Форум » XVIII век » Людовик XV (биография и портреты) » Ответить
Людовик XV (биография и портреты)
МАКСимка: Людовик XV официальное прозвище Возлюбленный ( 15 февраля 1710, Версаль — 10 мая 1774, Версаль) — король Франции c 1 сентября 1715 года из династии Бурбонов. Детство. Чудом выживший наследник Правнук Людовика XIV, будущий король (с рождения носивший титул герцог Анжуйский) сначала был лишь четвёртым в очереди к престолу. Однако в 1711 году скончался дед мальчика, единственный законный сын Людовика XIV Великий Дофин; в начале 1712 года от ветряной оспы один за другим умерли родители Людовика, герцог и герцогиня Бургундские, а затем и его старший 4-летний брат герцог Бретонский; сам двухлетний Людовик выжил лишь благодаря настойчивости кормилицы, не давшей докторам применить к нему сильные кровопускания. В 1714 году погиб, не оставив наследников, дядя Людовика, герцог Беррийский. Так как другой его дядя, Филипп V Испанский, в 1713 году по Утрехтскому миру отрёкся от прав на французский престол, судьба династии, ещё несколько лет назад многочисленной, зависела от выживания одного-единственного ребёнка. За маленьким сиротой постоянно следили, не оставляли одного ни на шаг; беспокойство и сочувствие, которое он вызывал, сыграло определённую роль в его популярности в первые годы царствования. Особую роль в опеке над маленьким Луи сыграла герцогиня де Вантадур . Регентство После смерти прадеда, Людовика XIV, 1 сентября 1715 г. Людовик вступил на престол в возрасте 5 лет, под опекой регента Филиппа Орлеанского, племянника покойного короля. Внешняя политика последнего представляла реакцию против направления и политики Людовика XIV: заключен был союз с Англией, начата война с Испанией. Внутреннее управление ознаменовалось финансовыми неурядицами и введением системы Джона Ло, повлекшей за собой сильнейший экономический кризис. Тем временем молодой король воспитывался под руководством епископа Флери, заботившегося только о его набожности, и маршала Вильруа, который старался привязать к себе ученика, потворствуя всем его прихотям и усыпляя его разум и волю. В 1723 г. Людовик был объявлен совершеннолетним, но власть продолжала оставаться в руках Филиппа Орлеанского, а по смерти последнего перешла к герцогу Бурбону. Ввиду слабого здоровья Людовика и опасения, чтобы в случае бездетной его смерти, его дядя испанский король Филипп V не изъявил притязания на французский престол, герцог Бурбон поспешил женить короля на Марии Лещинской, дочери экс-короля Польши Станислава. Правительство кардинала Флери В 1726 г. король объявил, что он берет бразды правления в свои руки, но на самом деле власть перешла к кардиналу Флери, который руководил страной до своей смерти в 1743 г., стараясь заглушить в Людовике всякое желание заниматься политикой. Правление Флери, служившего орудием в руках духовенства, может быть характеризовано так: внутри страны — отсутствие каких бы то ни было нововведений и реформ, освобождение духовенства от уплаты повинностей и налогов, преследование янсенистов и протестантов, попытки упорядочить финансы и внести большую экономию в расходах и невозможность достигнуть этого ввиду полного невежества министра в экономических и финансовых вопросах; вне страны — тщательное устранение всего, что могло бы повести к кровавым столкновениям, и, несмотря на это, ведение двух разорительных войн, за польское наследство и за австрийское. Первая, по крайней мере, присоединила к владениям Франции Лотарингию, на престол которой был возведён тесть короля Станислав Лещинский. Вторая, начавшись в 1741 г. при благоприятных условиях, велась с переменным успехом до 1748 г. и закончилась Аахенским миром, по которому Франция вынуждена была уступить неприятелю все свои завоевания в Нидерландах взамен уступки Филиппу Испанскому Пармы и Пьяченцы. В Войне за австрийское наследство Людовик участвовал одно время лично, но в Меце опасно заболел. Франция, сильно встревоженная его болезнью, радостно приветствовала его выздоровление и прозвала его Возлюбленный . Самостоятельное правление. Попытка реформ Кардинал Флери умер в начале войны, и король, вновь заявив о своём намерении самостоятельно управлять государством, никого не назначил первым министром. Ввиду неспособности Людовика заниматься делами это привело к полной анархии: каждый из министров управлял своим министерством независимо от товарищей и внушал государю самые противоречивые решения. Сам король вёл жизнь азиатского деспота, сначала подчиняясь то той, то другой из своих любовниц, а с 1745 г. подпав всецело под влияние маркизы де Помпадур, искусно потворствовавшей низменным инстинктам короля и разорявшей страну своей расточительностью. Парижское население более враждебно относилось к королю. В 1757 г. совершено было Дамиеном покушение на жизнь Людовика. Бедственное состояние страны навело генерального контролера Машо на мысль о реформе в финансовой системе: он предложил ввести подоходный налог (vingtième) на все сословия государства, в том числе и на духовенство, и стеснить право духовенства покупать недвижимые имущества ввиду того, что владения церкви освобождались от уплаты всякого рода повинностей. Духовенство восстало единодушно в защиту своих исконных прав и постаралось устроить диверсию — возбудить фанатизм населения преследованиями янсенистов и протестантов. В конце концов Машо пал; проект его остался без исполнения. Семилетняя война. Политический и финансовый кризис В 1756 г. вспыхнула Семилетняя война, в которой Людовик стал на сторону Австрии, традиционной противницы Франции, и (несмотря на локальные победы маршала Ришельё) после целого ряда позорных поражений и потери миллиона солдат вынужден был заключить в 1763г. Парижский мир, лишивший Францию многих её колоний (между прочим — Индии) в пользу Англии, которая сумела воспользоваться неудачами своей соперницы, чтобы уничтожить её морское значение и разрушить её флот. Франция опустилась до уровня третьестепенной державы. Помпадур, сменявшая по своему усмотрению полководцев и министров, поставила во главе управления герцога Шуазеля, умевшего ей угождать. Он устроил семейный договор между всеми государями Бурбонского дома и убедил короля издать указ об изгнании иезуитов. Финансовое положение страны было ужасное, дефицит громадный. Для покрытия его требовались новые налоги, но парижский парламент в 1763 г. отказался зарегистровать их. Король принудил его к этому посредством lit de justice. Провинциальные парламенты последовали примеру парижского: Людовик устроил второе lit de justice (1766) и объявил парламенты простыми судебными учреждениями, которые должны считать за честь повиноваться королю. Парламенты, однако, продолжали оказывать сопротивление. Новая любовница короля, Дюбарри, заступившая место Помпадур после смерти последней (1764), провела на место Шуазеля, защитника парламентов, д’Эгильона, их ярого противника. В 1771 г., в ночь с 19 на 20 января, ко всем членам парламента посланы были солдаты с требованием ответить немедленно (да или нет) на вопрос: желают ли они повиноваться приказам короля. Большинство ответило отрицательно; на другой день им было объявлено, что король лишает их должностей и изгоняет, несмотря на то, что должности их были куплены ими, а сами они считались несменяемыми. Вместо парламентов установлены были новые судебные учреждения (см. Мопу), но адвокаты отказались защищать перед ними дела, а народ с глубоким негодованием отнёсся к насильственным действиям правительства. Людовик не обращал внимания на народное недовольство: запершись в своём parc aux cerfs (Оленьем парке), он занимался исключительно своими метрессами и охотой, а когда ему указывали на опасность, угрожавшую престолу, и на бедствия народа, он отвечал: «Монархия продержится ещё, пока мы живы» («после нас хоть потоп», «après nous le déluge», хотя эту фразу иногда приписывают Регенту Франции Филиппу Орлеанскому). Он умер от оспы, заразившись ею от молодой девушки, присланной ему Дюбарри. Семья 4 сентября 1725 года 15-летний Людовик женился на 22-летней Марии Лещинской (1703—1768), дочери бывшего короля Польши Станислава. У них было 10 детей (а также один мертворожденный ребенок), из которых 1 сын и 6 дочерей дожили до взрослого возраста. Лишь одна, самая старшая, из дочерей вышла замуж. Младшие незамужние дочери короля опекали своих осиротевших племянников, детей дофина, и после вступления старшего из них, Людовика XVI, на престол были известны как «Госпожи Тётки» (фр. Mesdames les Tantes). Луиза-Елизавета (14 августа 1727 — 6 декабря 1759), жена Филиппа, герцога Пармского. Генриетта-Анна (14 августа 1727 — 10 февраля 1752), к которой неудачно сватался внук Регента Луи-Филипп Орлеанский (1725-1785). Мария-Луиза (28 июля 1728 — 19 февраля 1733). Людовик Фердинанд, дофин Франции (4 сентября 1729 — 20 декабря 1765), отец Людовика XVI, Людовика XVIII и Карла X. Филипп (30 августа 1730 — 17 апреля 1733), герцог Анжуйский. Аделаида (23 марта 1732 — 27 февраля 1800). Виктория (11 мая 1733 — 7 июня 1799). София (17 июля 1734 — 3 марта 1782). Мертворожденный ребенок (28 марта 1735). Тереза-Фелисите (16 мая 1736 — 28 сентября 1744). Луиза-Мария (5 июля 1737 — 23 декабря 1787). У г-жи де Помпадур была умершая в детстве дочь Александрина-Жанна д’Этиоль (1744—1754), которая могла быть внебрачной дочерью короля.
Ответов - 50 новых, стр:
1 2 3 All
Snorri: Еще несколько портретов Людовика XV:
МАКСимка: Людовик, герцог Бургундский ( 16 августа 1682 — 18 февраля 1712) был сыном Людовика Великого Дофина и Марии Анны Баварской и старшим внуком Людовика XIV - отец Луи 15. Мария Аделаида Савойская - мать Людовика XV Мария Аделаида Людовик - наследник престола
МАКСимка: Людовик 15 ( французский король) Луи XV Коронационанная процессия Людовика XV в Реймсе 25 октября 1722 Коронация Луи 15
МАКСимка: Луи 15 Луи 15 - 1730 год Луи 15 ребёнок Луи XV - король Франции
МАКСимка: Людовик XV в подростковом возрасте Петр 1 и Людовик ХV. Планировалось обручение с Елизаветой
МАКСимка: Людовик 15 - Бог Людовик 15 в Лувре Король Людовик Возлюбленный Людовик XV в 1760-е годы. Портрет работы ван Лоо
МАКСимка: Корона Луи 15
МАКСимка: Первые годы Когда он родился, мало кто предполагал, что этот мальчик будет царствовать. Его звали тогда герцог Анжуйский, у него был старший брат, который старше его на три года. Кроме того, у него есть отец, которому 28 лет, герцог Бургундский. У него есть дедушка, который является дофином и наследником престола и которому только 45 лет. Кроме того, царствует король-солнце, Людовик XIV, которому, правда, уже 71 год, но он достаточно крепок и ещё процарствует несколько лет после этого. Но случается так, что уже в два года герцог Анжуйский становится дофином, то есть наследником. Это означает очень печальные события в семье и в королевстве. Сначала умирает великий дофин, сын Людовика XIV, потом умирают отец и мать мальчика - герцог Бургундский и его супруга. А потом умирает и старший брат. У маленького Людовика была няня. Это была госпожа де Вантадур, с которой ему повезло. Она была, во-первых, разумная женщина, а во-вторых, она его любила, а это очень нужно ребенку. И она умела с ним обращаться, умела учить его тому, чему считала нужным научить, в игровой форме, умела к нему подойти. Она очень хорошо понимала, что нужно стараться оградить его, насколько это возможно, сделать его жизнь жизнью нормального ребенка. Она защищала и несколько изолировала его от врачей, умела брать на себя ответственность, то есть чувствовала его, как мать. У неё была семья, но в этот момент обстоятельства сложились так, что она занималась только этим ребёнком. Это был единственный близкий человек для мальчика в первые годы его жизни, единственный любимый человек. Она, конечно, очень ему помогала в этом очень трудном детстве. А детство действительно было трудное, тяжёлое. Когда мальчику четыре года, умирает прадед. В четыре года Луи становится королём Франции. Причём в стране, где как раз при Людовике XIV был разработан строжайший ритуал поведения всего королевского двора, в том числе короля. Теперь в этот ритуал, который и от взрослого человека требует очень крепких нервов, потому что ты всё время на глазах, даже в самых простейших проявлениях человеческой жизни, всовывают маленького четырёхлетнего ребенка. В мемуарах сохранилось описание того, как умирал Людовик XIV и Людовик XV присутствовал при торжественном предсмертном приёме, который был организован, когда Людовик XIV произносил речь. Правнуку Людовика XIV четыре года, он плачет. Он плачет от страха, оттого, что это длительная церемония, ему тяжело. Теперь он включается в эту жизнь, и с этого момента королевская жизнь становится для него жутким ярмом, тяжестью. Его воспитательница прекрасно это понимает. Сохранились её письма, в которых она пишет, что это очень плохо для него. Она ругает этот этикет, который буквально поработил этого мальчика, который не даёт ему нормально существовать. Каждый раз, когда нужно отправлять какую-то государственную обязанность, он плачет и чуть ли не прячется под кровать. А это постоянно. Ему приходится присутствовать на приёмах, на длительных службах в церкви, давать аудиенции и так далее. Был регент. Поскольку король маленький, в этих случаях всегда назначается регент. Регент Людовика XV герцог Орлеанский. Он приходился королю двоюродным дедом. Он правил. Но представительствовать всё равно должен был маленький король. Наверное, он не всё мог выдержать, что мог выдержать взрослый, но, насколько мог, он должен был это делать. Сохранились воспоминания о случае, когда король падал в обморок во время службы, потому что он долгое время сдерживал естественную потребность, боялся этой беды; детский страх, что сейчас что-то случится на людях. И он падает в обморок и после этого болеет. Любой врач или психолог скажет вам, насколько это вредно для психики и что из этого может потом произойти. Был ритуал, что в 6-7 лет принцев переводили от женщин-воспитательниц к мужчинам. Делалось это резко и торжественно. Но у тех мальчиков в этот момент была мать, родители были живы. У этого мальчика была единственная родная (он звал её мамой, кстати). Этот резкий отрыв от воспитательницы, госпожи де Вантадур, привёл к жуткому стрессу. Король плакал и отказывался есть. Вынуждены были опять позвать его воспитательницу с тем, чтобы она уговорила его поесть, чтобы она его успокоила и заставила смириться с его тяжкой долей. Мне пришла в голову мысль, что этот резкий отрыв его от единственной любимой женщины в детстве, конечно, сказался на том, как он бросался на женщин, став взрослым мужчиной. Вот отсюда и идёт его ненормальное поведение в отношении женщин. Он попал в руки гувернёра маршала де Виллеруа. Совершенно другое воспитание. Это человек военный, достаточно простой. Он всячески подчеркивал, что вы король, все должны вас слушаться, радоваться одному только взору на вас. Это тоже было не совсем правильное воспитание ребенка, которому было 7-8 лет. Но самое главное, что мальчик остался абсолютно одиноким в этот момент. Потом он, конечно привыкнет. И когда в 12 лет его разлучат с маршалом, он тоже будет рыдать в подушку, но эти годы - то, что мы называем младшим школьным возрастом, 7-9 лет, - конечно, он был очень одинок и очень несчастен. Братьев и сестёр у него тоже никаких не было. У него никого не было. Вместо братьев и сестёр к нему приставили "игрушечных друзей". Это было по моде XVIII века. Это был сначала мальчик-цыган, а потом мальчик-индеец. Это были живые игрушки. Они должны были выполнять все его причуды, следовать всем его желаниям. Он к ним привязался, конечно, но понятно, что такая дружба и такое воспитание не очень хорошо сказывались на его собственном развитии. Гораздо лучше было трём принцам, которые были братьями и воспитывались вместе. Кроме гувернёра, у него был еще главный наставник, кардинал Флери, которого ему предписал прадедушка-король. Он составил завещание, в котором очень подробно расписал, где должен жить дофин (тогда он был ещё дофин), что он должен воспитываться в Венсенне, а не в Париже и не в Версале. Его на некоторое время увезли в Венсенн, потом опять перевезли в Версаль. Король назначил ему наставника. Это был кардинал Флери, который отвечал за всё образование. Маршал-гувернёр вёл с ним общие политологические беседы и занимался с ним предметом, который мы бы назвали обществоведением, объяснял ему, как управлять страной. А так у него было расписание занятий. Каждый день у него были уроки французского, латинского, истории, по три раза в неделю - математика, астрономия, естественные науки, музыка, танцы, рисование, труд. Здесь у него была собственная типография, он издавал небольшие книжки. Всё было хорошо, но, конечно, такого творческого вдохновения в этом образовании не было. Король учился прилежно и знал много; особенно он любил математику и географию. Кроме обычных предметов, его приучали к государственным делам: регент заставлял его присутствовать на важных совещаниях и подробно объяснял дипломатические дела. Есть те таланты, которые в нём дремлют, так и не проснутся. Всяко бывает в жизни, но проснуться талантам в таком ребёнке, задавленном таким грузом, который лежал на этом, и ещё лишённом какого бы то ни было эмоционального окружения, очень трудно. Поэтому трудно сказать что-нибудь о его талантах. Людовик XVI и Людовик XVIII были очень талантливые люди, потому что они это образование просто впитывали в себя, хотя образование было такое, что надо было быть вундеркиндом, чтобы просто с этим реально справиться. Но здесь было одно преимущество по сравнению с будущими принцами - в том, что здесь было много спорта. Там было его явно недостаточно, а здесь он много гулял, много играл, скакал на лошади, катался на лодках и так далее. У Людовика XVI в детстве этого было очень мало. Мальчик учился по обычному расписанию, всё это воспринимал достаточно нормально, но никакого ласкового окружения и любви, которая ребёнку совершенно необходима, вокруг него не было. И это не могло не сказаться на его дальнейшем развитии. Он мог пожаловаться этим "друзьям". Он, наверное, вёл с ними какие-то разговоры. Он к ним, конечно, привязался. Есть разные истории про эти взаимоотношения. Как раз в этом возрасте, 8-9 лет, стали замечать, и мемуаристы это отмечают, что Людовик XV стал проявлять неприятный характер. Странно было бы, если бы он его не проявлял. Это были приступы ярости, вроде бы ничем не обоснованной. Ни с того, ни с сего вдруг он начинал бросаться на окружающих. Страдали как раз его игрушки, те, кто его окружал, кто ему прислуживал. Стала проявляться детская вредность. Например, рассказывается такой случай. Он очень любил прыгать на кровати, в какой-то момент свалился с кровати и сделал вид, что потерял сознание, умер. Можно себе представить, что он в этот момент вспомнил, как это с ним было на самом деле, когда он болел, ему было плохо. Он это очень хорошо изобразил. Вокруг него все бегают в полном ужасе, а он доволен, что он поставил всех на уши. Потом, некоторые мемуаристы рассказывают, что он со сладострастием расстреливает свою любимую ручную лань. Но это скорее всего не так. Скорее всего, маленький ребёнок не был так уж ужасен в этом возрасте. Но, конечно, характер портился и закладывались основы того будущего нездорового человека, которого мы увидим позже. Необходимость постоянно участвовать в королевской жизни вызывала необходимость всё время вести себя неискренне. Этого мальчика, совсем маленького, а потом постарше, всё время учили сдерживать свои чувства, не показывать, что с тобой происходит, сдерживать естественную для ребёнка живость. Поскольку речь идёт о ребёнке, это не могло не породить потом неискренность по отношению к людям. Постоянное светское поведение не могло не породить даже неприязни к людям. Известно, что Пётр I брал его на руки, целовал, вёл себя раскованно. Он же был монархом совершенно другого плана и вёл себя не так, как было принято при французском дворе. Это, конечно, не могло не раздражать семилетнего мальчика, который должен был всё время строить улыбку этому экзотическому русскому царю, который позволял себе брать его на руки. Это не могло ему понравиться. Сен-Симон пишет, что он не пугался царя, но внутри себя он не мог не испытывать неприятных ощущений. Между прочим, известно, что Людовик XV всю жизнь был русофобом, несмотря на то, что Пётр I хотел женить его на Елизавете (конечно, из этого ничего не вышло). Он относился к России очень сдержанно, хотя политика требовала сближения с Россией и это сближение происходило, но при Людовике XV оно шло достаточно медленно. На престоле В 13 лет он был коронован и официально вступил на престол. Регент Филипп Орлеанский умер спустя несколько месяцев. Конечно, мальчик не правил, правили другие. Начало возмужания Людовика XV ознаменовалось не тем, что он начал править самостоятельно, а тем, что он начал менять любовниц одну за другой. До совершеннолетия короля Францией управлял регент, герцог Филипп Орлеанский. Он был предан Людовику, но, желая воспитать наследника величия «Короля-Солнце», относился к нему почтительно и отчужденно. Король вырос замкнутым, гордым и одновременно застенчивым человеком. В 1721 регент объявил о помолвке Людовика с двухлетней кузиной, инфантой Марианой Испанской; узнав об этом, юный король проплакал всё заседание совета министров, тем не менее маленькая инфанта, прибыв во Францию, числилась королевской невестой. После смерти Орлеанского в декабре 1723 первым министром стал герцог Луи Генрих Конде-Бурбон, который решил женить короля как можно быстрее. Единственно подходящей по возрасту принцессой-католичкой (хотя и старше короля на 7 лет) оказалась Мария Лещинская, дочь бывшего польского короля Станислава Лещинского. Маленькая инфанта была отправлена домой в Мадрид и стала впоследствии португальской королевой. Поначалу брак с Лещинской был счастливым: к двадцати семи годам у короля было семеро детей, но общество супруги, бесцветной и заурядной женщины, не удовлетворяло Людовика. Династическая связь со Станиславом Лещинским втянула Францию в неудачную для нее войну за Польское наследство (1733-1738). Первые годы их брака были безоблачными. Но родив с 1727 по 1737 десять детей, Мария стала обнаруживать к королю усталость и холодность. "Что же это? - сказала она однажды. - Всё лежать, да быть беременной, да беспрестанно рожать!" Она начала отказывать мужу в исполнении супружеских обязанностей, сделалась холодна и очень набожна. Оскорблённый Людовик постепенно удалился от жены. Пишут, что однажды, обиженный упорным нежеланием королевы принять его у себя вечером, он поклялся никогда больше не требовать от нее исполнения ее долга. С тех пор их совместная жизнь ограничивалась только церемониальными отношениями, а место Марии в сердце чувственного короля заняли другие женщины. Г-жа де Мальи была его первой фавориткой. Людовик не любил слишком шумного общества и двора, стесненного этикетом, но отдавал предпочтение тесной компании, состоявшей из нескольких друзей и красивых женщин. Малые апартаменты короля составляли особую часть двора, куда никто не допускался без особого приглашения его фаворитки. Здесь все было исполнено вкуса и изящества Чтобы иметь еще более свободы, Людовик купил Шуази. Расположение этого места сразу понравилось ему: кругом густой, полный дичи лес и река, змеящаяся среди парков. Он велел совершенно перестроить замок и роскошно украсить его. Все здесь было устроено по его вкусу: покои, украшенные статуями и полотнами знаменитых художников, роскошные диваны, обитые персидским бархатом; ложа, на которых можно было без посторонней помощи перемещаться повсюду; сады, где посреди мраморных бассейнов и фонтанов были расставлены столы с яствами и висели клетки с экзотическими певчими птицами, боскеты из роз и жасминов. В Версале король появлялся только в торжественные дни. Тут он был превосходным супругом, добрым отцом семейства и постоянно присутствовал на церковных службах. Все остальное время Людовик жил в Шуази. В этом святилище любви впервые появились механические столы, избавлявшие остроумное общество пирующих на вечерних оргиях от присутствия нескромных и болтливых слуг. Всякий собеседник имел подле себя столик с прибором из золота и хрусталя, писал на нем, какое хочет иметь кушанье и какое вино. Посредством пружины стол исчезал на минуту под пол и поднимался обратно, уставленный разнообразными яствами. Графиня де Мальи умела, как никто другой, придавать очарование таким обедам: она была так увлекательна своей веселостью, так наивно, от всего сердца, смеялась, что король, склонный по характеру к меланхолии, начинал веселиться и хохотать, как ребенок. Однако графиня де Мальи недолго властвовала над сердцем Людовика. Вскоре у него появились и другие увлечения. Сначала он влюбился в ее старшую сестру - герцогиню де Вантимиль, но она умерла от родов, а потом всерьез увлекся ее младшей сестрой - пылкой маркизой де Латурнель, пожалованной позже в герцогини де Шатору. С ней вместе к руководству королем пришла воинственная партия, требовавшая разрыва с Австрией. Под ее нажимом Людовик в 1740 поддержал Пруссию и Баварию в их войне за Австрийское наследство. В 1726 Конде на посту первого министра заменил кардинал Флери; вплоть до его смерти в 1744 все государственные дела находились в ведении кардинала. В 1745 любовницей Людовика стала мадам Помпадур, чье влияние на государственные дела было решающим. Внутренними делами король занимался мало, но на международные пытался влиять с помощью специально организованной (около 1747-1748) тайной службы «Секрет короля», агенты которой состояли при всех европейских дворах. Несмотря на таких умелых и неординарных агентов, как, например, шевалье д'Эон, реально Франция получала мало выгод. В 1756 не без усилий мадам Помпадур страна вступила в Семилетнюю войну, после которой Франция потеряла свои североамериканские и индийские владения. Другое решение Помпадур - назначение герцога де Шуазель - было более удачным; ему удалось в какой-то степени восстановить военную мощь страны. После смерти Помпадур её сменила мадам Дюбарри, не обладавшая даже тем пониманием государственных интересов, которое было у Помпадур; кроме того, существовал целый королевский «гарем» близ Версаля. Несмотря на впечатляющие успехи французской промышленности, огромные траты короля и его любовниц вызывали серьёзное недовольство. Состояние финансов было угрожающим. Конфликт с церковью, особенно с иезуитами (изгнаны из Франции в 1764), усугублялся конфликтом с янсенистами внутри самой церкви. В последние годы царствования Людовика добавился конфликт с Парижским парламентом, добивавшимся реформ судебной системы, созыва Генеральных штатов и финансовых реформ. Канцлеру Рене де Мопу удалось погасить конфликт, пойдя на отмену продажи судебных должностей, но в целом архаичный феодальный строй не был реформирован. Поощряемое королём падение морали вызывало протест всего общества, ни одна проблема не была решена, а лишь отсрочена, и Людовик, вступивший на престол при полном ликовании всего народа, скончался, всеми ненавидимый, от оспы. Девизом его царствования осталась его крылатая фраза: «После нас хоть потоп». С начала 1774 стали замечать сильную перемену в привычках и умонастроении короля. Он быстро постарел и одряхлел. Глубокая печаль не покидала его более ни на минуту. С величайшим благоговением он присутствовал на всех проповедях и строго соблюдал посты. Людовик словно предчувствовал свой близкий конец. В конце апреля 1774, после интрижки с дочерью одного столяра, он неожиданно заболел. Вскоре на его теле показалась сыпь - через несколько дней уже не было сомнений, что это оспа. 10 мая Людовик умер, оставив своему наследнику огромные государственные долги, множество нерешенных проблем и королевство, находившееся в затяжном кризисе. Людовик XV как человек Образ его гораздо сложнее, чем кажется, потому что он абсолютный монарх. То процветание, которое было во Франции в это время, не может пройти мимо него. Недостаточно сказать, что он просто ни во что не вмешивался, а занимался личными делами. Так не может быть при той системе власти, которая была во Франции. Конечно, это был человек глубоко несчастный. Очевидно, что он сохранил на всю жизнь инфантильное стремление выгородить свою личную жизнь, добрать то, что он недобрал в детстве, компенсировать себе безудержной жизнью, будучи уже взрослым, когда он все мог себе позволить, когда никто не мог ему перечить. Во многих исторических трудах его изображают, несколько демонизируя, как патологического обжору, пьяницу, развратника - что-то совершенно ужасное. Оправдать Людовика XV довольно сложно, потому что действительно многое, что о нём говорят, имело место. Был и знаменитый "Олений парк" с девочками, то есть гарем, было и обжорство. Но если мы возьмём и сопоставим неприятный образ короля и историю Франции времени его царствования (а он правил с 1715 по 1774 год, очень долго), смотрите, что это такое: это экономический расцвет, это время обширного строительства, городского строительства. Это время очень активной внешней политики, экономической экспансии. Это время культурного прорыва: Монтескье "Дух законов", Руссо "Общественный договор", Вольтер, "Энциклопедия". Это эпоха расцвета Франции.
МАКСимка: Людовик XV Французский. Человек, личность, характер «Я во всем хочу следовать примеру усопшего короля, моего прадеда», — заявил 16-летний Людовик XV после падения премьер-министра герцога де Бурбона в 1726 г. Было ли это возможно? При его прадеде Людовике XIV (1643 — 1715) система «абсолютистской» монархии во Франции и Европе достигла своего наивысшего развития. «Король-солнце», как никто другой, умел олицетворять суверенность «абсолютного» монарха и центральную власть королевства в реальности и лично заполнять эту центральную позицию. Тяжелая роль «вездесущего» короля была по плечу только личности с качествами Людовика XIV. Но этим «король-солнце» превратил королевство в груз, который превышал человеческие силы. Человеческие слабости помешали Людовику XV, несмотря на все положительные качества, последовать примеру своего предшественника и сосредоточить государство в своей персоне как это делал «вездесущий» король. Он не дорос до нечеловеческих задач «абсолютной» монархии. Так он стал непонятой, одинокой и трагической фигурой. В течение долгого времени Людовика XV изображали как ленивого и слабого короля, имевшего большое количество фаворитов и метресс, и только новые биографы, прежде всего Мишель Антуан, справедливо оценивают его как личность с присущими ему достоинствами. Людовик родился в Версале 15.2.1710 г. Он был сыном герцога Бургундского, старшего сына дофина (кронпринца) Людовика и Марии Анны Баварской. Таким образом, он был сыном старшего внука Людовика XIV и Марии-Аделаиды Савойской. Ничего, казалось, не предвещало маленькому Людовику, что когда-нибудь он взойдет на трон «короля-солнце». Но тут огромное несчастье разразилось над династией Бурбонов: в течение одного года, с 14.4.1711 г. до 8.3.1712 г. смерть унесла по очереди дофина (умер 14 4 1711 г от оспы), следовавшего за ним дофина герцога Бургундского (умер 18.2.1712 г. от кори), его супругу Марию-Аделаиду (умерла 12.2.1712 г.) и ставшего дофином старшего брата (умер 8.3.1712 г.). Поскольку первенец умер еще в детстве, остался только двухлетний Людовик, дофин, надежда династии когда правящему королю и прадеду Людовику XIV было уже 73 с половиной года. Маленький кронпринц прелестный ребенок, живой, рано развившийся, робкий, очень нежный, тонко чувствующий, слабый и избалованный, будучи полным сиротой, рос без семьи, 6ратьев и сестер, очень изолированно и замкнуто хотя и окруженный множеством людей. Поэтому он очень привязался к гувернантке, которую называл «мама Вентадур», и к своему прадеду, которого называл «папа король». Последний распорядился, чтобы его бывший соратник в играх 73-летний герцог Вийерой стал гувернером, 63-летний епископ Флери - воспитателем, а герцог де Мень, узаконенный сын, - опекуном, чтобы герцог Орлеанский, регент и двоюродный дед малыша не оказал на него слишком большого влияния. Когда Людовик XIV 1.9.1715 г. умер, Людовик XV в пять с половиной лет стал королем Франции. Разумеется в этом возрасте он еще не мог править, это делали регент с регентским советом от его имени. Но тем не менее для маленького застенчивого мальчика началась серьезная жизнь, потому что его все больше и больше привлекали к выполнению представительских задач. Уже 2.9.1715 г. он должен был в качестве короля председательствовать при чтении завещания Людовика XIV. Он открыл заседание несколькими выученными словами и затем передал все канцлеру. Ему необходимо было также в присутствии регента принимать выражения соболезнования в связи со смертью Людовика XIV, затем регулярно принимать дипломатический корпус, присутствовать при принесении присяги и выполнять религиозные обязанности как всехристианнейший король и многое другое. На Вийерое прежде всего лежит вина за то, что маленького мальчика на седьмом году жизни перегрузили этими протокольными повинностями, и у робкого от природы ребенка появился так и не покинувший его страх перед скоплением незнакомых людей. За непринужденностью и превосходными манерами врожденная робость скрывалась в душе и характере монарха. В то время когда другие дети могли играть со своими ровесниками, он с удивительной серьезностью выполнял взваленные на пего обязанности, которые его очень обременяли и рано выработали склонность к меланхолии. Вскоре отношения доверия соединили его с воспитателем и домашним учителем епископом Андре Эркюлем де Флери, с 1699 по 1715 г. управлявшим маленьким епископством Фрежу, человеком скромным, мудрым и набожным, сторонившимся придворных интриг. Флери дал юному королю ярко выраженное религиозное образование. Уже в возрасте 10 лет наряду с прежними представительскими обязанностями Людовика XV начали посвящать в другие королевские дела. С 18.2.1720 г. он регулярно (как слушатель) участвовал в заседаниях Государственного совета. Кроме того, он начал углубленно заниматься всеми важными для короля отраслями знаний. Как и в других монархиях, брак короля рассматривался как важное политическое мероприятие, желания или симпатии участников здесь не играли роли. Но брачная политика регента и его премьера кардинала Дюбуа, которые для закрепления дружественных отношений с Испанией соединили 11-летнего Людовика XV с 3-летней испанской инфантой Марией Анной Викторией, была особенно вопиющей. Брачный договор был подписан 25.11.1721 г. и маленькую испанскую принцессу привезли в Париж, чтобы воспитать ее там и дождаться, пока станет возможным церковное венчание. 11-летнего короля его невеста, естественно, оставила равнодушным, но он по ее прибытии подарил ей куклу. Так Людовик XV рос в одиночестве во главе государства, без семьи и близкого друга. Его единственными доверенными лицами были пожилая «маман Вентадур» и сравнительно старый Флери. 25.10.1722 г. с большой помпой, по старой традиции, Людовик был помазан на правление и коронован в Реймсском соборе. Когда королю 15.2.1723 г. исполнилось 13 лет, он стал совершеннолетним и регентство закончилось. Вскоре премьер-министр герцог де Бурбон посчитал крайне необходимой женитьбу часто болевшего короля, на которого возлагались надежды династии. 6-летнюю «инфанту-королеву» в 1725 г., к великому возмущению испанцев, отослали обратно в Мадрид. Повой невестой Бурбон выбрал польскую принцессу Марию Лещинскую, дочь лишенного трона короля Станислава, которая была на 7 лет старше Людовика. Свадьба состоялась 5.9.1725 г. в Фонтенбло с большой пышностью и в присутствии огромного количества князей и дворян со всей Европы. Что же за человек был Людовик XV, росший без родителей и семьи и чувствовавший себя всегда одиноким? Какой у него был характер? Современники, а также сохранившиеся портреты свидетельствуют, что Людовик XV был красивым, хорошо сложенным, крепким мужчиной. Представительная внешность, гармоничные черты лица делали его очень привлекательным. Говорили, что он «красивейший мужчина в своем королевстве». Он особенно любил верховую езду и охоту и имел крепкое здоровье. Впрочем, у него была склонность к воспалению слизистой оболочки носа и ларингиту, отчего голос делался хриплым. Вообще его голос не соответствовал импозантной внешности. Это мешало ему выступать, добиваться признания своими речами, представительствовать, руководить Советом, усмирять строптивые парламентские советы и править своим двором. Поэтому министрам часто приходилось вместо него читать его заявления. Важнейшей отличительной чертой короля была его высокая интеллигентность. Он наряду с Генрихом IV был интеллигентнейшим из Бурбонов (Антуан), быстро схватывал суть и был проницателен, как подчеркивают многие его сотрудники, такие как д’Агресон, д’Аверди, Крой и др. Французский министр иностранных дел маркиз д’Агресон писал: «Король думает быстро». И подчеркивал: «Ход его мысли быстрее молнии... с быстрыми и резкими суждениями». Людовик относился, как с удивлением сообщал в Вену австрийский посланник Кауниц, к наиболее хорошо информированным и высокообразованным властителям своего времени. Монарх всегда стремился расширить и обогатить свои знания и для этой цели собрал великолепную, постоянно пополнявшуюся новыми книгами личную библиотеку. Наряду с историей, правом и теологией его интересовали естественные науки и вопросы общественного здравоохранения. Он лично способствовал основанию «Академии хирургии» и поощрял естественно научные проекты, как, например, графа ле Гарея, который в 1745 г. опубликовал свою «Гидравлическую химию». Как подчеркивал современник Крой, «король особенно хорошо разбирался в астрономии, физике и ботанике». Людовик XV, высокоинтеллектуальный и образованный человек, имел «крайне сложный и загадочный характер» (Антуан). Агресон и герцог де Люйни описывали его как непроницаемого и недоступного. У него были слабые нервы, он робел перед людьми, часто впадал в меланхолию и депрессию. Люйни пишет по этому поводу: «Приступы меланхолии иногда проявлялись спонтанно, иногда обусловливались обстоятельствами». В то время как «король-солнце», которого все — по крайней мере внешне — уважали и почитали, держал в руках двор и придворных в Версале, застенчивому, боявшемуся людей Людовику XV сильно действовали на нервы постоянные придворные интриги, споры из-за ранга, злобная болтовня и клевета, нескрываемые зависть и гордыня. С детства приученный к скрытности, монарх видел только одну возможность отгородиться от всего этого: проявлять сдержанное, загадочное, молчаливое, всегда таинственное и недоступное внешним влияниям отношение. Как многие застенчивые люди, он не показывал своих чувства и стал мастером притворства и скрытности. Весьма замечателен в этом плане совет, который он в 1771 г. дал своему внуку Фердинанду: «Прежде всего успокойтесь и не позволяйте видеть ваши чувства». Людовик XV скрывал, что он планировал, что делал и над чем работал. Из-за этого у общественности сложилось ложное впечатление, что он не интересуется делами государства, ленив; потому что никто не знал его подлинных мыслей, намерений, трудолюбия, дальновидности. В отличие от Людовика XIV, чья жизнь с утра до вечера протекала публично, обставленная множеством церемоний, вплоть до присутствия особо привилегированных во время туалета, Людовик XV испытывал ужас перед всем этим, пытался избежать придворной жизни, старался отгородить себе свободное пространство. Он построил себе в Версале маленькие апартаменты, где спал и работал и куда не каждый имел доступ, как в «большие апартаменты». Кроме того, как только предоставлялась возможность, он бежал из Версаля в маленькие охотничьи замки в Рамбуйе, Ла Мует, Шуази, Сен-Юбер и т. д. Установлено, что в некоторые годы он проводил в Версале менее 100 ночей. Королевский церемониал был для Людовика XV только суровой обязанностью и тяжким грузом, фасадом, за которым он прятал свой подлинный образ жизни. Людовик, несмотря на свою робость перед людьми и страх перед толпой и чужими лицами, не пытался избежать выполнения представительских обязанностей. Но он не любил театрализованных выходов. Отправляясь в действующую армию, он в отличие от своих предшественников избегал больших церемоний, а просто уезжал. Время от времени он пропускал практиковавшиеся его прадедом ежедневные публичные подъемы или отходы ко сну со всеми придворными церемониями в больших королевских апартаментах. Людовик XV ночевал в своих маленьких апартаментах, вставал рано и успевал поработать несколько часов за письменным столом, прежде чем отправиться в большие апартаменты. Точно так же Людовик удалялся вечером после охоты в свои маленькие покои поработать, поужинать с несколькими доверенными людьми и лишь затем переходил в парадную комнату, чтобы публично продемонстрировать отход ко сну. Но как только полог кровати задергивался и придворные удалялись, он отправлялся спать в свою комнату. По свидетельству современников, в личной жизни он был «скромный и добросердечный человек». Однако такая двойная жизнь вела к тому, что король не мог использовать двор, придворную жизнь и церемониал как инструмент властвования и «приручения» придворного дворянства. Кроме того, постоянно уклоняясь от публичности, он давал повод к недоверию, досужим сплетням, фантастическим слухам, ложным суждениям о своей деятельности, и все это перед лицом весьма критически настроенной общественности, которая под влиянием мыслей просветителей, а также скандальной прессы только и искала себе жертву. Людовик XV стал ее излюбленным объектом, что постепенно приводило к ослаблению монархической идеи. Было еще и другое, что мешало ему полностью занять позицию «абсолютного» монарха наподобие его прадеда: его от природы очень сильная и увеличившаяся в годы детства и юности застенчивость, боязнь людей и страх перед публичными выступлениями. На них «король всегда был как парализованный» и не мог, как подчеркивает современник Бери, из-за своей робости «прочесть далее четырех предложений». Так, он редко мог перебороть себя и публично произнести речь, обратиться к посланнику на приеме, перекинуться парой фраз с кем-нибудь из придворных или выразить министру или чиновнику свою похвалу или недовольство. Казавшийся на публике скованным, холодным и одеревеневшим король, как сообщает Крой, в узком кругу мог быть «веселым, непринужденным» и «вообще больше не застенчивым, а совершенно естественным». Отсутствие способности в официальной обстановке обращаться к тем, кто ждал его слов, сковывало его действия,. Как верно отмечает Антуан, для абсолютного монарха это в первую очередь была речь, т. е. умение «говорить, чтобы приказывать и решать, судить, запрещать или разрешать, поздравлять, подбадривать, хвалить или ругать, наказывать или прощать». От застенчивости ему было трудно общаться со своими министрами и высшими чиновниками, прежде всего с новыми лицами, почему он не любил перемен. Они же вообще не знали, чего ждать от ревностно охранявшего свои властные полномочия монарха, поскольку никогда не слышали ни похвалы, ни неодобрения. Тем неожиданнее были для них в соответствующих обстоятельствах решения Людовика об отставке или его письменные распоряжения о наказаниях. Либо в такой атмосфере не могли появиться действительно значительные политики, либо их просто не было. Во всяком случае, во время Людовика XV после Флери было мало значительных политических личностей, хотя имелись хорошо управляющие чиновники. Несмотря на это, Людовик XV исполнял свои обязанности как верховный представитель королевства, как воплощение высшей законодательной, исполнительной и судебной власти. У него была четкая концепция своего целостного суверенного авторитета, религиозного характера позиция «всехристианнейшего короля», он проявлял себя не как деспот и даже ни как авторитарный монарх. Он был бюрократом, который много писал, это отвечало его интровертной природе. В отличие от Людовика XIV, охотно и со знанием дела использовавшего в своем правлении устное слово и мало писавшего, его правнук руководил теми же перешедшими от предшественников институтами письменно. Хотя ему часто приходилось председательствовать на заседаниях Государственного совета и регулярно совещаться с министрами в узком кругу, он все же предпочитал переписку. Поскольку он хорошо владел пером, то чувствовал себя в письменной сфере значительно увереннее. Он все писал сам и не имел личного секретаря. Маркиз д’Аргесон замечает по этому поводу: «Король много пишет своей рукой, письма, памятные записки, много отрывков из того, что он читает...» Таким образом, монарх старался по возможности больше управлять письменно, требовал того или другого, делал пометки в документах своих министров и чиновников, критиковал или одобрял, давал указания и т. п. Таким образом, он мог полностью выполнять свои обязанности по управлению и держать все под контролем, хотя часто отсутствовал в Версале и переезжал из одного охотничьего замка в другой. У него был складной письменный стол с запирающимся выдвижным ящиком, заполненным письмами и досье, который всегда был при нем, и важнейшим министрам иногда приходилось пускаться в путешествие, чтобы побеседовать со своим королем. Несмотря на такой стиль правления, который мог быть вполне эффективным, историки в основном говорят о его малой способности решать внутри- и внешнеполитические и финансовые проблемы из-за преувеличенной скромности и сильных сомнений в себе. Этот интеллигентный, проницательный монарх постоянно сомневался в себе. Недостаток уверенности сковывал его ценные качества. Он очень быстро схватывал существенное и необходимое, а также значение и последствия событий. Но если его окружение или министры высказывали другое мнение, он терялся, становился нерешительным и тратил много времени на принятие решения. Современник герцог Крой, хорошо знавший короля, замечает по этому поводу: «... скромность была качеством, которое превратилось у него в недостаток. Хотя он разбирался в делах гораздо лучше, чем другие, он всегда считал себя неправым». Немузыкальный, но тонко чувствующий искусство, глубоко верующий, набожный человек и верный сын церкви и папы, он не позволил многим дворянам отвлечь себя от веры, хотя они усердно и пытались это сделать. После того как самое позднее с 1737 г. он больше не был близок с королевой, то подолгу жил с официальными любовницами, к которым иногда добавлялись мимолетные фаворитки более низкого происхождения. Хотя тогда содержание любовниц было обычным почти для всех монархов, эти постоянные нарушения церковной морали вызывали у французского короля угрызения совести и депрессию. Он осознавал свое греховное состояние, но не хотел его менять или же не имел для этого достаточно силы воли. Он надеялся, будучи всегда окруженным священниками, перед смертью покаянием решить проблему, как замечает Крой. Кардинал Берни подчеркивал: «Его любовь к женщинам победила его любовь к религии, но она никогда не могла... причинить ущерб его почтению к ней» и «Король имеет религию... он скорее воздержится от таинства причастия, чем будет его профанировать». Людовик в течение 38 лет своего правления не принимал причастия, хотя в остальном ответственно выполнял свои религиозные обязанности и, как и его предшественник, каждый день с большим благоговением и всегда коленопреклоненный участвовал в мессе, постился в предписанные дни и участвовал в процессиях. Было принято, чтобы король как помазанник Божий по большим праздникам возлагал руки на подданных, больных золотухой, чтобы их излечить. Но для этого было необходимо предварительно исповедаться и причаститься. С 1722 по 1738 г. Людовик XV всегда добросовестно проводил возложение рук на золотушных. Но с 1739 г. это прекратилось, потому что он больше не причащался. Это вызвало большой скандал. Хотя благодаря Просвещению дворянство уже давно подвергало сомнению сакральность королевской власти, Людовик XV, перестав выполнять старый королевский ритуал возложения рук на золотушных, внес вклад в десакрализацию своего авторитета в его ослабление. Большой урон своей репутации Людовик XV нанес тем, что имел слишком много любовниц. Его считали «похотливым грешником». Этого «всехристианнейшему королю» не простили, хотя большинство придворных жили не со своими женами, а с любовницами, и у высшей буржуазии дела обстояли не лучше. Особым поводом для скандала стала связь короля с пресловутой Помпадур, которая вошла в историю как символ королевской метрессы. Молодой король был вначале влюбленным, хорошим и верным мужем. В первые 12 лет супруга родила ему десять детей. Первая дочь родилась, когда ему было семнадцать с половиной лет, а последняя — когда ему было двадцать семь, а Марии тридцать четыре. Кроме двух мальчиков, у супругов было 8 девочек, носивших титул «Мадам Франции», они были пронумерованы по возрасту («Мадам первая», «Мадам вторая» и т. д.). Из девочек в четыре с половиной года умерла «Мадам третья», а из мальчиков — младший, родившийся в 1730 г. Единственным сыном остался дофин Луи, родившийся 4.9.1729 г., органист и певец, не любивший ни охоты, ни спорта, очень набожный и домашний, который после смерти горячо любимой первой жены со своей второй супругой, Марией-Йозефой Саксонской, вел счастливую семейную жизнь, больше напоминавшую буржуазную. От них произошли последующие короли Людовик XVI, Людовик XVIII и Карл X. Отношения Людовика XV с сыном были весьма напряженными, но он был очень привязан к дочерям, которых, когда они подросли, он охотно посещал, беседовал с ними. Слушал их музыку и собственноручно готовил им кофе. Замуж вышла только самая старшая, Елизавета Французская, за дона Филиппа Испанского, будущего герцога Пармского. Самая младшая, Луиза, стала монахиней ордена кармелиток. Хотя Людовик был любящим отцом, вскоре в браке с Марией Лещинской возникли трудности. Супруга, старше на семь лет, очень набожная, но малопривлекательная, скучная, апатичная и печальная, имела совершенно другие интересы, чем король, редко сопровождала его, из-за своих частых беременностей, и не смогла создать той обстановки, к которой стремился Людовик. Между ними не возникло по-настоящему близких доверительных отношений, и король «находил у королевы самый мрачный уголок при дворе». Когда королева однажды, по совету врачей, отказала своему супругу в близости, но не решилась объяснить причину, он, оскорбленный, окончательно отвернулся от нее. Не привыкший к воздержанию и, очевидно, неспособный на это, с 1738/39 г. король стал проводить время в обществе метресс. Крой высказался по этому поводу так: «Наряду с преувеличенной скромностью у него был важнейший и единственный недостаток — страсть к женщинам». Первыми официальными метрессами были четыре дочери маркиза де Нестле. Он наслаждался тем, что мог у них расслабиться и «жить как обычный человек». Весной 1745 г. новая дама поднялась до положения «главной метрессы»: Жанна-Антуанетта Пуассон, внебрачная дочь финансиста, выросшая в добропорядочной буржуазной семье и в 20 лет, в 1742 г., выданная замуж за финансиста Шарля Гийома Ле Норман д’Этуаль. Соблазнительная, исключительно красивая, честолюбивая и образованная молодая женщина познакомилась с Людовиком XV во время его охотничьих вылазок и решила непременно стать его любовницей, чего и добилась в марте 1745 г. Она разошлась с мужем, получила от Людовика дворянское поместье и в качестве маркизы де Помпадур была допущена ко двору, хотя дворяне и презирали эту выскочку. Ее искусство и дарование заключалось прежде всего в том, что она умела развлечь короля и развеять его меланхолию. Новая метресса, непреклонная в своем честолюбии и стремлении к власти, играла с 1745 г. до своей смерти в 1764 г. очень большую роль. Общественность находила особенно скандальным то, что эта женщина смогла удерживать свои позиции в течение столь долгих лет. Она превосходно умела отбить у соперниц короля и сохранить его благосклонность. Хотя их отношения продолжались только до 1750 г., она оставалась еще более влиятельной подругой, создавала ему приватную атмосферу и поставляла королю или терпела около него маленьких фавориток из простых сословий, которые не были для нее опасны. Именно эти маленькие метрессы, жившие в одном доме, дали повод к фантастическим слухам, рассказам и подозрениям, Говорили о массовых оргиях, совращении малолетних и т. п. В действительности молодые женщины брачного возраста пробивались сами, часто подталкиваемые своими честолюбивыми родителями. Хотя Людовик XV знал, какой удар его престижу нанесла Помпадур, все же в 1768 г., в 58 лет, он сделал главной метрессой другую буржуазку, 25-летнюю Жанну Вобенье, состоявшую в браке с графом де Барри. Новая метресса, графиня де Барри, жизнерадостная, лукавая, добродушная молодая женщина, окруженная теперь придворными, деятелями искусства и философами, не играла такой политической роли, как маркиза де Помпадур, но своей расточительностью также способствовала падению авторитета монарха. Число незаконнорожденных детей Людовика оценивается по-разному. Антуан подчеркивает, что их было всего восемь, т. е. меньше, чем законных. Речь шла в основном о девочках, которых хорошо выдавали замуж; оба сына стали церковнослужителями.
МАКСимка:
МАКСимка:
МАКСимка: Бюст Луи 15 в Версале
МАКСимка: Луи 15 и посол Голландии Луи XV Людовик XV с канцлерами
МАКСимка: Мальчик-Людовик XV Пётр I с маленьким Людовиком XV Покушение на Луи 15, совершённое Дамьеном
Louis XIV: Герцог Филипп Орлеанский и Людовик XV.
Клод Моне: Людовик XV в 1745 году , работа Джорджа Стюарта
Louis XIV: "Король умер! Да здравствует король!" Людовик XV (в центре). 1 сентября 1715 года.
МАКСимка: Луи 15 в 1774 году, работа Джорджа Стюарта:
Дмитрий: Сражение при Фонтенуа состоялось 11 мая 1745 года; французскими войсками командовал умирающий маршал Саксонский (он страдал от водянки, и его носили в плетеном кресле); поддержать их морально явился Людовик 15 с дофином. Людовик Возлюбленный отнюдь не был воином и прибыл на поле боя, потому что "так надо". Зато он умел произносить исторические фразы. Морицу Саксонскому он сказал, что после битвы при Пуатье (1356) ни один из французских королей не сражался рядом с сыном и никто после Людовика Святого не выигрывал сражения с англичанами, так что он надеется стать первым.Сражение началось в пять часов утра. Первой в бой двинулась пехота; первую шеренгу центра составляли французские гвардейцы. Когда противники находились на расстоянии пятидесяти шагов друг от друга, английские офицеры сняли шляпы и поклонились французам. Граф де Шабанн, герцог де Бирон и все французские офицеры ответили тем же. Лорд Чарльз Гэй, капитан английских гвардейцев, сказал:"Господа французские гвардейцы, стреляйте!" Граф д`Отрош, лейтенант гренадер, отвечал: " Господа, мы никогда не стреляем первыми, стреляйте сами". Беглый огонь снес всю первую шеренгу: шестьсот солдат и пятьдесят двух офицеров. Сам граф получил семь пуль ( однако потом оправился от ран и дожил до восьмидесяти лет). Англичане шли медленно, как на параде. Плотно сомкнув ряды, колонна англичан и австрийцев неумолимо продвигалась вперед, ряд за рядом выкашивая французов. Французская конница шла в атаку шагом или рысью, с клинками наголо, не пользуясь огнестрельным оружием. Все участники сражения словно состязались в стойкости и выдержке: генерал-лейтенант шевалье д`Аше, которому раздробило ногу, докладывал обстановку королю не выказывая боли, пока не упал без чувств. После него к ставке на взмыленном коне прискакал герцог де Ришелье. "Моя новость в том, что сражение будет выиграно, если этого захотеть,- заявил он,-а мое мнение- что нужно немедленно выдвинуть четыре пушки в лоб колонны. Артиллерия ее остановит, а военная свита короля и другие войска окружат; нужно рассредоточиться и атаковать". Говорят, что Людовик 15 плакал, давая согласие на план герцога: ему было жаль своей гвардии. Свиту бросили в бой; мушкетеры пустили лошадей в галоп, однако офицеру де Монтескью пришла в голову счастливая мсль атаковать сомкнутыми рядами, а не врассыпную, как прежде. Общий штурм длился не больше восьми минут, но за это время погибли 73 французских офицера, в том числе 5 полковников и 5 гвардейских капитанов, 55 человек были тяжело ранены, 464 получили легкие ранения, однако неприятель обратился в бегство. К часу дня все было кончено. Потери врага составили около 14000 убитыми и ранеными, а французов- 7000. " Смотрите, какова цена торжества,- горько изрек король, идя по полю, усеянному трупами,- кровь наших врагов- кровь человеческая; подлинная слава- избежать ее пролития". После битвы старый маршал Саксонский говолрил королю, стоя на коленях:"Сир, я много прожил; сегодня я желал бы жить лишь для того, чтобы увидеть победу вашего величества. Вы видите, от чего зависят сражения". На самом деле решающую роль сыграло не присутствие монарха в ставке, а неустрашимость королевской гвардии. ( В корпусе мушкетеров Королевского Дома погибли 22 человека). Английский главнокомандующий- герцог Кумберлендский говорил, что ни одно сражение не выиграть, пока не разбита свита короля. Это было последнее сражение в котором находился французский монарх и его гвардия.
Дмитрий: Карта сражения при Фонтенуа- 11 мая 1745 года.
Дмитрий: Эпизод сражения при Фонтенуа. Мориц Саксонский. Главнокомандующий французской армией в битве при Фонтенуа.
Дмитрий: Битва при Фонтенуа Мы сделали благополучно уже три первые перехода, как узнали, что маршал де Сакс открыл траншеи и сильно обстреливает город. Турне, лучшая из нидерландских крепостей, имела тогда сильный гарнизон, следовательно, могла выдержать долгую осаду. Мы остановились, имея еще два перехода впереди, чтобы разведать положение неприятеля. Он не только продолжал осаду с тою же силой, но и приготовился хорошенько встретить пас. Король Французский и дофин находились при армии. Десятого мая мы снова двинулись четырьмя колонами. Я был в авангарде, который должен очищать путь от французских форпостов, и вечером обе армии стояли уже друг против друга. Неприятель, не снимая осады, оставил под крепостью наблюдательный корпус и в течение ночи приготовил свои главные силы к бою. Выбрав возвышенности, против нас находившиеся, он имел справа местечко Антуан, слева Барийский лес, а в центре деревню Фонтенуа. Правый фланг неприятельской армии прикрывался глубоким рвом, деревня Фонтенуа была обнесена палисадом и в изобилии снабжена войском и артиллерией, а левый фланг защищен был сильными редутами. Одиннадцатого числа рано утром, наша армия выступила, развернутая в боевом порядке. Началась перестрелка с той и другой стороны, и в восемь часов утра мы двинулись для атаки. Сражение это так часто было описываемо, что бесполезно о нем распространяться здесь. Прибавлю только, что вместо того, чтобы прямо идти на неприятеля, мы вытянулись вправо, обогнув Барийский лес, между тем как если В этим крылом мы атаковали левое крыло французской армии, не вводя в дело наш левый фланг, то несомненно мы одержали бы победу. Герцог Кумберландский правым своим крылом опрокинул сначала левое крыло французов, но не видя поддержки ни из центра, ни с левого крыла нашей армии, двинулся так стремительно, что разорвал нашу боевую линию. Маршал де Сакс воспользовался этим обстоятельством: взяв несколько бригад из своего центра, он атаковал с флангу корпус герцога, слишком выдвинувшийся, и притом с такою силою, что принудил его отступить в виде большого каре и с утратой большого числа людей. Наш центр под командой принца Вальдекского атаковал деревню Фонтенуа, которую французы храбро защищали; дорого обошлось нам это нападение, но все же мы не одержали победы. Левый наш фланг, имея перед собою глубокий ров, о котором я упоминал, могла только поддерживать канонаду. [537] Я был прислан принцем с приказанием к генералам, командовавшим левым крылом, присоединиться к правому, чтобы поддержать центр, сильно пострадавший во время атаки деревни. Я увидел, что несколько голландских полков обратились в бегство, оставив большие промежутки в линии, а с ними и один кавалерийский полк бежал за семь миль от поля битвы в Брюссель, где распространилось страшное смятение вследствие распущенных ими слухов, что все потеряно, и что генералы или тяжело ранены, или убиты (Полковник этого полка понес должное наказание за свое вероломство: он был удален со службы, также как и прочие офицеры этого полка). Остальная часть кавалерии, несколько полков пехоты и особенно голландские гвардейцы, всегда поддерживавшие свою репутацию, твердо устояли против всех усилий французов, но в то время, как эти войска приготовлялись исполнить привезенный мною приказ, получено было известие, что нам остается только одно отступление. Герцог Кумберландский достиг до большего леса, бывшего позади нас, и французские войска, преследовавшие его до этого места, возвращались теперь в полном порядке, чтоб атаковать наш правый фланг. После того мы отступили под укрепления города Ата, в полуторе мили от поля сражения. Этот достопамятный день дорого обошелся обеим армиям; но самая большая потеря выпала на долю англичан. Нельзя не сказать, что никто не выступает против неприятеля с большею твердостью, уверенностью и отвагой, как они. Вот почему их так разбили, и земля была усеяна их изуродованными трупами. Они потеряли многое множество офицеров, и после этой кровавой битвы много знатных британских семей облеклось в траур. Два или три раза во время сражения принц Вальдекский посылал меня к герцогу Кумберландскому, и всякий раз я находил его в местах, где был самый сильный и жаркий огонь, во главе своей пехоты. Ни он, ни отряд, состоявший под его командой, не помышляли о нас; они бились, как будто были одни на поле сражения, и точно также отступали; то же самое случилось мне наблюдать два года спустя в битве под Лафельдом. В этой нации в самом деле есть что-то особенное, отличающее ее от всех прочих; даже женщины сохраняют полное хладнокровие в величайшей опасности и посреди ужасов резни. Я видел поразительный пример того, о котором стоит упомянуть: одна англичанка на самом поле битвы спарывала галуны с мундира только что убитого офицера, и в ту минуту, как я проходил мимо нее, ядро сорвало ей голову; другая, несшая ребенка на руках, увидела это, опустила ребенка наземь и взяла нож, который был в руках убитой, чтобы продолжать вместо нее спарывание галунов с тем же спокойствием, когда новое ядро поразило и ее, как и первую. [538] Наша армия остановилась на два дня в городе Ате, чтобы дать время собраться нашим беглецам и отдохнуть Швейцарские и немецкие полки, состоявшие на службе Голландской республики, также много отличались в этой битве и понесли большие потери. Общее число убитых в обеих армиях простиралось за двадцать тысяч человек. Герцог Кумберландский не был ранен; но фельдмаршал Кенигсек, старый подагрик, а потому плохой ездок, желая воротить кавалерийский полк, обратившийся в бегство, как я уже сказал, имел несчастье упасть с лошади и получить при падении рану. Под принцем Вальдекским было убито две лошади, но сам он остался невредим. Из офицеров его свиты я более других счастливо отделался: подо мною была убита лошадь; но мой слуга швед, не оставлявший меня и смотревший за моими лошадьми, не захотел удалиться и тогда, когда я приказал ему оставить место, подвергавшееся особенно сильному огню; он желал видеть сражение вблизи. Несколько минут спустя, я увидел его спешившимся и в отчаянии, что обе мои лошади были убиты. Проходя мимо, я побранил его за рассеянность, но он все-таки настаивал на позволении остаться и вскоре подъехал ко мне на чудесной лошади с таким видом, как будто выиграл сражение; он подвел ко мне двух превосходных верховых коней со всею упряжью, захватив их на поле сражения. Я заплатил ему за его усердие и простил его. Мы расположились лагерем под Атом только на время. Затем выбрано было другое место подле города Лессина, более удобное, как по величине своей площади, так и потому, что прикрывались рекою. Там мы оставались в покое, находясь в восьми милях от французской армии, продолжавшей осаду Турне, и наконец, взявшей его. Между тем продолжались мелкие стычки. Г. Корнабе, швейцарский офицер, первый адъютант принца Вальдекского, выезжал время от времени на рекогносцировку неприятельской армии, в сопровождении небольшого отряда. Я просил его позволить мне участвовать в экспедиции в качестве адъютанта. Из ответа его я понял, что он не желал, чтоб я участвовал, вообще чтобы кто-нибудь разделял его славу; но так как он не высказал формального запрещения, то я счел возможным примкнуть к экспедиции; на следующую ночь и подстерег минуту его отъезда, вскочил на лошадь и поехал в хвосте отряда, чтоб видеть все, что случится. Сделали привал, я подошел к г. Корнабе, чтоб извиниться в том, что последовал за ним, сказав ему, что в мои годы естественно искать случая изучить свое дело, и выразил надежду, что он не осудит моего поступка и не откажется послать меня с приказанием куда ему вздумается. Он вежливо отвечал, что намерения мои похвальны, и что он очень рад поему присутствию. Впоследствии мы сделались большими друзьями, и я [539] никогда не забуду всех доказательств его дружбы при разных обстоятельствах. Схватка с французами Во время нашего разговора высланные патрули донесли, что впереди виднеется толпа в несколько сот всадников. С нашей стороны было только двести драгун и сто человек пехоты. Г. Корнабе поспешил взглянуть на расположение неприятеля, который, увидев нашу кавалерию, держался в лесу. Там мы и атаковали его. Панический страх овладел ими, они бросились в ближнюю деревню и достигли ее, прежде чем наш маленький отряд пехоты подоспел к нам. Я попросил дать мне сто драгунов, чтоб выгнать французов из деревни; велел спешиться одной половине моего отряда и напал на французов с такою стремительностью, что они оставили деревню, потеряв тридцать человек убитыми и ранеными. Пленные сообщили нам о расположении неприятеля и об успешной осаде Турне. Когда мы возвратились в лагерь, нам начальник выразил удовольствие моими действиями в этой стычке и не только почтил меня своим расположением, но и сделал весьма лестное донесение о моем поведении принцу Вальдекскому, который с той поры стал относиться ко мне с полным доверием и весьма милостиво. Было еще несколько подобных стычек, и вскоре мы узнали, что осажденный город взят, и французская армия идет на нас. Мы не могли защищаться в нашем лагере и отступили к Брюсселю, опираясь левым флангом на него, правым на Вильворден, а впереди имея канал, соединяющий оба эти города. Маршал де Сакс считал наш лагерь неприступным. Он ограничился занятием всей оставленной нами местности, взял с нее провиант и большую контрибуцию и занялся осадой находившихся там крепостей, которые защищались так плохо, что не могли задерживать его движение. Между тем мы были обрадованы известием, что англичане в Америке заняли Кан-Бретон. Английские офицеры, бывшие в нашей армии, уверяли, что одно занятие этого пункта вполне покроет все их военные издержки. Другое известие еще более усилило нашу радость, или лучше сказать, заставило позабыть несколько наши неудачи в последнюю кампанию; то было известие о избрании императора Франца I. Признано было необходимым ознаменовать эти события праздниками и весельем, как в армии, так и в Брюсселе, хотя неприятель уже отнял у нас две трети Нидерландов, а австрийцы, под предводительством принца Карла, брата императора, проиграли два сражения против короля прусского. Мы оставались в лагере до конца кампании, ничего не предпринимая. Бездействию нашему способствовало то, что герцог Кумберландский получил от короля, своего отца, известие, что в Шотландии высадился [540] претендент Карл - Эдуард с французскими войсками, что шотландцы высказываются большею частью в его пользу, и что он уже идет на Лондон. Герцогу приказано было со всею поспешностью сесть с английскими и гессенскими войсками на транспортные суда, нарочно для того присланные королем, и спешить на защиту отечества. Он отправился со своею армией, благополучно переправился в Англию, тотчас выступил против претендента, разбил его под Кольведертом и рассеял сладкие надежды, которые возлагались на это предприятие. У нас все было покойно; происходили только небольшие схватки. Принц Вальдекский получил согласие генеральных штатов на образование легких отрядов, необходимых для занятия аванпостов и для увеличения регулярного войска, утомленного военными действиями и нескончаемыми разъездами. Из Баварии прибыл целый полк гусаров, так как курфирст баварский заключил сепаратный мир с Венским двором, и желая поправить свои финансы и вообще положение страны, истощенной в царствование его отца, императора Карла VII, решился преобразовать часть своих войск. К этому полку, уже направившемуся к нам из Баварии, присоединилось еще два эскадрона волонтеров в полтораста человек, пятьдесят драгунов и столько же гусаров. Эти небольшие отряды образованы были из французских дезертиров, приходивших во множестве, так что можно было образовать из них еще два новых эскадрона. Принц Вальдекский предложил мне командование одним из этих эскадронов; я принял это предложение, хотя не имел тогда никакого понятия о войсках такого рода, но принял после долгих убеждений со стороны принца. Впоследствии я был очень признателен ему, что он взял на себя труд убедить меня, так как содержание мое возвысилось до восьми сот червонцев, и я получал их вовремя, чего, признаюсь, никак не ожидал; но известно, что Голландская республика хорошо платит жалованье войскам во время войны, и дурно — в мирную пору. И так, один из этих вольных эскадронов был отдан под мою команду; по мере же того, как формировались и несколько обучались прочие эскадроны, принц также отдавал их под мое начальство, и я не жалел ни забот, ни труда, чтобы постоянно держать их при деле. Странное происшествие Первый назначенный мне пост был в предместье Брюсселя, против неприятеля, находившегося в одном переходе от нас, недалеко от города Алоста, где была главная квартира Людовика ХV и маршала де Сакса. Близость двух армий вызывала частые стычки, а [541] так как генералы обеих сторон ездили часто на рекогносцировки, то ни одного дня не проходило без схваток. Но ничего особенного тут не случалось; произошло только одно происшествие, довольно странное, о котором я и расскажу. Однажды французский отряд в триста человек приблизился к нам и выслал вперед офицера с пятидесятью солдатами для атаки моего поста. Я тотчас же выступил со всем моим войском, чтоб отбросить их. При моем приближении они сделали вид, что отступают; но намерение их было завлечь меня в засаду. Дав одному офицеру пятьдесят человек для преследования их, сам я подвигался то вправо, то влево (надо помнить, что около Брюсселя местность чрезвычайно неровная), с двумя другими небольшими отрядами такой же силы. Остальная часть моей пехоты и кавалерии должна была тихо следовать за мною, чтоб поддержать меня в случае надобности. Между тем офицер, командовавший пятидесятью солдатами, посланными для преследования французов, случайно узнал стоявшего во главе их офицера, с которым он служил во Франции в одном полку и во время перестрелки громко назвал его по имени. Тот, в свою очередь узнал своего старого приятеля, и два юных безумца, прекратив огонь, обнялись. Я был сильно удивлен этим обстоятельством и поспешил узнать, в чем дело. Я застал их в споре, а солдаты, положив ружья на плечо, мирно смотрели на эту по истине смешную сцену. Спорили о том, кто из них пленник. Мне показалось это странным; я сказал французскому офицеру, чтоб он дал знать командиру всего отряда, и таким образом узнал, что у них войско позади. Тотчас отправлен был к командиру унтер-офицер. Минуту спустя командир, подполковник, приехал со всеми офицерами своего отряда, привлеченными любопытством. Я просил его приказать его пятидесяти солдатам и их начальнику сдаться нам в плен; он же с своей стороны заявил, чтобы и я отдал такое же приказание своим. Я рассердился не на шутку и объявил ему, пусть он выведет все свое войско, и тогда мы увидим, кому из нас двух брать верх. И пока шли эти препирательства, принц Вальдекский, а с ним много других генералов, заслышав шум перестрелки, подъехали к нам. При виде французских офицеров, принц спросил — в чем дело. Один из поручиков, бывших под моим начальством, рассказал ему о случившемся; сам же я там не был и делал распоряжения, чтоб окружить французский отряд. Принц тотчас приказал арестовать всех французских офицеров; я бросился объяснить ему, что они выехали по моему вызову, на честное слово, и умолял отпустить их, обещав, что представлю их всех пленниками через полчаса времени, твердо уверенный, что французы попали в засаду. Но принц, [542] и все наши генералы нашли странным мое желание снова начать сражение. На уверение мое, что дав слово, я не могу поступить иначе, принц отвечал, что так как французские офицеры имели глупости оставить свое войско, то пусть и винят самих себя, и что, наконец, в его присутствии дело принимает другой оборот, так как он слова не давал; с этими словами он приказал мне послать офицера и барабанщика, для требования сдачи засевшего отряда. Я повиновался: неприятельское войско, не имея начальников, беспрекословно положило оружие, и мы возвратились на свой пост ведя в город пленников в числе трех сот солдат и одиннадцати офицеров. Ввиду выгод нашей позиции, маршал де Сакс не мог предпринять ничего серьезного до конца этой кампании и ограничивался тем, что рассылал во все направления отряда для сбора контрибуции. Полк, сформированный из уланов и гусаров и носивший его имя, предпринял эту экспедицию; но солдаты заезжали иногда так далеко, что наши войска перехватывали их с деньгами, взятыми у бедных жителей. Мы платили французам тем же. Я был послан за границу Франции, для сбора возможно большей контрибуции. Взяв двести конных и двести пеших солдат и оставив остальную часть моего отряда в предместье Брюсселя для охраны от неприятельских набегов, я отправился в путь. ехали мы день и ночь, а для необходимого отдыха углублялись в лес. Таким образом я проехал всю Генегаусскую провинцию и собрал там значительную контрибуцию; через три недели я возвратился и представил рапорт по данному мне поручению. Что может быть неприятнее и тяжелее для человека с чувствительным сердцем, как подобная экспедиция! Как не страдать, когда принужден делать других несчастными! Эта экспедиция для сбора контрибуций была для меня первою, и к счастью, последнею. Сведения о сражении со слов шведского дворянина-волонтера.
Дмитрий: Здесь можно прослушать мелодию посвященную битве при Фонтенуа.
МАКСимка: Всё, что осталось от надгробия Людовика XV в Сен-Дени:
Дмитрий: Битва при Фонтенуа. Художник: Lenfant Pierre.
Дмитрий: Здесь можно прослушать французскую песню посвященную, как я понял, Людовику 15.
Дмитрий: Еще один вариант клипа о битве при Фонтенуа.
Дмитрий: Анри де Роган, принц де Субиз. Был разбит Фридрихом 2 при Россбахе в 1757г. А вот в более близком виде отделка одежды, треуголка и мягкие перчатки герцога. А вот стихи современников. Карл де Роган, принц де Субиз воюющий, но бражной вид ты гальский воин имеющий. Не тебя ли Фридрих разбил? Подлинно ты в бег обращен был. Галлы, обыкшие каприоли ногами размерять, лучше нежели в схватках бодрость вперять. Побегайте нынче к Ришелие , чтобы препоруча себя Богу отложить веселие.
Дмитрий: Здесь слушаем красивую балладу, посвященную неудачной компании 1757 года.
Дмитрий: Cote cliché : 06-508949 N° d’inventaire : 22146 ; Eb 1527 Fonds : Peintures Titre : La bataille de Fontenoy, le 11 mai 1745 Description : Oeuvre peinte entre 1750 et 1760. Sont représentées au premier plan des figures équestres de la Maison militaire du roi (gardes du corps de la 1ère compagnie écossaise, gendarmes de la garde) Auteur : Lenfant Pierre (1704-1787) Crédit photographique : © Paris - Musée de l'Armée, Dist. RMN / image musée de l'Armée Période : règne de Louis XV (1723-1774) Technique/Matière : huile sur toileHauteur : 2.490 m.Longueur : 2.720 m. Localisation : Paris, musée de l'Armée Фрагменты картины.
Дмитрий: Конная гвардия Людовика 15 в 1737 году, где- то в окрестностях Версаля. Здесь читаем о картине.
Дмитрий: Вышел журнал "Пехота Людовика 15". Очень рекомендую. Дано описание формы всех пехотных полков. Много изо-источников. Скачать можно здесь...Пехота Людовика 15.
МАКСимка: Людовик XV в возрасте 9 лет, автор Антуан Каузевокс. Сейчас в Лувре: Аллегория Марии Лещинской, автор Августин Пажу, 1771-ый год, Лувр:
МАКСимка: Раньше площадь согласия выглядела по-другому и называлась площадью Людовика XV. На ней находился памятник Людовику, уничтоженный во время революции. В отеле Карнавале находится правая рука Людовика - всё, что осталось от памятника: Площадь Людовика XV, план Габриэля: Казнь Людовика XVI, справа виден пьедестал от уничтоженного монумента Людовика XV: В Карнавале хранится уменьшенное изображение уничтоженного памятника:
МАКСимка: 16 октября 1793-го года революционнеры вскрыли гробницу Людовика XV. Тело, естественно, хорошо сохранилось, покуда было погребено совсем недавно. Кожа была белой, фиолетовый нос и, простите, красные ягодицы, как у младенца. Тело Короля не забальзамировали. Александр Ленуар нарисовал труп Людовика XV: Затем, при контакте с воздухом, стал распространяться запах. Тело Возлюбленного Короля выбросили в яму и посыпали негашенной известью. По мнению Ленуара (он ведь тело видел), сведения о том, что перед смертью Людовик страшно почернел - миф, его кожа выглядела белой и свежей.
placido: Интересной оказалось книга Блюша "Людовик XV"! Блюш ломает стереотипы, показывая совершенно иным этого короля, а время его правления как расцвет Франции! Впрочем, мне всегда нравилось эта эпоха, поэтому Блюш привнес новый взгляд на старую, любимую тему.
МАКСимка: placido пишет: Интересной оказалось книга Блюша "Людовик XV"! Вы на французском читали?
placido: Эту книгу я читал на французском, книжка маленькая, как и все оригинальные французские издания, с мягкой обложкой, в стиле poche (карманная). К слову, я и Эрланже "Людовик XIV" тоже читал на французском, в ее оригинальном варианте...
Дмитрий: Да, времена Луи 15 никак нельзя назвать упадком Французского королевства... Наоборот, Франция "задавала тон" всей Европе... Если не в политическом, то уж точно в культурном отношении... Насколько мне известно, войны которые выигрывала Франция в это время, просто имели бездарные последствия из-за не слишком дальновидной политики французского двора...
МАКСимка: placido, нет, я, конечно, понимаю, что сейчас пошла мода такая, явно противоположная - всех реабилитировать. Но разве такие разорительные войны, как война за Австрийское наследство или Семилетняя война, которая привела к потере колоний, не имели место? Или не при Людовике XV Франция лишилась Индии и Канады? И как же финансовый кризис? Экономический? Политический? Дмитрий пишет: Наоборот, Франция "задавала тон" всей Европе... Если не в политическом, то уж точно в культурном отношении... В культурном? Боюсь, что уже не так, как это было при Луи 14. Куда делись великие драматурги XVII века, к примеру? Разве что Бомарше. Франция специализировалась на продуктах роскоши, тогда как промышленность была развита слабо, если сравнивать с Англией.
Amie du cardinal: placido пишет: книжка маленькая, как и все оригинальные французские издания Ну не скажите, у меня такие толстые тома про Ришелье стоят...
Дмитрий: Я имел в виду, что мода на все французское (театр, одежду, предметы роскоши... да и философию Вольтера и Руссо) продолжала усиливаться... Вспомним, что двор Елизаветы Петровны закупал огромное количество всяких разных бытовых вещей и предметов искусства именно во Франции... Также вспоминается переписка Фридриха Великого и российской императрицы Екатерины Алексеевны с французскими философами...
МАКСимка: Безусловно, но военные поражения, трения с Парламентом, финансовый кризис, падение королевского престижа и авторитета также имели место. Вольтер и Руссо потому и появились, что наступил кризис абсолютизма. Ведь как французы до сих пор гордятся "Веком просвещения", который зародился именно в их стране на определенном фоне и в связи с определенного рода обстоятельствами. Дмитрий пишет: Вспомним, что двор Елизаветы Петровны закупал огромное количество всяких разных бытовых вещей и предметов искусства именно во Франции... Конечно, предметов роскоши, я о том и говорю. Франция и после революции этим славилась, вряд ли здесь имеет место прямая заслуга Людовика Возлюбленного. Я бы, скорее, в этом отношении отдал заслугу господину Кольберу, который достаточно поработал над созданием королевских мануфактур по производству предметов роскоши.
placido: Amie du cardinal пишет: Ну не скажите, у меня такие толстые тома про Ришелье стоят... Книжка вообще- то толстенькая...просто обложка мягкая, но во Франции почти всегда так издают и издавали.
placido: Дмитрий пишет: Да, времена Луи 15 никак нельзя назвать упадком Французского королевства... Наоборот, Франция "задавала тон" всей Европе... Если не в политическом, то уж точно в культурном отношении... XVIII в. во Франции прошел под мощнейшей волной развития общественной мысли,которое пришло на смену религиозным спорам XVII в. кризис в экономике и политике наметился в 60 гг.XVIII в. и так и не удалось найти способы выхода из него,просто старая сословная системы уже не справлялась... я много раз задавался вопросом:почему именно во Франции произошла такая мощнейшая революция, ведь Франция была далеко не самой "проблемной "страной??? Но эпоха Людовика XV меня всегда притягивала, ибо Талейран в свое время скажет:тот кто не жил до революции,тот вообще не жил! ну а чтоб не возникали предметные споры, советую почитать Блюша об этом времени, там много интересных фактов, нетрадиционный подход, и перед вами пройдет самая настоящая галерея забытых сейчас персоналий предреволюционной Франции.
Дмитрий: Если не ошибаюсь, такого портрета Людовика Возлюбленного у нас нет... Работа Жана Марка Натье...
Дмитрий: Корона Людовика ХV.
Дмитрий: Людовик Возлюбленный при взятии Менина 4 июня 1744 г. Художник: Pierre Lenfant (1704-1787) Король в поход собрался. (отрывок из книги Жоржа Ленотра) В 1744 году старой герцогине де Ноай было уже за восемьдесят. Поскольку она произвела на свет двадцать одного отпрыска, и число ее прямых потомков превышало сотню, она, несмотря на свой возраст, считалась “намного умнее и тоньше всех министров вместе взятых”. Когда в том году ее сын-маршал Луи де Ноае (1713-1793) получил назначение на пост главнокомандующего фландрской армией, она дала ему мудрый совет: постараться внушить Людовику ХV, что стоит самому королю взять командование на себя, как ему незамедлительно обеспечена слава победителя. Такая ситуация была бы крайне выгодна маршалу: избавившись от версальских советчиков, коих было предостаточно, он получал возможность по-своему воздействовать на монарха. Но для этого необходимо, чтобы король решился уехать на войну совершенно один, безо всякой свиты, почти тайно, на что он сразу отважно согласился. Все же король обсудил ситуацию со своей тогдашней фавориткой герцогиней де Шатору (1717-1744); та одобрила решимость царственного любовника, хотя и испугалась, как бы тот ее не покинул. “Что же станется со мной?” – писала она маршалу, умоляя в качестве особой милости взять ее с собой. Но король был неумолим: он не собирался брать НИКОГО! Он намеревался жить в походе “по-содатски” и был убежден, что о его плане и о намеченном сроке отъезда не знает никто. При дворе только и разговору было, что об этом “секрете”. В курсе дела, естественно, были все. И все пять тысяч придворных: офицеров, чиновников, слуг и пажей, полагавших себя совершенно необходимыми как для существования своего господина, так и самой монархии, пришли в ужас при мысли, что он сможет обходиться без них. Такую экстравагантную выхлдку все сочли выходящей за рамки благопристойности. Узнав, однако, 26 апреля, что небольшой отряд все-таки проследует за Его Величеством, придворные несколько поуспокоились. Вскоре выяснилось также, что сотне швейцарцев уже выдали просторные, расшитые золотом голубые плащи; в них они обычно сопровождали короля если тот ехал к войскам. Из отпусков в свои полки отозвали легкую кавалерию (шеволежеров). Никак нельзя было обойтись и без главного конюшего, чья должность была преимущественно военной: когда король вступает в покоренный город, конюший скачет впереди, держа королевскую шпагу, “покоящуюся в чехле синего бархата, усеянного золотыми лилиями”. Тревожится и тот, кого теперь по праву можно именовать императором: кто же будет крахмалить манжеты и жабо, если он отказался брать слугу? В большой и Малой конюшнях царит смятение: никакого приказания к ним пока не поступало. В ведении Большой – курьерские и боевые кони; Малая распоряжается исключительно “личными лошадьми” Его Величества. Неужто к вящему унижению этих служб собираются обойтись без них? Беззаботно к царящей во дворце великой суматохе относится, кажется, только мажордом – принц Конде; правда, ему только восемь лет. Но его заместитель граф Шароле принял события гораздо ближе к сердцу: он решительно заявил, что король просто-напросто не имеет права двинуться в путь без мундшенков и мундкохов! (придворных поваров). Людовик ХV, который не умел сказать “нет”, уступил без борьбы. И вот все камергеры, все мундкохи, и вообще все те, кто обслуживал королевский стол – а их такое несметное множество, что всех и не припомнишь, - приведены в боевую готовность. Теперь, борясь за право сопровождать монарха во Фландрию, приходит в волнение дипломатический корпус. Австрийский посол настолько разгорячился, что не дождавшись просимого разрешения, велел готовить свои экипажи к отъезду. Таким образом, оказались “задействованы” еще две конюшни; взнузданы полторы тысячи коней; каждый из двенадцати назначенных в поход пажей получает в свое распоряжение коня в красном с золотом чепраке, пистолет и шпагу, посеребренную для пажей из Малой конюшни, позолоченную из Большой. Включившись в общую суматоху, военный министр сумел переплюнуть всех: он отдал приказ приготовить в дорогу “большое количество столового белья и мобилизовать сорок поваров”. Наконец выяснилось, что двинуться в путь собирается большой отряд священников и капелланов. Епископ Суассонский пакует багаж; увязывают саквояжи также для прихоского священника и исповедника короля, отца Перюссо, не говоря уже о неизбежных церковных служках, певчих, скрипачах и ризничих. Со своей стороны, Людовик ХV, все еще воображая, что ускользнет из Версаля незамеченным, примеряет доставленные на почтовых из Сент-Этьенна военные доспехи: кирасу, шлем, наручи; в продолжение военной кампании все это будет храниться у главного аркебузьера. Отъезд, столь долго державшийся в тайне, должен произойти в ночь со второго на третье мая. Как всякий солдат, которому предстоит подвергнуть свою жизнь опасным случайностям войны, Людовик, покидая дом, еще и еще раз окидывает взором милые сердцу предметы и испытывает глубокое волнение. Он целует сына, маленького дофина; он прощается с королевой, извиняясь перед нею, что “из экономии” не берет ее с собой; но повидать на прощание дочерей отказывается, опасаясь “чрезмерной взаимной растроганности”. Спать этой ночью он не ложится. Глубокая, важная тишина царит в замке. В три часа утра, еще раз обведя долгим взглядом комнату, король, крадучись, проникает в капеллу и замирает, распростершись в молитве; затем выходит во двор и садится в поджидавшую его карету. В окружении двадцати гвардейцев, одиннадцати почтовых карет, фургона и походной кухни королевский экипаж минует золоченые ворота и удаляется по напрвлению к замку Ла Мюэтт, где Его Величество предстоит прослушать мессу. Следом за королем трогаются в путь отряды из Малой конюшни, двадцать четыре гвардейца из ведомства Прево, потом королевская стража, потом конные латники, потом кавалеристы, потом сотня швейцарцев, потом ларец с королевскими сокровищами, потом служба гардероба, потом Большая конюшня, мажордом, мундшенки и мундкохи… Как все и полагали, прекрасная герцогиня де Шатору тоже торопится присоединиться к этой весьма внушительной армии обслуживающего персонала. Вот как происходил у бедного короля его “тайный” отъезд “безо всякого церемониала и абсолютно без свиты”.
Дмитрий: Блуменау С.Ф. Людовик XV
Michel: В продаже появилась новая книга Жан-Кристиана Птифиса "Людовик XV" http://www.amazon.fr/Louis-XV-Jean-Christian-PETITFILS/dp/2262029881/ref=sr_1_1?ie=UTF8&qid=1416326872&sr=8-1&keywords=jean-christian+petitfils
полная версия страницы