориентировал направление дипломатических усилий и, отказавшись от привычных союзов, презрев предрассудки, искал сближения с Австрией и Испанией. Приверженцы традиции и конформизма возбудили мощную интригу, которая, при ненависти ко всему австрийскому, была направлена против тех, кто претворял в жизнь бесчестье и поражение, как метафорически именовали австрийский брак, то есть против Людовика XV и его министра. Не решаясь открыто назвать себя французской партией, обвиняя своих противников в трусости и измене, эта группировка признала своим лидером герцога Беррийского, наследника короны, который до конца жизни оставался ярым противником международной политики Людовика XV и Шуазеля. После смерти герцога его место занял д'Эгийон, которому при помощи мадам Дюбарри удалось добиться отставки Шуазеля. Таким образом, юная Мария Антуанетта прибыла во Францию в момент наивысшего триумфа своих врагов. Д'Эгийона поддерживали духовенство, партия ханжей, иезуиты и прочие, объединенные ненавистью к министру философу Шуазелю, и все они выступили против его протеже Марии Антуанетты, которая в силу его «кощунственного» выбора стала супругой дофина, а вскоре после этого – королевой Франции. Амбиции императрицы Марии Терезы позволили приумножать злобные нападки на ее дочь, и д'Эгийон без труда направил против дофины волнения и недовольство, вызванные разделом Польши в 1772 году: Австрия как никогда ясно выглядела исконным противником Франции, и нельзя было полагаться на ее дружбу. Те, кто со всей проницательностью возвещал это, не спешили расставаться со своим мнением. И вот представилась прекрасная возможность бросить тень на Марию Антуанетту: как же можно доверять верности и самоотверженности этой дочери Марии Терезы, «австриячке», как ее прозвали, безусловно, сохранившей в душе преданность к покинутой ею родине? В действительности доверчивая дофина в расцвете своих семнадцати весен крайне мало интересовалась политикой. Наивная и склонная к проказам, она очень слабо разбиралась как в сущности закулисной борьбы, объектом которой она стала, так и в причинах враждебности, далеко выходивших за пределы ее персоны. Быстро офранцузившаяся и вобравшая в себя парижский дух, она помышляла лишь о веселье, играх, балах и развлечениях, нарядах и гуляньях. С давних пор подготавливаемая к браку с Людовиком XVI, она в течение всего этого времени старалась приладиться к французским обычаям и капризам французского темперамента. Ее мать, дальновидная женщина, ничего не предпринимавшая впопыхах, с детства готовила ее к браку с французским королем. Поэтому девочка получила истинно французское образование, и ничто не было упущено в обучении ее французским манерам, языку и образу жизни. Произношением и пением она занималась с французскими актерами, ее парикмахером служил выходец из Парижа, и этого оказалось совершенно достаточно, чтобы превратить женщину, будь она родом хоть из глубины Карпатских гор, в истинную парижанку, которую не могли не признать своей ни двор, ни столица. Первостатейная француженка до кончиков ногтей, образованная и насмешливая, остроумная и легкомысленная, она была воспитана своим учителем аббатом де Вермоном, которому и обязана как лучшими, так и худшими чертами своего характера, в частности манерой подавления окружающих жестокой иронией, обижавшей и ранившей сердца. Как же раздражала недоброжелателей в молодой дофине, а позднее в королеве, эта постоянная готовность к издевке с бесцеремонностью, которую могли позволить себе красота и вседозволенность королевы! Описание своей ученицы аббатом Вермоном, обходившимся с ней то излишне сурово, то чересчур снисходительно, рисует нам молодую девушку, в которой заметнее всего проступали доброта, приветливость и живость характера. Ее знания были поверхностны, хотя наставник честно пытался пробудить в ней интерес к истории Франции, ее обычаям и образу правления, не обойдя вниманием также искусство, законодательство и нравы, коснувшись в общих чертах «всего, что может понадобиться в жизни». И вот молодая принцесса, полная юношеской прелести и радости жизни, без глубоких познаний, не наделенная особо сильным характером, предстала перед французским двором, где не любили ни слишком сильных личностей, ни чересчур подозрительных особ. Но равным образом здесь не выносили глумливой насмешки – а эта черта в Марии Антуанетте была замечена очень скоро – и фрондерства в манерах и речах. Но как бы там ни было, эта очаровательная прелестница в 1770 году стала супругой дофина. Своей молодой жене угрюмый и застенчивый Людовик не выказывал особой предупредительности. Его гувернер герцог де Ла Вогюйон, избранный под влиянием герцога Беррийского, ценившего его благочестие, слабо подготовил наследника престола к исполнению супружеских обязанностей, внушив ему страх перед женщинами и воспитав в духе стремления к покаянию и к умерщвлению плоти, чем и объясняется поначалу прохладное отношение Людовика к Марии Антуанетте. После свадьбы Ла Вогюйон не отступил от своих принципов, наблюдая за молодой парой и побуждая Людовика отдаляться от жены, которая однажды, когда это ей окончательно надоело, высказалась таким образом. «Господин герцог, – заявила она, по словам Гарди, – господин дофин находится в таком возрасте, когда ему уже не нужен гувернер, а мне не нужен шпион. Поэтому прошу вас больше не показываться мне на глаза». Мария Антуанетта умела выбирать самые подходящие выражения, чтобы возбудить к себе непримиримую вражду. Но легкомысленные выходки, страсть к веселью и вкус к удовольствиям, свойственным ее возрасту, были не единственной заботой дофины; она хотела всегда и во всем оставаться независимой, и это стремление еще больше усилилось в ней, когда она сделалась королевой. Однако это желание, каким бы естественным оно ни казалось, выглядело несколько неуместно при французском дворе, где ее положение требовало большой осторожности и где она оставалась объектом постоянного надзора. Женщины подсматривали за ней – дочери Людовика XV, даже мадам Аделаида, а также дуэньи вроде очень влиятельной мадам де Марсан или мадам де Ноай, которая истово блюла священный церемониал и строго следила за соблюдением этикета. Мария Антуанетта приходила в раздражение, не понимая, что такой часто мелочный надзор был ее лучшей защитой, ведь, окруженная недоверием, она нуждалась в покровительстве. Однако не следует удивляться ее острому чувству зависимости, она ощущала свое подчиненное состояние как несправедливость и со всей живостью юного возраста пыталась отомстить за обиду своим бестактным наставницам. Она делала это без злого умысла, и ее мщение сводилось к грубоватым шуткам, которые обидчивость возводила в степень преступления. Безобидной игрой слов Мария Антуанетта порождала у своих уязвленных жертв резкое недоброжелательство. Разумеется, не было никакого дурного умысла в том, чтобы наделить насмешливыми прозвищами стареющих дам, окрестив их «вековухами», называть придворных недотрог «поднятыми воротниками» или «почтой» разносчиков слухов, но все, награжденные ею этими забавными прозвищами, никогда не могли простить ту, которая потешалась над их достоинством. Озлобленность росла, недоброжелательство увеличивалось, и Мария Антуанетта, почувствовав, что ей нужны подруги, наметила несколько молодых женщин и сблизилась с ними. Среди них были мадам де Пикиньи, мадам де Сен Мегрен (интриганка, подсунутая Л а Вогюйоном и быстро разоблаченная), мадам де Косее, позже мадам де Ламбаль. А в сердцах не попавших в их число закипела ревность. В тот момент, когда этой женщине, которую подавали как врага Франции, выпало взойти на трон, ее со всех сторон окружала недоброжелательность, и даже ее супруг начал вызывать недоверие у Ла Во гюйона. Собственный наставник стал относиться к нему значительно прохладнее. В таком неустойчивом положении исправить все могло возвращение Шуазеля на пост министра. Партия ханжей и все недруги молодой королевы, предвидевшие возможность такого поворота событий, были начеку. Мадам Аделаида, герцог д'Эгийон и иезуит Радонвилье имели большое влияние на Людовика XVI и навязали ему Морепа, близкого родственника д'Эгийона, давнишнего наперсника герцога Беррийского, такого же, как и герцог, заклятого противника Шуазеля, мадам де Помпадур и их проавстрийской политики. Он окружил себя людьми, близкими герцогу Беррийскому, вроде Де Мюи, или враждебными австрийскому дому, вроде Верженов. Несмотря на присутствие Тюрго, министерство иностранных дел в тот момент совершенно определенно не благоволило Марии Антуанетте, а мадам Аделаида, всегда оказывавшая на короля большое влияние, добавила сюда подозрение в легкомысленных и неосмотрительных действиях королевы. Собственно говоря, окружение не хотело ничего ей прощать, и малейшая инфантильность возводилась в преступление, по мнению этих добрых, горевших возмущением людей, заслуживающее отречения от престола. Когда на следующий день после коронации новая королева принимала поздравления от придворных дам, один незначительный инцидент вновь распалил их гнев. Одна из фрейлин удостоилась насмешки за свой возраст, и королева веером прикрыла улыбку. Это вызвало всеобщее возмущение. На королеву негодовали за отсутствие уважения к респектабельным женщинам, и на следующий день в Версале распространилась песенка – настоящий шантаж в пользу отречения: Двадцатилетняя малышка королева, Так к людям относиться не годится, Вы снова попадете за границу. Немного позже маленькая невинная забава добавила ей вины. Пожелав увидеть восход солнца, королева однажды отправилась на вершину горы Марли в обществе своих фрейлин и герцога Шартрского, но без сопровождения короля. Этого оказалось достаточно, чтобы поднялся шум, позорящий ее в высшей степени, и тут же возник злобный пасквиль «Пробуждение Авроры», полный клеветнических намеков. Коварство двора компенсировалось популярностью королевы среди французского народа. Ее считали капризной и шаловливой красавицей, но она славилась великодушием, милосердием и щедростью. Эти же качества стали приписывать и Людовику XVI в надежде, что его царствование будет добрым и благополучным. В королеве было много благопристойности и простоты. Не обладая влиянием на министров, она так же мало могла повлиять и на короля, человека, от природы замкнутого, и удерживалась министрами на втором плане. Мария Антуанетта не обманывалась относительно своего положения и жаловалась своему брату, Иосифу II, как свидетельствует это письмо, опубликованное Фон Арнетом и приведенное Гонкурами в их биографии королевы: «Признаюсь вам, что политические дела мне не подчинены. Природная подозрительность короля поддерживалась прежде всего его гувернером еще до нашего брака. Господин де Ла Вогюйон напугал его, внушив, что его жена мечтает захватить над ним власть, и этот же черный человек пичкал своего подопечного всякими выдумками против Австрийского дома. Господин де Морепа, едва ли не с теми же намерениями и злобой, счел нужным поддерживать эти идеи в короле. Господин де Вержен также разделяет их взгляды и, возможно, через свою иностранную корреспонденцию пытается распространять ложь и всякие измышления. (…) Я не таю иллюзий относительно моего положения и знаю, что в области политики не являюсь сколько нибудь заметным авторитетом для короля. (…) Так что мои признания, дорогой брат, не могут обнадежить в отношении моего самолюбия, но я не хочу ничего от вас скрывать. (…)». Даже лишенная власти королева остается королевой, и даже при таком дворе, как французский двор Людовика XVI, где пышно цвели алчность и интриги, придворные совершенно естественно спешили снискать ее благосклонность, и если им это не удавалось, росло число ее недругов. Дружба королевы и связанные с этим блага были предметом самого жесткого соперничества. Самая незначительная милость к кому то одному вызывала сильнейшее раздражение у всех остальных и стоила счастливцу неприязни окружающих. То, что Мария Антуанетта демонстрировала привязанность к своему брату, что вполне нормально между родственниками, вызывало не просто порицание, а постоянно подпитываемое предубеждение против «австриячки». В 1775 году эрцгерцог Максимилиан посетил Париж. Тотчас между французскими принцами крови и австрийским гостем начались пререкания по поводу этикета и старшинства, и Мария Антуанетта совершенно естественно поддержала сторону своего брата. Этого оказалось достаточно, чтобы укоренившаяся подозрительность вспыхнула с новой силой, и молодую королеву обвинили в том, что она слишком горячо отстаивает интересы Австрии, чем порождает антифранцузские настроения. Ее друзья вызывали недовольство двора по причинам более общего характера. Когда королева демонстрировала свое расположение к мадам де Ламбаль, которую она назначила обер гофмейстериной, то все фрейлины, не удовлетворенные в своем тщеславии, очень шумно выразили неодобрение по поводу возвышения этой фаворитки на такую важную должность. Дальше стало еще хуже: недовольство двора распространилось на общественное мнение в целом. Сначала это вылилось в насмешку: подтрунивали над головными уборами, прическами и нарядами королевы, но вскоре на нее повесили более серьезное обвинение. Она мотовка, поговаривали в народе, она прожигает государственные средства и толкает к разорению те семьи, где женщины пускаются в непомерные расходы, состязаясь с королевой в элегантности. Эти упреки быстро приняли угрожающий тон, и от кого же они исходили? От придворных дам, менее всего заслуживавших уважения, от тех самых, которые при Людовике XV бесстыдно скомпрометировали себя связями с мадам Дюбарри. Среди них были мадам де Монако, мадам де Шатийон, мадам де Валентинуа, мадам де Мазарен – все они уже давно приблизились к критическому возрасту, вот эти дамы и создали Марии Антуанетте отвратительную репутацию ветреной и беспечной женщины, недостойной своего высокого положения. Благосклонность королевы к Полиньякам вызвала новый взрыв ярости. Королева отметила графиню Жюли и, по прежнему находясь в глубокой изоляции, очень сблизилась с этой новой подругой, щедро одарив как ее, так и ее семью: подарки, дарственные, пенсии посыпались на Полиньяков как из рога изобилия. Представители знати – даже де Ноай – завопили о мотовстве королевы, но при этом руководствовались отнюдь не стремлением к справедливости. Эти благородные придворные меньше всего заботились о благе государства, о расстроенных королевских финансах, подорванных необдуманной щедростью государыни, или о падении престижа короля, против которого поднималась волна общественного мнения. Причина их протестов очевидна: то, что королева пожаловала Полиньякам, проплыло мимо их жадных рук, они чувствовали себя оскорбленными и не могли примириться с такой утратой. Королева наносила и другие раны уязвленному самолюбию придворных: поселившись в Трианоне как частное лицо, она обставила свою жизнь очень скромно и окружила себя избранными ею самой друзьями. Она принимала только тех, кого желала видеть, что вызывало смертельную ненависть остальных, кто не был допущен в этот близкий круг деревенской идиллии. Злоба и ненависть усилились особенно тогда, когда «французская партия» получила дополнительный повод для беспокойства. Король постепенно освобождался от предубеждений и все сильнее привязывался к жене; в 1778 году у них родилась дочь, а в 1781 м на свет появился наследник престола. Таким образом, положение Марии Антуанетты не только упрочилось, но ни у кого не оставалось сомнений, что королева властвовала над своим супругом, и ее влияние на него росло. Подарив жизнь дофину, она стала недосягаема. Версаль полнился слухами, шепотки сопровождали каждую беременность королевы. Называли имена Диллона, Куаньи, Гиня, Ферсена, Лозена, с которыми королева, клеветнически обвиняемая в нарушении супружеской верности, якобы вступала в близкие отношения. Против всех этих атак, заранее рассчитанных на нанесение бесчестья королеве, на утрату ею доброй репутации, доверия короля и общественного мнения, Мария Антуанетта вынуждена была защищаться, и в Людовике XVI она обрела не только глубоко любящего мужа, но и мощную поддержку, которая, однако, в конце концов обернулась против нее же. Если ей удавалось добиться выдвижения кого либо из своих протеже на пост министра, то ей приписывали ответственность за его ошибки и ее обвиняли во всех бедах, постигавших королевство. После долгого неучастия в политике она добилась назначения Кастри на должность министра флота, а Сегюра – на должность военного министра. При поддержке семьи Полиньяк генеральным контролером финансов был выдвинут Калон. Она уже обретала почву под ногами и могла опереться на ведомства, освобожденные от самых убежденных ее недругов, когда вдруг разразился скандал вокруг дела об ожерелье. И Мария Антуанетта, абсолютно непричастная к ходу событий, превратилась в козла отпущения для всех тех, кто действительно был замешан в эту мошенническую аферу и в стремлении выпутаться бросил тень не только на королеву, но, в ее лице, и на весь режим, подрывая к нему уважение. В этом насквозь фальшивом деле с чудовищным обманом, в котором не мог разобраться ни один разумный человек, были гораздо более виновны парламент и его сообщники, чем какая либо бесстыдная воровка, движимая лишь собственной жадностью. Придворные, с удовольствием подхватившие самые невероятные слухи и наслаждаясь травлей королевы, еще раз продемонстрировали низменную природу своей ложной преданности трону и глубокую недальновидность личных корыстных расчетов. Нужно ли рассказывать подробнее о причастности королевы к делу об ожерелье? Все обвинения основывались на показаниях графини де Ла Мот, изощренной интриганки и потаскухи, на которой негде пробы ставить, и ее любовника и соумышленника. Не следует игнорировать и глупую наивность кардинала Рогана с его близорукими притязаниями. Совершенно очевидно, что упреки в адрес Марии Антуанетты лишены основания – хотя бы потому, что такого просто не могло быть. Невозможно поверить, особенно людям, хорошо знакомым с дворцовым этикетом, что королева Франции могла бы ночью в роще поверять какие то секреты опальному кардиналу, которого она к тому же терпеть не могла. Король и его министры допустили абсурдную ошибку, поручив разбираться в этом деле парламенту, в результате чего королева оказалась скомпрометирована, ибо главные судьи вели себя так, как и следовало ожидать: проявляли пристрастность и заботились лишь о привлечении к себе внимания и о собственной популярности. Они оправдали Рогана и дали возможность возвести чудовищные обвинения против королевы. Вместе с супругой короля оказалась скомпрометирована вся монархия, и свобода ничего не выиграла от этого скандала вопреки оптимизму советника Фрето, который так суммировал настроение своих коллег: «Вот, действительно, великое и славное дело! Плут кардинал и королева, замешанная в гнусную махинацию! Какой позор для креста и скипетра! И какой триумф идей свободы!» В последующие годы непопулярность королевы продолжала расти, и в 1787 году в Салоне Лувра не решились выставить ее портрет кисти мадам Виже Лебрен, опасаясь глумления. Ее влияние на короля все еще оставалось значительным, и она сумела добиться выдвижения Ломени де Бриенна, но и этот успех обернулся против нее. Финансовый кризис, углубленный отказом парламента утвердить необходимые реформы, роспуск этого парламента и последствия его оппозиции – все вменялось в вину Марии Антуанетте, которая должна была отвечать и за неразбериху в государстве, и даже за град, повредивший посевы. В канун революции она абсолютно лишилась уважения общественности, короля стали считать снисходительным рогоносцем, а многовековому престижу монархии был нанесен непоправимый ущерб. И наконец, настало время, когда любое, даже самое незначительное выражение почтения к ней сделалось невозможным. Разумеется, нужно учитывать, что правление Людовика XVI пришлось на эпоху отдаления короля и королевы от своих подданных, когда монархия переживала переход от духовного состояния к светскому, в результате чего государь чудотворец трансформировался просто в высшее должностное лицо. Но ничто не предвещало такой сильной дискредитации королевских функций – ни философия просветителей, восхищавшихся «разумным деспотизмом», ни политические теории, которые создавали из ограниченного и контролируемого монарха образец прекрасного правления. И вдруг, чтобы выставить на позор короля и королеву, в стране разразилась жестокая кампания травли и клеветы, нечистых обвинений и гнусной неблагодарности. Слабое звено следовало искать среди тех, кто, внешне оставаясь вне подозрений, был особенно заинтересован в подобном ниспровержении устоев, а побудительные причины многочисленны и хорошо заметны невооруженным глазом. При этом использовались традиционные методы, и применявшие их прошли хорошую практику. Те самые придворные, которые теперь выступали против королевы, в течение нескольких веков направляли свои отравленные жала против королевских фавориток. Людовик XVI допустил ошибку, не заведя фаворитки, и королева заменила собой все. Она была воплощением мечты, тем более уязвимой, что была невиновна, и тем более виноватой, что ее положение оказалось значимее положения королев предшествующих эпох, и поэтому ей пришлось испытать более сокрушительное поражение, чем она полагала, – помимо женской судьбы оказались сломлены и будущее режима, и линия преемственности Короны. На ее собственную семью, на самое близкое окружение обрушилась вся неприязнь и вероломство, так недавно адресовавшееся королевским любовницам. Приезжавшие к ней ее тетки и дочери Людовика XV докладывали ей обо всех проявлениях злобы и мелочной ревности. Ее девери и золовки, особенно честолюбивый и изворотливый граф Прованский, высказавший первые сомнения в законности королевских детей, рассчитывали заполучить корону, если факт адюльтера будет доказан и дофина отстранят от наследования. Можно упомянуть и принца де Конде, уязвленного тем, что королева отказалась принимать его любовницу, мадам де Монако, и герцога Орлеанского, винившего королеву в том, что король чувствовал к нему мало симпатии. К тому же Мария Антуанетта вынуждена была сносить откровенную враждебность ревнивых придворных, раздраженных ее благосклонностью к друзьям. Даже иностранные дворы, например английский или прусский, видевшие в ней залог франко австрийского союза, не щадили ее в выражении неприязни. Мария Антуанетта заслуживала лучшей доли, а не этого заговора враждебности. Превратившись в настоящую француженку и нежно полюбив короля и свою новую родину, она вовсе не была лишена патриотизма. Своему брату, сожалевшему, что она мало заботится о процветании Австрии, она написала: «Я теперь француженка в большей степени, чем австрийка». Хотя родственники и двор первые начали вливать тот яд, который привел Марию Антуанетту к гибели, они быстро нашли позорную лазейку, чтобы переложить свою вину на общественность. Песенки и памфлеты получили широкое распространение и составили настоящую антологию мерзостей, направленных против королевы. Среди этого обилия ложных измышлений действительно отрицательным качеством Марии Антуанетты было совершенно безудержное ребячество: прихоть в одежде и карточная игра, обычная при дворе, которая в данном случае приобрела очень скверную репутацию, потому что шулерам не было числа. Мария Антуанетта увлекалась игрой; если верить Мерси Аржанто, в 1778 году она проиграла сто восемьдесят одну тысячу триста сорок четыре франка. Она посещала также балы в Опере, и это давало хорошую возможность, чтобы дразнить ее из под маски. Ее беспечность, недальновидность и легкомыслие принесли ей наибольший вред. Можно упрекать ее в излишней наивности, вызывавшей необычные ситуации, которые злоба легко преобразила в скабрезные похождения. История с извозчиком может служить примером ее шаловливого характера, но в этом эпизоде также прекрасно видна ее необдуманность. Однажды, когда она отправилась в Оперу с герцогиней де Люинь, при въезде в Парижу них сломалась карета. Она зашла в лавку в ожидании извозчика, а прибыв в Оперу, рассказывала об этом приключении всем, кого она там встретила, как о чем то очень приятном. И вскоре Париж наполнился самыми тревожными слухами: королева подарила кому то рандеву в частном доме, называли даже имя ее избранника (герцог де Куаньи), а также другие имена. И мадам Кампан, которую по причине ее привязанности никак нельзя заподозрить в соучастии клеветнической кампании, описала рост потока вранья, позволившего вывалять королеву в грязи: «Королева, исполненная спокойствия благодаря уверенности в своей невиновности и считая, что все происшедшее никого не касается, с пренебрежением отнеслась к этим разговорам и полагала, что некоторое самомнение со стороны упоминавшихся молодых людей дало основание подобным злым наговорам. Она прекратила разговаривать с ними и даже смотреть в их сторону. Их самолюбие оказалось ущемлено, а желание отомстить ей побуждало их поощрять разговоры о том, что они якобы, к несчастью, ей разонравились». Таким же образом злоба превратила Трианон, где королева со своими друзьями вела скромную и уединенную жизнь, в место дебошей и оргий. Поэтому не приходится удивляться тому, что брат короля принялся с этого времени распространять слухи, мол, королевские дети на самом деле – бастарды, и дофин родился от адюльтера. Немедленно в Париже по этому поводу возникла ироническая песенка: О прелестная Антуанетта, Скажи ка, откуда взялись твои дети? Без сомненья, есть где то планета, Что подарила нам сладеньких этих. Скучно было бы составлять полный список всех памфлетов, посвященных распутной жизни королевы. Среди них стоит упомянуть «Ночи Марии Антуанетты», «Развлечения Антуанетты», «Разоблаченная королева» – по названиям можно судить о содержании. Пасквиль «Любовь Шарло к Антуанетте», опубликованный в 1781 году, начинался без экивоков: О, юная резвушка королева, Ваш царственный супруг неважно вас учил хлыстом, Порой жене потребно вразумление, Чтобы развлечься и не думать о больном. Несмотря на внимание полиции и запреты к продаже, эти памфлеты нередко имели огромный успех. Самым знаменитым из них стал «Исторический экскурс о жизни Марии Антуанетты», выдержавший восемнадцать изданий, не считая многочисленных подражаний. Королеву величали там «подлой Мессалиной» и «инфернальной фурией». Чаще всего авторами этих произведений являлись вымогатели, возможно, даже нечестные полицейские. Так, в 1780 году инспектор Гупиль уведомил министра двора о появлении чрезвычайно клеветнического памфлета и потребовал тысячу экю за то, чтобы представить его. Возникло подозрение, как бы не он сам сочинил сие произведение, затеяв все ради шантажа. По сведениям Барбье, отдельные экземпляры памфлета имели заглавие «Личная жизнь Марии Антуанетты, распутная и скандальная». Если верить мадам Кампан, там содержалась «ужасная клевета, но представленная занятно, что могло оказать пагубное влияние на реноме королевы». Пасквиль сожгли в Бастилии, но уничтоженным оказался не весь тираж. Эта клеветническая кампания началась очень рано. Аббат Будо в Парижской хронике, составленной около 1774 года, написал о молодой государыне: «Вокруг королевы вьются кривотолки; никакой страх перед наказанием не может положить им конца. Их показывают королеве господин герцог Шартрский и господин де Ламбаль, а также мадам де Ламбаль, мадам де Пикиньи и прочие. Это воистину иезуитская крамола канцлера (Мопу) и старых святош теток, которые без устали распускают грязные слухи, чтобы погубить, если окажется возможно, бедную государыню». Дело об ожерелье ускорило полное падение популярности Марии Антуанетты, число памфлетов росло, они становились все более одиозными и дерзкими вплоть до 1788 1789 годов, когда скандальная героиня этого мерзкого мошенничества, мадам де Ла Мот, опубликовала оправдательные мемуары, сопроводив их подложными письмами, которыми якобы обменивались королева и кардинал де Роган. Начиная с 1791 года пропала всякая сдержанность, и полиция уже не затрудняла себя поисками анонимных авторов подобных грязных пасквилей, которые открыто выставлялись в витринах книжных магазинов. Ложь и клевета исходили прежде всего из кабинета министров, они порождались соперничавшими амбициями и распространялись близким окружением Марии Антуанетты, ревнивыми и алчными придворными, которые ловко использовали бессовестных газетных писак, в результате чего королева совершенно лишилась популярности и сделалась ненавистна всей французской нации. Рикошетом сам король оказался выставленным снисходительным простачком, так было подорвано уважение к монархии и утрачен ее престиж. Конечно, многочисленные письмоносцы, лично не знакомые с Марией Антуанеттой, придерживались того же мнения. Но репутация королевы имела огромное значение для королевства, ведь она, отчасти, покоилась на ее чести, поэтому ее и не следовало подвергать прямым ударам ревнивой злобы. Парадоксально, что добропорядочность Людовика XVI определенным образом привела к разразившемуся скандалу. Его безупречная семейная жизнь превратила его супругу в жертву. Для удовлетворения честолюбия одних и злопамятности других следовало иметь при дворе специального человека или козла отпущения, чтобы можно было либо опираться, либо изливать на него накопившуюся горечь: вплоть до эпохи Людовика XV эту сложную роль исполняли королевские фаворитки, в общем то, оберегая королеву, извлекавшую из существующего положения свою выгоду – неизменную почтительность окружения, а штурм вожделений, несправедливость и презрение оставались уделом фавориток. Королевские любовницы концентрировали на себе всю ненависть – наряду с восхищением и хвалами, – что отводило на них любое недовольство и неуважение. Они представляли защитный барьер, охранявший королевскую семью. Марии Антуанетте выпал горький удел не иметь подобного заслона, который, вызвав много ли или мало нападок, в любом случае уберег бы королеву. Порвав с традицией содержания фавориток, Людовик XVI снял защитный экран, и на королеву обрушился поток недоброжелательства, до сих пор бывший уделом тех, само положение которых обусловливало подобное к ним отношение. Монархия не погибает от того, что обуржуазивается или морализуется, хотя это и является частью тех факторов, которые несут ей потерю уважения и гибель.

МАКСимка: Анонимные изображения королевы Марии Антуанетты:

МАКСимка: Альфонс Франсуа. Мария Антуанетта в Консьержери Мария Антуанетта. Автор Жан Мари Рибо Мария Антуанетта. Автор Жозеф Дюплесси Мария Антуанетта. Автор Луи Огюст Брюн

МАКСимка: Мария-Антуанетта. Замок Шантийи Франсуа Дрюа. Дофина Мария Антуанетта. Автор Франсуа Дюмон

Надин: Потрясающе красивая королева! Особенно хорош последний портрет. Какая же у неё судьба несчастная. Сволочи французы!

Луиза Сан-Феличе: Надин пишет: Сволочи французы! Но-но, сударыня! Мария-Антуанетта... "Ординарный характер", - как писал Цвейг. "Танцуйте, господа, танцуйте. Скоро вы все полетите кувырком"(С)

МАКСимка: Луиза Сан-Феличе пишет: Но-но, сударыня! Персонаж несомненно спорный, но ни в коем случае не заслуживающий смерти на эшафорте.

графиня де Мей: Надин пишет: Сволочи французы! Ну, конечно, не все... Хотя меня праздник 14 июля коробит до сих пор. Не понимаю, что там можно праздновать. Для меня история Франции закончилась в 1789 году. МАКСимка пишет: ни в коем случае не заслуживающий смерти на эшафорте. Понять это можно только с политической точки зрения. Для того, чтобы у оппозиции не было вождя - его надо было уничтожить. Любой сколько-нибудь значимый член королевской семьи мог стать символом восстановления монархии. Поэтому их с таким упорством уничтожали. Эгалитэ не берем в расчет - это позор на генеалогическом древе Бурбонов.

Луиза Сан-Феличе: МАКСимка пишет: Персонаж несомненно спорный, но ни в коем случае не заслуживающий смерти на эшафорте. Но и французов "сволочами" обзывать, это тоже очень наивно. Мне больше чем Антуанетту почему-то жалко тех людей, у которых дети плакали без хлеба, в то время, как она развлекалась и меняла шляпки. Ясное дело, что она не была в этом виновата. Но ей было изначально очень много дано, поэтому и спросилось с нее очень много

графиня де Мей: Луиза Сан-Феличе пишет: Но ей было изначально очень много дано, поэтому и спросилось с нее очень много Традиционно королевская корона на голове женщины во Франции - это совсем не то, что королевская корона на голове мужчины. Так что спрашивать с Марии-Антуанетты также строго, как с ее мужа - это не совсем корректно. Мы помним, что лилии лилии во Франции не прядут. А шляпки меняла и Мария Лещинская, и Мария-Терезия, и Анна Австрийская...

МАКСимка: графиня де Мей пишет: Для того, чтобы у оппозиции не было вождя - его надо было уничтожить. Любой сколько-нибудь значимый член королевской семьи мог стать символом восстановления монархии. Зачем было уничтожать вдову? Людовик XVI, Людовик XVII - это одно дело. Вдова - совсем другое. Заграницей находились потенциальные символы монархии - граф Прованский и граф Д'Артуа. Луиза Сан-Феличе пишет: как она развлекалась и меняла шляпки Здесь сплелись множество обстоятельств - и кризис монархии, который уже длился с 1700-х годов, совершенно бестолковое регенство и ещё большее бестолковое правление Людовика XV-Помпадур-Дюбарри. Произведение великих века Просвящения - Вольтера, Дидро, Монтескьё подточили веру народа и в Бога, и в Короля. Мария Антуанетта тратила не больше той же Марии Медичи или Людовика XIV, просто народ был доведён до предела и крайности, поэтому всё замечалось, и революция на долгое время поставила на Королеве клеймо. Конечно нельзя забывать и слабохарактерного Людовика XVI, и практически полное отсутствие сильных и грамотных государственных деятелей на то время. Луиза Сан-Феличе пишет: "Танцуйте, господа, танцуйте. Скоро вы все полетите кувырком"(С) Что касается этой фразы, то это миф. Такой же миф, как "государство - это я" Луи XIV.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: Зачем было уничтожать вдову? Я опять-таки повторяю, что это вопрос политический. Марию-Антуанетту с этой точки зрения уничтожать было целесообразнее, чем оставлять в живых. Вдова она или не вдова - дело десятое. Она была королевой. И могла стать, если хочешь, этаким символом контрреволюции. Как ни кощунственно это звучит, но живая Мария-Антуанетта, пусть даже в тюрьме за пятью замками, была просто опасна. Да-да, даже если ничего не предпринимала. Вспомни судьбу Иоанна Антоновича и еще многих убиенных государей.

Луиза Сан-Феличе: графиня де Мей пишет: Так что спрашивать с Марии-Антуанетты также строго, как с ее мужа - это не совсем корректно. Конечно Вы правы. Просто Антуанетта - это тот персонаж, который у меня не вызывает совершенно никакой симпатии (правда, антипатии тоже не вызывает). графиня де Мей, разрешите Вам засвидетельствовать свое неподдельное восхищение! Восхищение Вашими знаниями и Вашей эрудированностью. Я снимаю шляпу перед Вами.

Луиза Сан-Феличе: МАКСимка пишет: Что касается этой фразы, то это миф Я знаю. Поэтому автора и не поставила Но разве смысл происходящего эта фраза не отражает?

графиня де Мей: Луиза Сан-Феличе, вы меня немного смутили.))

Луиза Сан-Феличе: графиня де Мей пишет: Оффтоп: Луиза Сан-Феличе, вы меня немного смутили.)) Когда говорят правду, то не надо смущаться

МАКСимка: графиня де Мей пишет: Вспомни судьбу Иоанна Антоновича Прости, а причём здесь Иоанн Антонович? Ситуация совсем-совсем другая. Тогда была эпоха дворцовых переворотов, престол мог занять любой член царствующей династии, соотвественно, знаменем мог стать кто угодно. Мария Антуанетта больше никем, фактически, не являлась. Нечто вроде Елизаветы Австрийской, супруги Карла IX, которая после смерти мужа отъехала домой. Но никак не знамя. Знамя, повторяю, находилось заграницей. А Мария Антуанетта вызывала сочувствие. И только. Если бы её отпустили в Вену, то она жила бы там спокойно с дочкой или уехала бы в Швецию. Мария-Терезия, мадам Рояль, тоже являлась символом, который непременно необходимо было устранить? Мария Антуанетта - это горький символ вырожденного, уничтоженного Старого режима со своими предрассудками и недоразумениями, поэтому процесс над ней и смертная казнь - это "долг" каждого революционнера.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: а причём здесь Иоанн Антонович? Только при том, что Иоанн Антонович тоже был своего рода символом - династии, которая могла претендовать на престол. Поэтому он был опасен. МАКСимка пишет: Если бы её отпустили в Вену, то она жила бы там спокойно с дочкой или уехала бы в Швецию Ой ли? А вдруг бы она вернулась? И собрала вокруг себя сторонников? Когда идет борьба за власть - люди не гнушаются ничем. Я тебе только это хотела доказать. Марию-Антуанетту - еще раз сорри за кощунство - надо было устранить. Исключительно с политической точки зрения. МАКСимка пишет: Мария-Терезия, мадам Рояль Мария-Терезия - это "недоработка" революционеров. Но, согласись, харизма у нее была не такая, как у матушки. Мария-Терезия была не очень опасна. Хотя будь я на месте Робеспьера и прочих - я бы ее тоже устранила. Только ради бога не понимай все буквально. Просто таковы законы политики. МАКСимка пишет: Мария Антуанетта - это горький символ вырожденного, уничтоженного Старого режима Скорее, нет - это символ перемен. При Старом режиме королев обычно не казнили. Во Франции.))

МАКСимка: графиня де Мей пишет: Поэтому он был опасен. Он был опасен потому, как Елизавета совершила государственный переворот при поддержке гвардии и сместила действующую власть. Конечно его следовало устранить. (и то это сделали в самый последний момент, заметь). Всё равно не вижу связи с Марией Антуанеттой. графиня де Мей пишет: А вдруг бы она вернулась? Куда бы она вернулась? Кому она была нужна, тем более в таком уже состоянии? Мог вернуться Людовик XVIII. Править предстояло ему. графиня де Мей пишет: Мария-Терезия - это "недоработка" революционеров. Да? И что, она как-то помещала Новой Франции, живя за границей? Какая польза была от её уничтожения? графиня де Мей пишет: Скорее, нет - это символ перемен. Да нет же, она - символ монархии, которую с такой жестокостью уничтожали. Памфлеты сделали своё дело, с супругой "тирана", лесбиянской и кровосмесительницей, кровопицей народа необходимо было разделаться.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: Да нет же, Ой, ну мы с тобой о разном говорим. Поэтому предлагаю спор закончить. А то получается как в поговорке про Фому и Ерему.

Надин: Спасибо большое за эти фотографии и портреты. Особенно хорош портрет 1778 года. Этот портрет показывает, что она была изумительной красавицей. С недавних пор Мария-Антуанетта стала моей настоящей страстью. Пишите статей о ней побольше. А я буду писать мои впечатления. Я читала много ваших статей о Марии-Антуанетте, и я в восторге. Спасибо вам завашу деятельность.

Надин: Предлагаю начать с истории любви Акселя Ферзена и королевы Марии-Антуанетты. Что выдумаете об этой любви?

Надин: Всё же я считаю, и ничто меня не переубедит, что Мария-Антуанетта не заслуживала такай жестокой судьбы. Она была добра, много жертвовала на благотворительность(наверное единственная из всей королевской семьи). Человек виновный не может демонстрировать такую силу духа, какую показала она на суде и на казни. Не даром сам Мирабо назвал её "единственным мужчиной в королевской семье".

графиня де Мей: Надин пишет: Не даром сам Мирабо назвал её "единственным мужчиной в королевской семье". В таком случае вопрос к этому мужчине: а что ж так мало было сделано, чтобы не случилось революции?

МАКСимка: Надин пишет: Человек виновный Конечно, она и была невиновна. По крайней мере в том, в чём её обвиняли. графиня де Мей пишет: а что ж так мало было сделано, чтобы не случилось революции? А что по-твоему Антуанетта могла сделать?

Надин: Конечно Мария-Антуанетта могла бы тратить деньги поскромней. Но согласитесь, что она слишком дорого заплатила за свои ошибки. Гораздо дороже нежели стоил Трианон или наряды с драгоценностями. А что касается того, могла ли она что-либо сделать, мне кажется что уже никто не мог. Такое было время и (я конечно не хочу всё свалить на Людовика16, но всё же) такой был король. Какой-то долгоживший дворянин однажды сказал такие слова, когда стал свидетелем бунта народа, открыто критикующего решение короля не ставить "Женитьбу Фигаро" Бомарше:" При Людовике 14 нород молчал, при Людовике 15 тихо ворчал, а при Людовике 16 кричит." По-моему эта фраза объясняет многое.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: А что по-твоему Антуанетта могла сделать? Начнем с того, что королева могла бы с большим пиететом относиться к авторитету своего мужа. Ведь не секрет же, что Мария-Антуанетта своего презрения к мужу не скрывала. С таких вещей многое начинается. К тому же, если мы берем за отправную точку высказывание Мирабо, то "как единственный мужчина в семье" королева не то что могла, а была обязана взять на себя решение ключевых вопросов в королевстве. Поскольку ничего этого не было, я делаю вывод - Мария-Антуанетта пострадала, все-таки, не зря. Каждый отвечает за свои ошибки. И иногда не сделанное оценивается строже, чем сделанное. Знаю, что тебе дорог образ Марии-Антуанетты, но мы ведь сейчас откидываем личное отношение, не так ли? Надин пишет: Но согласитесь, что она слишком дорого заплатила за свои ошибки. Гораздо дороже нежели стоил Трианон или наряды с драгоценностями. Все субъективно. Если говорить об ужасающем положении экономики и народа, то не так уж дорого.

МАКСимка: графиня де Мей пишет: Знаю, что тебе дорог образ Марии-Антуанетты, но мы ведь сейчас откидываем личное отношение, не так ли? Конечно! графиня де Мей пишет: Каждый отвечает за свои ошибки. За какие ошибки отвечала Мария Антунетта, если она не глава государства? За мужа-тюфяка? Или за то, что он не мог с ней переспать? Или за трату огромных сумм, которые ей с лёгкостью выдавали? Намного больше виновен тот же Людовик XV в кризисе власти, чем Антуанетта, которая являлась лишь супругой короля и должна была выполнять только представительские и благотворительные функции.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: Намного больше виновен тот же Людовик XV Оставим Людовика 15. К моменту начала царствования и Генриха 4 тоже было все ужасно с финансами и т.д. Как тут очень просто выразилась Надин "могла бы тратить поскромнее". Хотя бы в этом виновата. К тому же, меня удивляет тот факт, что будучи дочерью австрийских императоров, Мария-Антуанетта, как выясняется, была весьма дурно воспитана. Я говорю сейчас о политике. Казалось бы - она с рождения должна была усваивать политические уроки... Такого не было. Но кто мешал ей, став государыней, начать эти уроки брать? Девушка предпочла другое - другое и получила. Так что именно это я считаю ее ошибкой. Легко сваливать все на мужа-тюфяка. Кстати, при таком тюфяке легче было бы взять все в свои руки. Не напрямую, конечно, нужен тонкий подход. МАКСимка пишет: а то, что он не мог с ней переспать? А вот об этом, желательно, чтобы вообще никто ничего не знал.

МАКСимка: графиня де Мей пишет: К моменту начала царствования и Генриха 4 тоже было все ужасно с финансами и т.д. Нет, это совсем разные эпохи. XVII век, век Контрреформации - это полное доверие народных масс к королевской власти, носящей сакральный характер. А если говорить о веке Просвещения, тем более о второй его половине, то все назревшие и замусоленные лозунги и мысли теоретиков-говорилок захотелось претворить в жизнь. Ни король, ни церковь уже не обладали такими непрекосновенными функциями. Критика, памфлеты сделали своё дело. Печатные станки Пале-рояля тоже постарались. графиня де Мей пишет: Казалось бы - она с рождения должна была усваивать политические уроки... Хорошо. Сравним мастера в политике Екатерину Медичи и Марию Антуанетту. Обе иностранные принцессы, обе выданы замуж за французских принцев, обеим на момент бракосочетания по 14-ть лет. Что же сделало из Екатерины мастера? Во-первых, её происхождение и бурное детство. Здесь и комментировать нечего. Она не в застенках Шенбруна или Ховбурга просидела. Дальше - она, до 1547 года, уже 14 лет жила при дворе Франциска I, у которого многому научилась. Потом началось царствование Генриха II и её номинальное. Тут и пошло поехало - интриги, борьба кланов Монморанси-Гизов, стоящая между ними Диана де Пуатье, активные военные действия и религиозные проблемы. Мария Антуанетта, кроме своей матушки, а потом золотой клетки Версаля ничего более не видела. Откуда она могла чему научиться? От Дюбарри или напомаженных павлинов, разгуливающих по дворцу? графиня де Мей пишет: Девушка предпочла другое - другое и получила. Она не предпочла, она влезла в водоворот,в который её втянуло развратное аристократическое общество века Просвещения. графиня де Мей пишет: А вот об этом, желательно, чтобы вообще никто ничего не знал. Это правда, но вопрос совсем тонкий. Марии была нанесена психологическая травма.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: это совсем разные эпохи. Разве я утверждала обратное? МАКСимка пишет: XVII век, век Контрреформации - это полное доверие народных масс к королевской власти, носящей сакральный характер. Ой ли? Много ли было сакрального в отношении к Генриху 4, которого убил Равальяк. МАКСимка пишет: Сравним мастера в политике Екатерину Медичи и Марию Антуанетту. Я против сравнений. Они не объективны. Ситуация у этих двух королев была слишком различной. У Екатерины толком не было семьи, и ей пришлось многому учиться самой. А тепличное растение Мария-Антуанетта не потрудилась взять даже те уроки, которые были на поверхности. МАКСимка пишет: Откуда она могла чему научиться? От Дюбарри или напомаженных павлинов, разгуливающих по дворцу? Во-первых, она могла читать книги, как это делала Екатерина Вторая, тоже иностранная принцесса. Во-вторых, самые действенные уроки бывают не благодаря, а вопреки. Но это у сильных натур. У слабых или слабовольных наоборот - им не хватает терпения на то, что преподносят на блюдце, а учиться чему-то вопреки им трудно и больно. МАКСимка пишет: её втянуло развратное аристократическое общество века Просвещения. Очень плохое общество. Очень хорошая Мария-Антуанетта. Так не бывает. Почему дети из одних благополучных семей заканчивают вуз, а другие становятся наркоманами? Потому что одни имеют склонность к образованию, а другие - к дурным наклонностям. И тут дело не в обществе. А в человеке. В наличии или отсутствии у него стержня. МАКСимка пишет: Марии была нанесена психологическая травма А ее мужу???

МАКСимка: графиня де Мей пишет: Много ли было сакрального в отношении к Генриху 4, которого убил Равальяк Это совсем другая история, и ты это знаешь, прочитав Мунье. Равальяк - фанатик, возможно, купленный фанатик. Я говорю о самой природе королевской власти, авторитет которой был крайне высок в сознании французского народа XVII века. графиня де Мей пишет: А тепличное растение Мария-Антуанетта не потрудилась взять даже те уроки, которые были на поверхности. Не потрудилась взять? А ей кто-то пытался преподать эти уроки в конце концов? графиня де Мей пишет: У слабых или слабовольных наоборот - им не хватает терпения на то, что преподносят на блюдце, а учиться чему-то вопреки им трудно и больно. Я не сужу об Антуанетте как о величайшей государыне. Я лишь хочу сказать, что она нисколько не виновата в том, за что её казнили. Она была недостойна такой участи. Сравнение с Екатериной также не объективно. Разные личности, совершенно разные ситуации, разные государства. графиня де Мей пишет: Очень плохое общество. Очень хорошая Мария-Антуанетта. Плохое общество и незрелая, несформировавшаяся принцесса. Общество и обстоятельства играют очень и очень большую роль. графиня де Мей пишет: А ее мужу??? Во-первых, виноват муж, а обвиняли жену. Во-вторых, он мужчина. А в-третьих, он как рос в Версале, так и рос. Его не вырывали из одной клумбы и не сажали в другую в 14-нем возрасте.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: прочитав Мунье. Вот именно, прочитав Мунье! Который делает вывод не о заказе на убийство, а о других вещах - о том, что убийство Генриха непременно произошло бы, именно потому, что в отношении к нему не было ничего сакрального! И приводит к тому достаточно много доказательств! МАКСимка пишет: А ей кто-то пытался преподать эти уроки в конце концов А мальчику Михайле Ломоносову кто преподал урок пойти пешком в Москву? Дело не в том, дают ли уроки в чистом виде, а в том, насколько человек сам готов их искать. Я уже говорила - читайте книжки. В них много что написано. Мария-Антуанетта читала??? МАКСимка пишет: Я лишь хочу сказать, что она нисколько не виновата в том, за что её казнили. Она - виновата. Она была женой короля. Согласна, что казнь - это ужасно, т.к. это лишает человека жизни. Но я категорически против того, что Мария-Антуанетта ни в чем не виновата. МАКСимка пишет: Плохое общество и незрелая, несформировавшаяся принцесса Даже незрелые люди способны делать выводы. Если они только не дауны. Увидев, что общество плохое, человек решает: примкнуть к нему или нет. Мария Лещинская не была замечена в разврате, когда ее муж гулял направо и налево. Это не сравнение. Это просто ремарка. МАКСимка пишет: виноват муж, а обвиняли жену Муж не был виноват. Виновата была природа. Ему ведь пришлось сделать операцию. А умная жена - кстати - сделала бы вид, что она виновата. Я говорю о жене короля. Потому что такие вещи на обозрение не выставляются, без потери репутации.

Надин: МАКСимка пишет: Общество и обстоятельства играют очень и очень большую роль. Совершенно согласна. Австрийский двор с набожной императрицей очень отличался от развращённого двора Франции с распутным королём. Приехав во Францию, юная принцесса естественно сошла с истинного пути и окунулась в водоворот развлечений. А почему бы молодой красивой женщине не развлекаться, когда ей это позволяют? Её мать далеко, а муж ей позволял всё. Я думаю любая женщина при таких условиях жила бы так как Мария-Антуанетта. Ведь наряды и спектакли веселее политики, согласитесь? Да она, как королева страны, где правят только мужчины и не должна лезть в политику. Она и не лезла. Поэтому она действительно расплатилась за ошибки своего мужа, который не умел принимать решения и не смел сказать никому слова поперёк. Мария-Антуанетта просто женщина со своими женскими слабостями. Зачем же так жестоко с ней поступать? И это страна галантных мужчин!

МАКСимка: графиня де Мей пишет: потому, что в отношении к нему не было ничего сакрального! Сакральное было, но не в сознании всех, конечно. Мешал религиозный фанатизм порой, но дело не в этом. Не будет говорить об отдельных королях, скажем о монархии в целом. С Генрихом IV ситуация не простая. графиня де Мей пишет: Мария-Антуанетта читала??? Не читала. Но всё же Екатерине Медичи помогли не книги. графиня де Мей пишет: Увидев, что общество плохое Как это можно увидеть плохое общество или нет? Каждый решает для себя. Если кругом разврат, богохульства, апатия, то для несформировавшейся личности это - вполне себе нормальное общество. Версаль был закрыт на ключ, заперт, другого общества Мария не знала. графиня де Мей пишет: А умная жена - кстати - сделала бы вид, что она виновата. Какая умная жена? 14-летняя девочка?

графиня де Мей: МАКСимка пишет: другого общества Мария не знала. Разве? А из какого же обществе приехала она? МАКСимка пишет: 14-летняя девочка? Ох, Максим, так и тянет вспомнить сакраментальную фразу Фиилиппа Четвертого - короли от рождения поставлены так высоко, что, грубо говоря, "человеческое им чуждо". Отходит на второй план. И в 14 лет король уже совершеннолетний, кстати. МАКСимка пишет: Не читала. Вот! А почему? Она что в 14 сразу родилась и приехала к французскому Двору? К 14 годам закладывается процентов 30 всех знаний. Так может просто скажем: от природы была ленива, малолюбопытна, не имела склонности к анализу и наблюдениям. Поверхностная, легкомысленная девушка. И Версаль развил эти ее "способности". Надин пишет: естественно сошла с истинного пути А почему - естественно? Потому что в человеке не было стержня. Только и всего. А оправдывать все окружением - это проще всего. Это удобно.

Надин: У неё всё-таки был стержень. На революции она это показала.

МАКСимка: графиня де Мей пишет: Разве? А из какого же обществе приехала она? Австрийское общество - это тоже крайность, из которого Мария с удовольствием вырвалась. Тем более я снова скажу о возрасте. графиня де Мей пишет: И в 14 лет король уже совершеннолетний, кстати. Да рано, это РАНО. Вспомни, сколько Мария Медичи или Анна Австрийская управляли за совершеннолетних сыновей. Такой пороговый возраст был установлен для того, чтобы беспокойное регенство номинально скорее заканчивалось. Ведь регенство - синоним нестабильности. Поэтому и Мария, и Анна с такой радостью объявили о совершеннолетии сыновей. графиня де Мей пишет: Поверхностная, легкомысленная девушка. А что, Мария Медичи была не легкомысленной или может она взапой учитывалась книгами? Или Анна Австрийская? Особенно в молодости. Однако на эшафорт они не взошли. Знаешь, Екатерин Великих было мало.

Amie du cardinal: графиня де Мей пишет: Потому что в человеке не было стержня. Только и всего. Вспоминается ректор Вербицкая. Регалий у нее множество. Её отец Бубнов, видный партиец, был расстрелян, она оказалась в детской колонии среди малолетних проституток, воровок, наркоманок. Шел 1949 год. Ей было 13 лет. Провела там четыре года. Результат - загляните в биографию. Некоторым удается остаться ангелом в аду. А других притягивает плохое. Серьезность можно в себе культивировать. Как и пороки. А у Туанетта была воспитана глубоко верующей матерью. Даже вера не стала оплотом. Мне её очень жаль. Но я не снимаю с неё части вины за её горькую судьбу. И крах монархии.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: Австрийское общество - это тоже крайность, Слушай, ну как это удобно: австрийское общество душило бедную девушку, и она вырвалась во французское... Жертва обстоятельств, и только. Давай так всё оправдывать. Как в старой фоменковской шутке, про то, что газон хороший, солнечная погода, "но все опять против нашей сборной". МАКСимка пишет: РАНО Рано. Но и жили МАЛО. МАКСимка пишет: Однако на эшафорт они не взошли. Считай, что им повезло. Мне интересен наш спор, но мы ни к чему не придем. Потому что тебе нравится Мария-Антуанетта, а мне нет. Мне - по вполне объективным причинам, и я их подробно описала.

МАКСимка: Жили мало. Но согласись, всё же ситуация со времён Карла V изменилась. графиня де Мей пишет: Мне - по вполне объективным причинам, и я их подробно описала. Отлично, мне она нравится не по объективным причинах, и я их не описал. графиня де Мей пишет: Считай, что им повезло. Да, Анне точно повезло. У неё был богатый опыт участвия в интригах и в трудный момент был Мазарини, хотя книгами она не зачитывалась, уверен. Но это уже другая тема.

Надин: Но всё же нельзя судить человека без определённых доказательств и по документу, не имеющему элементарной исторической точности. Про обвинение в инцесте я даже писать не хочу, очень неприятно. Чтобы осудить человека нужно иметь чёткие доказательства, коих не было представлено революционным трибуналом.

МАКСимка: Надин пишет: Чтобы осудить человека нужно иметь чёткие доказательства, коих не было представлено революционным трибуналом. Они даже не смогли предъявить доказательства, уличающие Королеву в передачи сведений Империи во время войны.

Надин: Да они вообще суд провели нечестно. Было ясно понятно, что их целью было не разобраться, а послать королеву на эшафот. Свидетелей против королевы было множество, но хоть бы один сказал что-нибудь внятное и имеющее доказательства. А она выдержала всю эту клевету с таким достоинством! Несмотря ни на что, я восхищаюсь этой королевой.

Надин: А на самом ли деле отсечённая голова Марии-Антуанетты открыла глаза? Или это только миф?

Snorri: Надин Теоретически такое возможно: мозг может прожить без поступления крови до одной минуты. Но что до Марии Антуанетты, кто знает :-)

МАКСимка: Считаю, что необходимо выложить все материалы, связанные с пребыванием Марии-Антуанетты в Консьержери: Камера-одиночка Марии Антуанетты воссоздана на месте настоящей камеры королевы. За заключением непрерывно следили два жандарма: Кувшин, с помощью которого умывалась Мария:

МАКСимка: Часовня Марии-Антуанетты была обустроена в 1815 году точно на том месте, где располагалась тюремная камера королевы:

МАКСимка: На Женском дворе, который был окружен двумя этажами тюремных камер, сохранился фонтан, где попавшие в тюрьму женщины стирали свою одежду; один из каменных столов, за которым они ели, и «угол двенадцати», или угол последних прощаний. Именно здесь заключенные, в группах по 12 человек, ждали прибытия телеги, которая отвозила их на казнь.

Надин: Максим, благодарю за материалы. Очень интересно.

Amie du cardinal: У одного мужчины (или юноши) хобби - он рисует прелестную австриячку. По-моему, у него неплохо получается.

Amie du cardinal:

Amie du cardinal:

Amie du cardinal:

Надин: Amie du cardinal, большое спасибо!!! Безумно интересные видео P.S. У мужчины(или юноши), действительно неплохо получается рисовать прелестную австриячку.

Amie du cardinal: Могу сказать одно: на мой взгляд, в отличие, скажем, от незаслуженно расхваленной Анны Австрийской, эта королева была по-настоящему красива. Я бы сказала, вспоминая изображения других королев, что Мария-Антуанетта была самой красивой королевой Франции. Правда, Евгения Монтихо мне тоже нравится, но она, строго говоря, императрица, а не королева.

Надин: Amie du cardinal пишет: Я бы сказала, вспоминая изображения других королев, что Мария-Антуанетта была самой красивой королевой Франции. Да, согласна. Причём об этом свидетельствуют не только портреты, но и воспоминания современников королевы. Могу привести в пример воспоминания барона Оберкиха: "Это был незабываемый день для всех, кто его пережил. Празднества, радостные крики людей, опьянённых вином и красотой своей будущей повелительницы... У неё было удлинённое лицо с правильными чертами, слегка вздёрнутый нос, высокий лоб, живые синие глаза. Никакие сравнения не могли передать прелестного цвета её лица, в котором смешались розы и лилии. Её белокуро-пепельные волосы были лишь слегка напудрены. Горделивая посадка головы, величественная осанка, элегантность и изящество всего её облика поражали взоры. Всё в ней свидетельствовало о породе, а также о мягкости и душевном благородстве. Она была создана для того, чтобы покорять сердца."

Amie du cardinal: Надин пишет: но и воспоминания современников королевы Признаться, я больше верю портретам. . И когда я посмотрела их в изрядном количестве в этих клипах, не могла не высказать свое восхищение. А все эти льстивые слова могут и обманывать. Помните, как у Дюма описана другая королева."В эту самую минуту отворилась дверь, скрытая в обивке стены, и в комнату вошла женщина. Герцог увидел ее в зеркале. Он вскрикнул - это была королева! Анне Австрийской было в то время лет двадцать шесть или двадцать семь, и она находилась в полном расцвете своей красоты. У нее была походка королевы или богини. Отливавшие изумрудом глаза казались совершенством красоты и были полны нежности и в то же время величия." Я прочитала это, будучи маленькой девочкой. И не скоро я увидела реальный портрет королевы Анны. Признаться, была очень разочарована.

Надин: Amie du cardinal пишет: Признаться, была очень разочарована. У меня всякий раз такое. И с Анной Австрийской, и с королевой Маргаритой Наваррской. Да, пожалуй, Мария-Антуанетта, единственная, кто меня не разочаровал, я ведь читала того же Дюма "Ожерелье королевы" и Цвейга "Мария-Антуанетта". Там она описана просто бесподобно. Когда увидела портреты, поняла, что в реальности королева не хуже. Действительно, потрясающе красивая женщина. Всегда восхищалась её красотой и силой духа.

Amie du cardinal:

Amie du cardinal:

Amie du cardinal: Выставка французского фарфора 18 мая 2010 года в Библиотеке Росси Павловского дворца открывается выставка французского фарфора и стекла XVIII – начала XX веков из фондов Государственного музея-заповедника «Павловск», приуроченная к году Франции в России. Центральное место в экспозиции займут изделия знаменитой Севрской королевской фарфоровой мануфактуры XVIII в. В частности, впервые будут выставлены несколько украшенных золотом предметов из Севрского туалетного набора, подаренного королем Людовиком XVI и Марией Антуанеттой будущему императору Павлу и его супруге Марии Федоровне во время их визита во Францию. Основные поступления французского фарфора в Павловск относятся ко времени первых владельцев - Павла Петровича и Марии Федоровны. Совершая большое путешествие под именем графа и графини Северных, они имели в программе своего пребывания в Париже посещение королевской мануфактуры в Севре. Королевская чета - Людовик XVI и Мария Антуанетта преподнесли гостям драгоценные подарки, среди которых особое место занимает знаменитый Севрский туалетный прибор, экспонируемый в Парадной спальне Павловского дворца. На выставке впервые можно видеть несколько изящных, украшенных золотом вещиц, входивших в набор. В качестве подарков были преподнесены также вазы, бисквитные фигурки и большое количество чайных пар, которые характеризуются разнообразием декора. В частности, использовались накладные эмали, имитировавшие драгоценные камни. Среди приобретений – обеденный сервиз с рисунком «розы в разброс», которым постоянно сервировались столы при жизни Марии Федоровны. Реконструкцию сервировки с настольными украшениями из бисквита можно видеть в витрине в центре зала. Особый интерес представляют настольные декоративные группы из бисквита с изображением музицирующих дам и кавалеров – «Испанский концерт» Предметы туалетного прибора. Л.-С. Буазо, Ж.К. Дюплесси, Ромильи. Севрская фарфоровая мануфактура. Франция. 1782г. История Павловска тесно связана с Францией. В 1782 году владельцы "русского Тиволи" - будущий император Павел Первый его супруга Мария Федоровна - провели несколько недель во Франции, где Людовик XVI и Мария Антуанетта устроили им пышный прием. Будущий русский монарх приобрел в Париже значительную часть коллекции искусства для своей резиденции. Блеск предреволюционного французского двора произвел на него неизгладимое впечатление и повлиял на будущее устройство Павловска. Сегодня в рамках Года Франции в России в Павловском дворце открылась выставка уникального французского фарфора и стекла XVIII - начала ХХ вв. В числе экспонатов - парадный "Парижский сервиз" и Севрский фарфоровый туалетный прибор. Дважды великокняжескую чету принимали в Версале: 9 мая состоялся первый официальный визит, через семнадцать дней «…был устроен торжественный прощальный прием с оперным спектаклем, балетом и обедом на 300 персон. Мария Федоровна надела чудное ожерелье из халцедона, восхитившее королеву, — в то время этот камень еще не был известен в Европе. В Париж гости вернулись около 4 часов утра». Каждый день графа и графини Северных заполняли официальные приемы, праздничные обеды и ужины, театральные представления, оперные и балетные спектакли; великая княгиня, сопровождаемая подругой Ланель, два раза побывала на публичных маскарадах в Opera — увлечении парижан в сезоне 1782 года. 19 мая граф и графиня Северные со свитой посетили Королевскую гобеленовую мануфактуру, где поразили окружающих неподдельным интересом к производству, собственными познаниями в этой области и умением общаться с мастерами и рабочими. На память об этом посещении они получили от Людовика XVI гобелены с малиновым фоном, вытканные в 1776 году мастером П.-Ф.Козеттом по картонам Шарля Антуана Куапеля. Для самого большого из них — «Дамы служат Дон-Кихоту» — стену Коврового кабинета Павловского дворца сделают овальной, напротив, между окнами, установят зеркало, в котором будет отражаться алое сияние интерьера — одного из самых уютных и художественно-выразительных в истории русского классицизма. Пышность приемов сопровождалась роскошью королевских подарков. Среди них — чудо из чудес света — Севрский туалет, выполненный по заказу королевы Марии Антуанетты и подаренный великой княгине Марии Федоровне во время посещения ею 2 июня 1782 года Королевской фарфоровой мануфактуры в Севре. Изысканный ансамбль из шестидесяти четырех предметов, о котором А.М.Кучумов (1912–1994), главный хранитель Павловского дворца, создатель его уникальных экспозиций по истории русского жилого интерьера XVIII — начала XX века, блестящий исследователь коллекций декоративно-прикладного искусства, писал: «Фарфор покрыт кобальтом с тонкой росписью золотом, воспроизводящей античные сцены. Все предметы украшены накладными чеканными пластинками золота с цветными эмалями, имитирующими драгоценные камни.Такой прием в то время считался наивысшим достижением в искусстве фарфора. … Этот уникальный шедевр в искусстве керамики, получивший мировую известность, обошелся казне в шестьдесят тысяч ливров и никогда больше не был повторен», так как все его формы были сразу же уничтожены. Заметим, что набором туалетных принадлежностей из Севра как бытовыми предметами никогда не пользовались, он сразу стал самым драгоценным экспонатом уникального семейного музея, созданного в Павловском дворце великой княгиней Марией Федоровной. ("Наше Наследие" № 66 2003) Туалетный прибор. Франция. Севр. 1782. ГМЗ «Павловск». Подарок Людовика XVI и Марии Антуанетты великой княгине Марии Федоровне и великому князю Павлу Петровичу.

Amie du cardinal: В Александровском дворце Царского Села хранится вот такой гобелен с изображением Марии-Антуанетты с детьми.

Ментенон: В книге Карлейля "История Французской революции" очень много внимания посвящается Марии-Антуанетте. Это была единственная красавица на французском престоле, имеющая царственную внешность .Но эта внешность имела черты гордости и надменности .Во времена Французской революции Марию за это и прозвали "надменной австриячкой".

Надин: Ментенон пишет: Это была единственная красавица на французском престоле, имеющая царственную внешность.Но эта внешность имела черты гордости и надменности Ну так и должно быть. Она ведь всё-таки была дочерью одной из величайших императриц. На мой взгляд, это её не портило, её гордость всегда вызывала восхищение у тех, кто её знал.

Ментенон: В понедельник 14 октября 1793 года в здании суда, в новой революционной палате разбирается дело, подобного которому еще никогда не было в этих старых каменных стенах. Некогда блистательная королева, теперь поблекшая, подурневшая, одинокая, стоит перед судейским столом Фукье-Тенвиля и дает отчет о своей жизни. Обвинительный акт был вручен ей прошлой ночью. Мало встречается печатных листов такого трагического, даже страшного значения, как эти простые страницы бюллетеня Революционного трибунала, которые носят заглавие: "Процесс вдовы Капет". Сами вызванные свидетели подобны привидениям: оправдывающиеся, обвиняющие - над всеми ними самими занесена рука смерти и рока, они рисуются как добыча гильотины. Не и избежать ее ни высокому бывшему вельможе графу Дэстену, старающемуся показать себя патриотом, ни Байи, который, когда его спросили, знает ли он обвиняемую, отвечает с почтительным поклоном в ее сторону:"О да, я знаю Madame". Есть здесь и экс-патриоты, с которыми обращаются резко, как например с прокурором Манюэлем, есть и экс-министры, лишенные своего блеска. Мы видим холодное аристократическое бесстрастие у людей, верных себе даже в аду, видим яростную глупость патриотических капралов и прачек, которые могут порассказать о заговорах, изменах, о 10 августа, о восстании женщин. Ведь все идет на счет проигравшей ставку.

Надин: Ментенон, это отрывок также из Карлейля?

Ментенон: Мария-Антуанетта, эта царственная женщина, не изменяет себе и в эти часы полного одиночества и беспомощности.Взор ее оставался спокоен, когда ей читали гнусный обвинительный акт, она держалась с достоинством королевы.ЕЕ ответы быстры, толковы, лаконически кратки, в ее спокойных словах слышится решимость не без оттенка презрения, но и не в ущерб достоинству."Так вы упорствуете в отрицании?"-" Мое намерение-не отрицать,я сказала правду и настаиваю на ней".Эбер обвиняет ее в инцесте.Королева возражает Эберу и один из судей просит заметить, что она не ответила на это."Я потому не ответила,восклицает королева с волнением,-что природаотказывается отвечать на подобные обвинения, возводимые на мать.Я призываю в свидетели всех матерей, находящихся здесь!"Робеспьер, услышав б этот инцинденте, разразился почти ругательствами по поводу животной глупости Эбера, нагнусную голову которого обрушилась его же грязная ложь.В среду, в четыре часа утра, после двух суток допросов, судебных речей и других неясностей, авыноситься решение:смертный приговор."Имеете ли вы что-нибудь сказать?"Обвиняемая покачала головой, не проронив ни слова.Этот зал Тенвиля темен, плохо освещен, кроме того места, где стоит осужденная.Она молча покидает его, чтобы уйти в мир иной. Две процессии, или два королевских шествия, разделенные промежутком в 23 года, часто поражали странным чувством контраста.Первая-это процессия прекрасной эрц-герцогини и супруги дофина, покидавшей свой родной город в возрасте 15 лет, идя навстречу надеждам, каких не могла питать в ту пору никакая другая женщина."Поутру, супруга дофина оставила Вену.Весьб город высыпал, сначала с молчаливой грустью.Она показалась;с лицом залитым слезами;она закрывалаа глаза то платком,то руками; иногда она выглядывала из кареты, чтобы еще раз увидеть этот дворец своих предков, куда ей не суждено было более возвратиться.Она показывала знаками свое сожаление, свою благодарность доброму народу,столпившемуся здесь, чтобы сказать ей "прости".Тогда начались не только слезы, но и пронзительные вопли со всех сторон.Мужщины и женщины одинаково выражали свое горе;улицы и бульвары Вены огласились рыданиями.Только когда последний курьер из сопровождавших отъезжающую скрылся из виду, толпа рассеялась." Эта молодая царственная 15-летняя девушка стала теперь, в 38 лет, развенчанной вдовой, преждевременно поседевшей;и это последняя процессия, в которой она участвует."Через несколько минут после того, как закончился процесс, барабаны забили сбор во всех секциях; к восходу солнца вооруженное войско было на ногах, пушки были расставлены на концах мостов,в скверах,на перекрестках, на всеи протяжении от здания суда до площади Революции.С десяти часов многочисленные патрули начали объезжать улицы, выстроено было 30 тысяч кавалерии и пехоты.В одиннадцать показалась Мария Антуанетта.На ней был шлафрок из белого пике; ее везли на место казни как обыкновенную преступницу, связанную,в обычной повозке, в сопровождении конституционного священника в гражданском платье и конвоя из пехоты и кавалерии.На них она смотрела равнодушно.На ее лице не было ни смущения, ни гордости.На крики толпы "Долой тиранию", сопровождавшие ее на всем пути, она, казалось, не обращала внимания.С духовником своим она почти не разговаривала.На улицах Дю-Руль и Сент-Оноре внимание ее привлекли трехцветные знамена на выступах домов, а также надписи на фронтонах.По прибытии на площадь революции взор ее обратился на национальный сад, бывший Тюильрийский, и на ее лице появились признаки живейшего волнения.Ога поднялась на эшафот с достаточным мужеством, и в четверть первого ее голова скатилась; палач показал ее народу среди всеобщих,долго продолжавшихся криков "Vive la Republique!" The FRENCH REVOLUTION by THomas Carlyle.London,1837, книга IV глава 17 "Мария Антуанетта"

МАКСимка: Фаворит Подумать только. Мари и-Антуанетте, когда она впервые приехала во Францию, было всего-навсего четырнадцать лет! И больше всего на свете этой прелестной, кокетливой, шаловливой девочке, внезапно оторванной от ее «дорогой мамочки», хотелось любить и быть любимой. Припомнив это, начинаешь яснее понимать, сколько надо было пережить разочарований, обид, унижений, как много перенести тяжелых ударов и горя, сколько потерять иллюзий, чтобы из неопытного и смешливого ребенка превратиться в ту зловещую особу, которую зарисовал из окна кафе Давид" в Знаменитый октябрьский день, когда покорившуюся судьбе, но надменную королеву везли в повозке по улице Сент-Оноре к эшафоту, К такому финалу ее подталкивали с самого первого дня, и каждый приложил к этому руку. Отнюдь не судьи приговорили королеву к смерти: ее палачом было то галантное и развращенное общество, что окружало ее в прежние лучезарные дни Версаля и Трианона. Лозен, Безанваль, Тилли, Бодрей и многие другие легкомысленные, безответственные и неумные, это они своим неосторожным ухаживанием вели к гибели неопытное создание, не имевшее ни наставника, ни покровителя, ни мужа, поскольку ее супруг был "столь же неспособен управлять своей женой, как и королевством". Среди эскадрона этих красавцев мелькает загадочный силуэт одного романтического воина — венгра Ладисласа-Валентина Эстергази, выделявшегося мужественной, «грубой красотой». Какие только легенды не витали вокруг него! Его род — род вояк и политиков, «мятежных и осторожных*, восходит к Атилле; ею предкам когда-то принадлежало двадцать девять ленных владений, двадцать один замок, шестьдесят городов, четыреста четырнадцать деревень — почти королевство! Сначала этот род сражался на стороне Священной Империи, потом перешел под знамя цвета увядших листьев, расшитое во времена Людовика XIV тремя золотыми лилиями— знамя Франции, Легко вообразить, как приняло такого человека окружение Марии-Антуанетты. Стоило ему появиться в своем дивном мундире, серебристой шубе и доломане с красными отворотами, в плаще зеленого сукна и алом шарфе, как все пришли в восторг, а сердце королевы (он-то в этом убежден) было покорено. Он начал с того, что позволил королеве заплатить свой долг в сто тысяч франков и стал держать себя накоротке. Она, то ли не сознавая опасности, от которой ее не предостерег муж, то ли из презрения к условностям этикета, была с ним очень мягка. Эстсрга-зи изображал из себя не только любимчика, но и ревнивца. Словно титул чемпиона, защищал он свое первенство и искал ссоры с Лозеном, потому что тот ечересчур ухаживал за королевой на балу в Опере*. Королеву забаа1яют эти выходки, а гусар становится все более требовательным. Однажды полк, которым командовал красавец-венгр, получил приказ отбыть в «убогую дыру", в Монмеди, Мария-Антуанетта вызывает министра Сен-Жермена и весьма раздраженным тоном требует разъяснений; будто бы, спрятавшись за портьеру, фаворит все слышит. "Стоит мне, господин министр, проявить к кому-нибудь интерес, вы немедленно подвергаете этого человека гонениям. Почему вы отсылаете полк Эстергази в этот скверный гарнизон в Монмеди, где кавалерийские войска никогда не стояли? Извольте разместить его в другом месте. Г-н Эстергази должен быть доволен, И вы лично явитесь передо мной отчитаться». Министр кланяется и уходит; в тот же вечер гусары были отправлены в Рокруа, где гарнизон слыл фешенебельным. Когда королева выздоравливает о Трианоне после оспы, а придворные из боязни заразиться не покидают версальского замка, Эстергази — единственный из всех, демонстрируя свою отвагу, поселяется по соседству и «всецело посвящает себя заботам о ее здоровье и развлечениях. Эта неприличная настойчивость порождает сплетни, слухи, недовольство. Ведь тогда, как и нынче, "Представители высшего круга были столь дурно воспитаны (как в области политики, так и нравственности), что умели уважать лишь собственную свободу», а двадцатилетнюю королеву они хотели видеть черствой и рассудительной, как дуэнья. Давая советы, венгр был так же обременителен и бестактен, как и в своих ухаживаниях. В 1789 году его полк квартирует в Валансьенне. С момента созыва Генеральных Штатов" Эстергази не находит себе места от злобы; он кипит возмущением итопочет ногами от ярости- Он только и мечтает, что об избиениях, только и говорит, что о репрессиях, он грозит «пронзить туши делегатов-офицеров своим охотничьим ножом*. Его свирепые вопли достигают Парижа; для людей злонамеренных и недалеких — это голос самой королевы. И вот по столице ползут слухи, что ею, мол, создан грандиозный план подавления революции. Ассамблея будет разогнана, свободомыслящие депутаты уничтожены, на Париж двинут набранную в провинции тридцатитысячнуто армию; хоть она и не вооружена, но рекруты рассчитывают найти «все готовенькое* в городе; император Леопольд" уже отправил из Нидерландов несметные войска; командиры немецких полков де Буйе и Эстергаэи проведут их по территории Франции. Фрерон", доложивший якобинцам про этот заговор, якобы узнал о нем из "таинственного письма*, подписанного неким Марселе, письма, которое сам Фрерон спрятал *в никому не доступном надежном месте. И вот со своими странными советами и свирепыми планами гусар прибывает в Париж; в Тюильри его принимают как посланца прежних счастливых времен- Более губительного советчика, чем этот шумный, деятельный и хвастливый тип, в те трагические дни двор не мог отыскать. Но для всеми покинутой королевской семьи даже при всех своих недостатках он казался спасителем, и, какон сам утверждал, встретили его там «со слезами радости и благодарности*. Тем временем ненависть к нему росла,.- Все знали, что благодаря его помощи королевские брат и племянник смогли уехать за границу. Однажды ночью в Валапсьсннс гусарского полковника, который был к тому же комендантом, предупредили, что возле ворот города задержан князь де Шиме и что лошадей ему не велено выдавать без специального разрешения. Эстергаэи мчится туда и в так называемом князе де Шиме он узнает брата короля графа д"Артуа, сопровождаемого принцем д'Энен, графом де Бодрей и маркизом де Полиньяком*. Эстергази гостеприимно предлагает им отдохнуть в его доме. Беглецы проводят у него весь день; к ним здесь успевают присоединиться два юных герцога — Ангулемский и Беррийский", приехавшие из Версаля в коляске, которой правил маркиз де Серен'". Назавтра при ясном свете дня в доме городского коменданта был устроен прием; все роялисты округи приветствовали бежавших принцев; затем состоялось нечто вроде совета, а к вечеру Эстергази велел своим гусарам взять оружие и проводить бежавших из «осажденного королевского лагеря* на их пути в Нидерланды. Так он довел их до Сснт-Сольв; тут уж и его солдаты вскипели от возмущения. Дольше оставаться в Валансьенне Эстергази уже не мои после публичного осуждения его прогнали отсюда. Однако он продолжал гнуть свое. Он вынашивал план вывезти за границу самого короля и приложил немало усердия, чтобы осуществить это намерение. Он даже предлагал спрятать его у себя в Валансьенне и гарантировал безопасность. На крайний случай он-де знает прекрасный замок князей де Круи, расположенный в той части провинции Эно (Геннегау) у границы Франции, где он управляющий; здесь двор смог бы спокойно дожидаться часа своего реванша... Вот так своим неуместным рвением он и теперь, как когда-то в Трианоне, компрометирует королеву. Ведь его нахальная болтовня, его бахвальство падут сокрушительной тяжестью на ее голову... Однако в те дни, когда он мог быть действительно полезен, в дни реальной опасности, Эстергази исчез. За две недели до побега королевы в Варенн он бросил свою опасную игру, пересек границу и достиг Кобленца. Он обосновался в Волыни, где и умер через тринадцать лет, оставив после себя двух сыновей. Один из них дожил до 1876 года, но потомства никто из них не имел.

МАКСимка: Модистка королевы Сколько платила Мария-Антуанетта за свои шляпки? Совсем не дорого. Квитанции от мадам Бертен, ее модистки, сохранившиеся в богатом архиве автографов г-на Жака Дусе, содержат на сей счет точные сведения. "Шляпа из тонкой соломки с лентами синей тафты, одна завязывается под подбородком.,.» — 48 ливров. "Шляпа из желтой соломки в виде тюрбана, отделанная голубым шелком и окаймленная голубыми перышками, сбоку султан из двух голубых перьев — 72 ливра». Если головные уборы отделаны кружевом, они естественно поднимаются в цене. Чепчик тонкого батиста, обшитый нитяным кружевом искусной работы, с исподу — косынка очень тонкой кисеи* стоит 280 ливров. Но обычно шляпы, поставляемые Берген, оцениваются менее чем в 100 ливров. Сделанный для королевы «убор в виде гирлянды роз, перемежаемых бантами из белого с полосками газа, с красивым белым пером сбоку" стоит 90 ливров, Эта знаменитая мадам Берген была провинциалочкой; она родилась в Абвилс в семействе служилого дворянина. В детстве (как это водится с теми, кто возносится к вершинам успеха) цыганка нагадала ей блестящее будущее и огромное богатство. К тому же колдунья предсказала, что ей суждено попасть ко двору, «где за нею будут носить шлейфа Удивительно точно! Порой такой вздор действительно помогает выявиться призванию, и когда ей исполнилось шестнадцать, Берген приехала в Париж — в то единственное место на свете, где предсказание имело какой-то шанс осущсствигься. Молодая девица была проворна, трудолюбива, сообраэигельна, умна и красива. Она поступила работать к мадам Фажель, державшей модный магазин "Изящная линия". Ее по-настоящему звали Мари-Жанна, но, уже обладая чутьем к тому, что должно нравиться, она взяла себе имя цветка и стала зваться Розой. Вначале, как все модистки, Роза Берген бегала по Парижу, разнося большие картонки, наполненные всевозможными украшениями для прекрасных дам. Так она познакомилась со знаменитыми заказчицами: с герцогиней Шартрской', потом с княгиней де Ламбаль", которая заинтересовалась ее судьбой, Роза обнаруживала вкус, умела приколоть перо, уложить ленту, ввернуть комплимент; ее не замедлили оценить, и она получила возможность откладывать "на собственный счет». Но успех не всегда определяется профессиональным умением. Тот успех, каким он бывает в Париже, сногсшибательный и неоспоримый, приходит мгновенно; здесь нужно поймать счастливый случай. Известная доля нахальства туг вовсе не помеха, и вовремя найденное пикантное словечко обеспечивает его вернее, чем сотни рекламных афиш. Розе Ьертен, не обиженной ни умом, ни честолюбием, повезло именно с такого рода случаем. Поскольку она часто наведывалась со всякими безделушками к герцогине Шартрской в Пале-Рояль, случилось, что ее приметил сам герцог Он нашел ее очень привлекательной, о чем напрямик и сообщил. Он предложил ей бриллианты, карету, лошадей и даже обставленный по последней моде дом,,. Хорошенькая работница густо покраснела, но ничем не соблазнилась. Задетый за живое герцог решил ее похитить, и предупрежденная болтливой прислугой Роза приняла меры предосторожности. Однажды, когда она разговаривала с графиней д'Юссон, слуга доложил о приходе герцога Шартрско-го. Оставя модистку, хозяйка поспешила к именитому гостю и пригласила его сесть. Роза, на которую в эту минуту никто не обращал внимания, с самым естественным видом направилась к большому креслу и уселась. Госпожа д'Юссон тут же делает ей знак подняться, Роза не шелохнулась. Мадам д'Юссон нервничает, пристально смотрит на нее, многозначительно покашливает... Роза хранит неподвижность и делает вид, что ничего не понимает. Наконец, не сдержавшись, д'Юссон выходит из себя: -Барышня, вы, видно, забыли, что находитесь в присутствии Его Светлости!» — «Нет, мадам, я вовсе этого не забыла".— "Но как же вы ведете себя?» — «Ах, верно! Ведь госпожа графиня не знает, что захоти я — сегодня же вечером могла бы стать герцогиней Шартрской!» Герцог не произносит ни слава, мадам д'Юссон совершенно теряется, а Роза невозмутимо продолжает: "Да, мадам, мне было предложено все, что способно соблазнить бедную девушку, и поскольку я отказалась, мне угрожали ни больше ни меньше, как похищением... Пусть уж Его Светлость не забывает своего положения, тогда и я вспомню об огромной дистанции, что разделяет нас". Тут она поднимается, делает глубокий реверанс и уходит. Очень может быть, анекдот этот и не из самых достоверных, но важен сам факт его существования. А какое количество репутаций покоится на еще более ничтожном основании! Известность Розы Берген мгновенно стала всеобщей- Она открывает модный магазин -У великого Могола» на улице Сент-Оноре и вскоре не успевает справиться с бесчисленными заказами. К ней проникается симпатией Мария-Антуанетта; и вот каждый Божий день торжествующая модистка, обложившись объемистыми картонками и хрупкими коробками, катит по версальской дороге в собственном легком экипаже. К великому ужасу тех, кто оберегает остатки культа придворного этикета, королева принимает ее в любое время и обсуждает с ней ленты, перышки, цветочки... Возвратившись на улицу Сент-Оноре, с трудом протискиваясь сквозь толпу своих клиенток, мечтающих получить совет, Роза пренебрежительно бросает: *Я только что кончила работать с Ее Величеством* — и запирается у себя, чтобы перевести дух. Богатство ее фантазии изумляет. Созданное не далее как вчера она сегодня объявляет уже устаревшим. Веянье моды она улавливает нюхом и ухватывает его с проворством фокусника. Вот Бомарше публикует критику против газетчика Марена, провансальца по рождению и выговору. «Кес-а-ко, Марен?» — "О чем это нам говорит, Марен?" — эту фразочку из его пасквиля повторяет весь Париж, И немедленно Роза Берген выпускает в свет «кес-а-ко"; без этой шляпы теперь невозможно и показаться; кто не завел ее, роняет свою репутацию и заслуживает презрения. Когда же все обзавелись пресловутой "кес-а-ко", Роза объявляет, что ее больше не носят. Теперь модны пуфы — сооружения, составленные из немыслимого количества всякой всячины: тут и фрукты, и овощи, и цветы, чучела птиц, восковые куколки, куклы с подвижными суставчиками, ветряные мельницы и каскады ид проволоки,.. Причем носить постоянно один и тот же пуф не позволяется; на каждый день положен свой особый. Пуф «а-ля Ифигения" сменяет пуф «а-ля султанша», затем поящтяются пуфы «а-ля чувство", "а-ля обстоятельство", "а-ля кармелитка», «а-ля оспопрививание», «а-ля сокровище короля"... Любое событие, о котором судачат, идет в дело и служит моделью головного убора. И правит этим карнавалом Роза Берген. Дамы се обожают и почитают, как божество; ведь благодаря ей они имеют уникальную возможность превращаться всякий день в необычайно затейливые и очаровательные создания. Росту успеха прославленной модистки, конечно уж, сопутствовала зависть, но это его лишь упрочивало: ведь брошенные завистниками камни только укрепляют настоящую репутацию. А чего только не говорили! Престарелые святоши, еще недавно носившие целый год один и тот же чепец и вынужденные теперь включиться в общую свистопляску, обвиняли ее в низвержении порядков: солидное великолепие старинных тканей она заменила причудами и фривольной роскошью. Другие ставили Розе в вину ее достаток. Баронесса д'Оберкирх" писала: «Жаргон этой особы весьма забавен — этакая своеобразная смесь искательности и высокомерия- Когда с ней обходишься мягко, он граничит с нахальством, когда ставишь ее на место, — оборачивается наглостью». Как бы там ни было, ее твердой воле подчинились все. Разве возможно покупать у кого-то, кроме Розы? Она обращала своих заказчиц в ропщущих, но покорных рабынь; она держала их в подчинении с помощью гирлянд, газовых шарфиков, шелковых лент — единственных на свете пут, достаточно крепких, чтоб удержать женщину; ведь это существ» способно, словно былинку, порвать стальной трос, но абсолютно покорно нрму из цветов и оковам из лент, Апогеем славы и счастья для Ролы был, вероятно, тот день, когда королева совершала торжественный въезд в Париж в связи с рождением своей дочери, Мадам Первой. Это произошло 8 февраля 1779 года. Королевский кортеж проехал прямо под окнами модистки, стоявшей на балконе со своими тридцатью работницами. Заметив ее из глубины своей большой кареты, Мария-Антуанетта воскликнула: «А, вот и мадемуазель Берген!" — на что Роза и ее эскадрон ответили глубоким реверансом. Король приподнялся с подушек и сделал вид, что аплодирует, — мастерская сделала другой реверанс. Следовавшие за королевской четой принцы и принцессы вновь и вновь, смеясь, приветствовали ее, и всякий раз задыхающаяся от гордости Роза Бертен погружалась в свои юбки. Все шествие оказало ей такие же почести. Когда миновала последняя коляска, Роза чувствовала себя совершенно разбитой от приседаний, но какая зато слава! «Эти знаки особого расположения значительно возвышают престиж и уважение, которыми она всегда заслуженно пользовалась*,—писал, желая увековечить событие в памяти потомства, один журналист.

Мэри: Мария-Антуанетта - самая потрясающая королева Франции. Я интересуюсь историей Франции вообще, никого конкретно не выделяю, но история этой королевы не могла оставить мня равнодушной. Женщина эта удивительна во всём: восхитительная красота, непоколебимая сила духа, именно она, да пожалуй ещё Людовик 14, сделали Францию такой, какой мы её любим, то есть роскошной, самой блестящей в мире страной. Но даже учитывая эти её качества,её нельзя не винить в гибели монархии. Она своими громадными тратами и легкомыслием, которые к несчастью свойственны всем хорошеньким женщина, безусловно ускорила революцию. Но не она одна. Революцию ускорили много кто: Людовик 15, мадам Помпадур, Людовик 16, в- общем долго можно перечислять. В принципе Мария-Антуанетта не была злостной женщиной, распутной девкой, политической хищницей. Её пороками обладали большинство предыдущих королев, ей просто не повезло. По моим сердечным убеждениям, она не заслуживала таких мук и обвинений и достойна наших восхищения и жалости. Неудивительно, что о ней написано множество книг и снято много фильмов. Её жизнь была короткая, но очень яркая. Просто поразительно как миниатюрная, изящная, заурядная женщина из невероятных высот упала в самую бездну отчаяния.

Amie du cardinal: Статья про карикатуры на Марию-Антуанетту с иллюстрациями

МАКСимка: Мэри пишет: В принципе Мария-Антуанетта не была злостной женщиной, распутной девкой, политической хищницей. В принципе? Да без сомнения не была! Мэри пишет: Её пороками обладали большинство предыдущих королев, ей просто не повезло. Ну нет, не соглашусь. Для начала, я так и не понял, какие же пороки у Марии Антуанетты. После этого, думаю, всё станет яснее. Но в любом случае она не Мария Лещинская и не Мария-Терезия Австрийская - разные времена и абсолютно разные женщины.

ИРА:

МАКСимка: Музей Карнавале. Реконструированная комната королевской семьи в Тампле: Медальон с волосами Марии-Антуанетты: Этими приборами и вещами пользовалась королевская семья в Тампле:

МАКСимка: В Париже есть самое старое кофе - Прокоп, основано в 1685-м году. Вот, чьё изображение на витрине.

Надин: СЕГОДНЯ 16 ОКТЯБРЯ! ДЕНЬ КАЗНИ МАРИИ-АНТУАНЕТТЫ! Я ДУМАЮ, ЧТО ЭТО БЫЛА ВЕЛИКАЯ ЖЕНЩИНА, ДОСТОЙНАЯ НАШЕЙ ПАМЯТИ И СКОРБИ О ЕЁ СУДЬБЕ.

МАКСимка: Надин пишет: СЕГОДНЯ 16 ОКТЯБРЯ! Вечная память Марии-Антуанетте!

Надин: А вот красивая куколка Мария-Антуанетта.

Надин: Вот ещё портреты красавицы:

Amie du cardinal: Нашла милый форум про Марию-Антуанетту. Вроде бы у нас ещё не было ссылки на него?

Надин: Amie du cardinal пишет: милый форум про Марию-Антуанетту Действительно форум милый. А какой большой по объёму! Эх, много бы я сейчас отдала, чтобы в совершенстве знать французский(язык этого форума)

Надин: Вот такой портрет:

МАКСимка: По-моему, этих изображений королевы у нас не было. К сожалению, авторства нигде почти не знаю.

МАКСимка: Как мне кажется, просто изумительный портрет! Миниатюра Анны Валайер-Косте, 1788 год

Надин: Вау, какие прелестные изображения! МАКСимка пишет: Как мне кажется, просто изумительный портрет! Точно, просто сказка! Особенно при увеличении.

МАКСимка:

Надин:

МАКСимка: Художник Альфред Альмор, "Мария Антуанетта в Тампле" Портрет Виже-Лебрен, 1772-ой год

МАКСимка:

МАКСимка:

МАКСимка:

Надин: По-моему просто божественно: http://pics.qip.ru/0026Sf-3000WZm/

Надин:

Сталина: Эх, отдали бы её замуж за нормального мужика!..

МАКСимка: Месса в Сен-Дени в память Марии-Антуанетты, 16 октября 2010 года: http://louis-xvi.over-blog.net/article-reportage-photos-de-la-messe-anniversaire-de-marie-antoinette-2010-59030397.html

Amie du cardinal: Надгробное слово казнённой королеве

Тараканий ус: Во Франции собираются ставить мюзикл про Марию-Антуанетту - Marie Antoinette, Le Destin d'une Reine Мария-Антуанетта, молодая австрийка, вынуждена покинуть свою родину, чтобы поселиться в Версале. Там ее встречает враждебный и фривольный мир, где каждый следит за другим и безжалостно судит. Замужем за неуклюжим мужчиной, который быстро ее покидает, ей скоро наскучивают навязанные ей обязанности. Она освобождается в развлечениях, праздниках и удовольствиях, которые снова открывают для нее мир. Уже известны основные и второстепенные роли: Основные роли: Marie Antoinette Louis XV Louis XVI Le Comte Fersen Madame de Polignac Madame du Barry Camille Desmoulins Второстепенные роли: L’Ambassadeur Mercy Princesse de Lamballe La Comtesse de Noailles оф. сайт

МАКСимка: Мария Антуанетта Ты меня защитить не сумеешь, Я в предчувствии Божьего гнева. С беззащитно открытою шеей К гильотине иду – королева! Шаг один, отнимающий силы... Вещий страх до холодного пота. Все такой же, чужой и красивый, Ты пришел к моему эшафоту. Мой прекрасный предатель, какая Мимолетная, страшная встреча! А на лезвие солнце играет, Так по-детски легко и беспечно. Под круженье осеннего вальса С беззащитно открытою шеей... Ты меня защитить не пытался, А теперь возвратить не сумеешь! Жизнь на части, как тонкое блюдце, Напоследок – тюремная сырость. Если б вдруг закричать и проснуться, Прошептав облегченно: «Приснилось...»



полная версия страницы