Форум » Фронда » Мемуары герцогини де Монпансье (начало) » Ответить
Мемуары герцогини де Монпансье (начало)
МАКСимка: Мемуары герцогини де Монпансье (продолжение-1): http://richelieu.forum24.ru/?1-17-0-00000020-000-0-0 Тема про саму Анну Марию Луизу Орлеанскую, герцогиню де Монпансье: http://richelieu.forum24.ru/?1-17-0-00000010-000-0-0-1276873223 Тема про отца и мать Мадмуазель - Гастона Ореанского и Марию де Бурбон-Монпасье: http://richelieu.forum24.ru/?1-17-0-00000012-000-20-0 В 1653 году, закончив работу над "Жизнью госпожи де Фукероль" и прочитав "Мемуары" Маргариты де Валуа, Мадмуазель решила взяться за собственное жизнеописание. Как и многим участникам Фронды - кардиналу де Рецу, герцогу де Ларошфуко, герцогине Немурской и целому ряду других, - ей хотелось объяснить свой образ действий и изложить свою версию исторических событий. За время изгнания она успела рассказать о детстве и юности, о политических потрясениях 1648-1652 гг. и о последовавшей опале. Таким образом,первая часть её "Мемуаров" была закончена в 1658 г., когда ей было дано позволение вернуться ко двору. Следующий импульс поведать о перипетиях своего существования возник у Мадмуазель в 1677 г. Снова взявшись за перо, она описала события своей жизни с 1658 по 1670 г., закончив историей несостоявшегося брака с Лозеном. В третий раз она вернулась к "Мемуарам" после 1688 г., уже окончательно порвав с Лозеном, чтобы поведать о тех жертвах, которые ей пришлось принести ради его освобождения, и о том, как он ей отплатил. Впервые "Мемуары" мадмуазель де Монпасье были опубликованы в 1728 г., через тридцать лет после её смерти. На протяжении XVIII столетия они неоднократно переиздавались, однако в сильно отредактированной и стилистически видоизменённой форме. Полный оригинальный текст увидел свет лишь в 1858 г. усилиями Адольфа Шеруэля, заново расшифровавшего малочитабельный почерк Мадмуазель. Н русском мемуары, понятное дело, не издавались. И вот я решил попробовать перевести мемуары Монпасье, чтобы они стали знакомы всем русским читателям. Ясное дело, что задача непростая. Но этот перевод принесёт пользу и мне - французский мой улучшается. Отдельное спасибо Amie du cardinal и Графине де Мей за консультации.
Ответов - 21, стр:
1 2 All
МАКСимка: Глава XIII Командующие призывают Мадмуазель самой взять руководство над сражением. Конде одобряет её воинственное поведение, и Гастон отдаёт приказ. Она выступает с речью перед горожанами. Донесение Конде с места сражения при Блено. Она собирает военный совет из самых достойных командиров и покидает армию. Помимо пользы, которую ожидали от прибытия Принца, это было крайне необходимо. Герцоги де Бофор и де Немур только видимо помирились. Это давало повод для разногласий, противоречий и интриг среди командования; всё дошло до такой степени, что иностранные полки, полные противоречий, были почти готовы расформироваться. Дабы избежать этого, монсеньер де Клиншамп и некоторые другие командующие призывали меня отправиться в армию, чтобы всё происходило при моём непосредственном участии; это поможет вернуть доверие иностранцев, которые приписывали мне вину за все разногласия. Небеса послали им самого талантливого и опытного командира (*Принца Конде, естественно). По прибытии он был остановлен охраной, и, раздражившись от того, что его не узнали, отказался называть себя. Однако немецкий полковник узнал Принца, упал к его ногам, в этот момент его узнали во всей армии, и большая радость выказывалась со всех сторон. Он посчитал необходимым созвать совет, обдумать, что лучше всего можно сделать, прекрасно осознавая, что в нынешнем положении оставаться нельзя. Монсеньер де Немур, полагая, что Принц будет менять всё решённое до этого времени, поведал ему, что произошло в пригороде Орлеана. Принц объявил, что решения, принятые на совете, где я присутствовала, следует выполнять, даже если они вызывают споры; те решения были наилучшими, которые только можно себе представить; монсеньер де Немур «попал в ловушку», и армии было приказано переправиться в Монтаржи. Когда новости о приближающиеся армии достигли города, началась паника, и сторонник кардинала Мондревилль воспользовался этим, чтобы заставить закрыть ворота. Принц приказал открыть их, и, посмотрев на часы, объявил, что если через час их не откроют, он разграбит город и перевешает жителей. Они подчинились; обратили внимание, что он взял Монтаржи с часами в руках. Монсеньер писал мне очень часто – иногда сам, иногда с помощью своих секретарей, так как не любил писать. Также он посчитал нужным дать мне командование над всеми его территориями и объявил, что командиры армий должны во всём мне подчиняться. Я сказала, что это было необязательно, но они подчинились мне добровольно; конечно, я находила это приемлемым согласно рождению, но считала, что моя власть должна быть письменно зафиксирована. Письменное свидетельство было передано Префонтейну и хранилось у него, об этом никто не знал. Вечером прибыли городские мессиры, говоря, что они не примут Принца, сперва необходимо спросить разрешение у Монсеньера. Это возмутило меня, и я сказала, что для этого нет никакой необходимости, так как Его Королевское Высочество написал мне, что всё совершаемое мной он одобряет; те, кто мне не подчиняются, будут иметь неприятности. Затем я дала волю небольшому взрыву чувств и в достаточной мере их отсчитала, говоря, что они об это пожалеют, ведь через час я пошлю за Префонтейном, чтобы сообщить о своём желании. Затем я обратилась к господам, которые были со мной, что нам следует довести это дело до конца; если Принц, выразив желание встретиться со мной, не прибудет потому, что мне не хватило власти настоять на его въезде в Орлеан, это уменьшит доверие ко мне и подорвёт мой авторитет, так же как и Монсеньера. Затем я сообщила им о приказе, который хранился у Префонтейна; они пообещали мне по этому случаю собрать заседание, где я бы раскрыла свои намерения. Поэтому я отправила за Префонтейном объявить, что я желаю, чтобы горожане собрались, они найдут меня в Отель де Вилль. Я также послала за монсеньером де Сурди, которому я продемонстрировала свою власть, спросив его, есть ли ему на что обижаться? Он ответил раздражённо, что никогда не испытывал трудностей в подчинении мне. Я послала также за всеми остальными, кто должен быть на этой ассамблеи, чтобы соответственно доложить о своих намерениях: боясь, что среди них присутствуют несколько Mazarins, я поговорила с ними в манере, соответствующей моему положению. Среди них нашёлся один достаточно дерзкий, которые сказа мне, что имя Принца ненавистно для города; его дедушка причинил им столько зла, что они никогда не смогут простить весь род. Я ответила, что ношу тоже имя; это неблагородно для жителей Орлеана, как и для всех французов, так говорить о принцах крови, которых им следует уважать, ведь им поручили управлять. На следующий день я отправилась в отель де Вилль, где объяснила, что благодаря верности, которую они мне демонстрировали, я не буду применять карательные меры, позволенные Монсеньером. Будучи убеждённой, что больше обязана своему рождению, нежели грамотам, я до сих пор не обращала на них внимания, но так как среди них были те, кто не выразил свою покорность, правильно, чтобы они увидели их. Тогда Префонтейн показал их архивариусу города; после прочтения, я продолжала: « Теперь, когда вы видите, какой властью наделил меня Монсеньер, думаю, что больше не возникнет трудностей в подчинении моим приказам. Я здесь сказать вам, что Принц, прибывший в армию, желает увидеть меня; я не сомневаюсь, что вы проявите по отношению к нему всё уважение, которое он заслуживает согласно своему рождению и даже большее, зная об отношениях, связывающих его с Монсеньером, и со мной. Он, Принц, по отношению к которому вся Франция находится в значительном подчинении». Затем я стала больше распространяться о том, что они должны подчиняться Принцу за его заслуги, а также выказывать уважение по отношению ко мне; всё это говорилась в повелительном тоне, в котором они обвиняли меня постоянно. Сначала я говорила пониженным тоном, они не могли расслышать меня. Они ничего не ответили, по этому поводу я не была удивлена, ожидая, что они пообещают выполнять всё; я нисколько не чувствовала себя обескураженной и начала говорить снова, заметив, что до этого я говорила не отчётливо, ведь они мне не давали никаких ответов. Как только я это сказала, они закричали, «Мы будет делать всё, что необходимо Мадмуазель; эта обязанность возложена на нас, и мы согласны с тем, что Принцу следует прибыть». Я покинула собрание крайне удовлетворённой и немедленно отправила курьера к Принцу. Теперь я начала беспокоиться по поводу его приезда. Я была довольно удивлена, что он до сих пор не появился после того, как я отправила ему специального курьера, начиная думать, что он вступил в бой при Блено (* Королевская армия была разделена на две части. Принц Конде вступил в бой с войсками, располагавшимися в Блено, которыми командовал маршал Д’Отфор; они разбежались практически сразу после атаки. Тюренн не мог быть оповещён об этих событиях. Кардинал Мазарини отправился в Жиан, посреди ночи, чтобы разбудить Короля и ознакомиться его с этими дурными новостями. Его маленький двор пришёл в оцепенение. Они предложили спасти Короля поспешным отступлением. Принц Конде, победитель, приближался к Жиану и увеличивал их страхи. Тюренн спас двор своим умелым командованием). Затем новости о боях были принесены одним нашим соотечественником, который дал об этом знать гвардейцу, охраняющего ворота. Информацию незамедлительно передали мне; Принц победил, что меня сильно порадовало. Однако, вечером, не получив никаких сведений от Принца и узнав, что монсеньер де Немур был опасно ранен, я не знала, что и думать и сомневалась в полученных сведениях. Я весь день находилась на мосту, наблюдая за прибытием судов из Жиана. В три часа утра приехал курьер, принесший мне такое письмо от Принца: «Мадмуазель, - Я получил столько подтверждений вашей доброты, что не могу найти слов, как отблагодарить вас. Более того, мне следует убедить вас в том, что нет ничего, чего бы я ни сделал, дабы услужить вам; я верю, что вы окажете мне честь, поверив в мои слова, и полностью положитесь на меня. Я узнал вчера, что армия Мазарини перешла реку и расположилась в нескольких милях отсюда. Я принял незамедлительное решение атаковать, и всё прошло настолько успешно, что я напал на Mazarins раньше, чем они об этом узнали. Они немного сопротивлялись, но, в конце концов, стали стремительно отступать. Мы преследовали их три часа, после чего отправились на поиски монсеньера де Тюренна, но он спешно уехал; наши люди были выбиты из сил предыдущими напряжениями и нагружены добычей, поэтому мы посчитали нужным не преследовать его (*Тюренна). Части Д’Отфора были обращены в беспорядочное бегство, имущество захвачено, две или три тысячи лошадей, пленники и военное снаряжение. Монсеньер де Немур был ранен выстрелом из мушкета в бедро, но не опасно. Под монсеньером де Бофором убили лошадь, но воевал он хорошо, также как и монсеньеры Рошфуко, Клиншамп, Таванн, Валон. Маре был ранен пушечным ядром, но в целом мы не потеряли больше тридцати человек. Я думаю, вы будете счастливы услышать эти новости, и вы никогда не будете сомневаться, что я, Мадмуазель, Ваш самый скромный и преданный слуга, Луи де Бурбон Шатийон-сюр-Луар, 8 апреля 1652 год» Теперь я перестала беспокоиться и ещё больше обрадовалась, когда узнала, что монсеньер де Немур вне опасности. Я очень сожалела о ранении графа де Маре; скорее после этого он скончался. Ничто не могла сравниться с ужасом, который испытывал двор. В день сражения они переправили всё имущество на мост, чтобы с первыми признаками опасности переправиться и уничтожить мост. Только Принц знал местность лучше всего и, несмотря на усталость войск, собрал их и направил ко двору: ничего не может быть легче! Вскоре после этого ему пришлось отправиться в Париж (* Конде не мог ни тешить себя тем, что он в состоянии удивить Тюренна, также как он поступил до этого с Д’Отфором, и отправился со своей армии по направлении в Париж. Там он заметил, что обе партии заботятся об его интересах, люди, как неистовое море, волны которого ветер гонит разными дорогами. Мощи Святой Женевьевы проносили по Парижу, чтобы изгнание Мазарини всё же состоялось), узнав, что его присутствие необходимо, чтобы воспрепятствовать уловкам и влиянию кардинала де Реца по отношению к Его Королевскому Высочеству. Он взял с собой монсеньера де Бофора; столько, сколько смог с Принцем проследовал и монсеньер де Немур. Что касается меня, то я всё ещё находилась в Орлеане, развлекаясь, останавливая всех курьеров; мне на самом деле было нечем заняться. Некоторые были нагружены различными донесениями, другие семейными и любовными посланиями, достаточно смешными; они ничем не могли помочь мне, поэтому я отсылала их развлекаться дальше. Хотя, я нашла себе небольшое занятие в Орлеане, ведь мне натерпелось вернуться в Париж; я постоянно писала Монсеньеру и Принцу, упрашивая их дать мне разрешение и, хотя Принц информировал меня обо всём, что происходило, никто из них не сказал ни слова по поводу моего возвращения. В конце концов, устав, я отправила герольда монсеньеру де Тюррену и маршалу Д’Отфору, которые расположились в Шартре, чтобы попросить их паспорта, умоляя отправить их немедленно, так как я сильно хочу поехать в Париж; они знают, что я крайне нетерпелива и надеюсь, что они не заставят меня откладывать путешествие. Тем временем я написала также Монсеньеру, утверждая, что сделала для него всё, что смогла в Орлеане и безутешно лишилась счастья видеть его; я послала генералам из противоположных лагерей требование паспортов, предупреждая, что если они не дадут их, то тогда их будут искать при дворе. Я покинула Орлеан второго мая и отправилась в Этамп. В Ингервилле я обнаружила эскорт, который послали за мной; погода была прекрасная, я ехала верхом, сопровождаемая графинями де Фиск и де Фронтенак, которые никогда не оставляли меня. Несомненно, Монсеньер написал им по поводу моего въезда в Орлеан, похвалив их за храбрость и адресовав письмо, «Дамам графиням, супругам маршалов армии моей дочери, выступающей против Мазарини». В конце концов, всё командующие наших полков испытывали по отношению к ним предельное уважение, когда мы встретили наш эскорт; маршал, обращаясь к нам, проговорил, «Верно, что нам следует выказывать вам все необходимые почести»; в тоже время я приказала эскадрону Жермена, который проехал передо мной, остановиться и отдать почести графине де Франтенак, как супруге маршала Франции; со шпагой в руке они оказали им честь, расставив весь эскадрон. В четверти лье от Этампа, все генералы и командующие прибыли встретить меня. От монсеньера де Тюренна я узнала, что он послал в Сен Жермен, где находился двор, за паспортами, которые я требовала; он бы отправил их на следующий день, пока я ждала в Этампе. Я пожелала увидеть всю армию в строю, но офицеры возразили, говоря, что, таким образом, враг вычислит их реальное количество: это в одно мгновение остановило моё любопытство. Утром я отправилась на мессу в церковь, находящуюся так близко от моей резиденции, что моя охрана выстроилась в линию, ударяли барабаны, играли трубачи, всё это было великолепно. После обеда я отправилась верхом в монастырь, который находился в четверти лье от Этампа; моя свита состояла из всех командующих армии. По возвращении вечером, я обнаружила герольда, которого монсеньер де Тюренн и маршал Д’Отфор посылали с паспортами. Также он привёз мне информацию о том, что они надеются увидеть меня следующим днём вместе с войском. Клиншамп, будучи проницательным старым воякой, сказал, «Это не может быть сделано, поскольку они ожидают Мадмуазель, зная, что она не видела наши войска в сражении; надеясь, что мы будем неподготовленными, они атакуют нас, но этого не произойдёт. Мадмуазель должна увидеть армию завтра». Я ответила, «Предполагаю, что это приведёт к сражению; сожалею, но я не желаю этого видеть». Тогда Клиншамп сказал, «Это было бы нелепо в противоположность тому, что враг, должно быть, предполагает, что тем самым окажет вам честь, которой мы пренебрегли. Нам следует приготовиться к сражению; если это не произойдёт, то мы уступим врагу». Затем он спросил меня, в каком часу я хотела бы пойти на смотр; я решила, что в шесть. Я проснулась очень рано и собралась в крайней спешке; затем отправилась послушать мессу к капуцинам. Когда я входила в церковь, я встретила герольда, который приходил ко мне прошлым вечером и который был отправлен этой же ночью просить паспорта для эскорта, сопровождавшего меня. Он ответил, что не смог отыскать ни одного; вражеская армия направлялась к Лонжумо. Я подозревала, что они движутся по направлению к нам и немедленно отправила известить об этом наших генералов, а затем пошла на мессу. Признаюсь, я выказала сильное религиозное рвение и молилась Богу со всем пылом; мы могли выиграть эту битву, чего я страстно желала. После мессы я села на лошадь, чтобы пристально изучить расположение нашей армии и встретила по дороге мессиров де Таванна, Клиншампа и Валона, который приехал увидеться со мной. Они рассказали мне, что враг движется на нас и нам необходимо решить, примем ли мы вызов или нет. Мы отказались от отдыха, и я вызвала графинь, моих жён маршалов, чтобы принять участие в этом военном совете. Графиня де Фиск заплакала, проговорив, «Я не думаю, что нам следует воевать». Затем Валон сказал мне, что у него имеется ясный приказ не сражаться. Таванн уверял меня, что у него тоже имеется свидетельство от Принца. Клиншамп сказал, «Приказы ничего не значат, покуда здесь Мадмуазель, и те, которые она соблаговолит дать, одобрены Монсеньером и Принцем; они довольны всем, что она делает». Я ответила, «Следуя своим собственным предпочтениям, я бы приняла вызов без промедления; но, думаю, что будет мудрее отдавать приказания тем, кто лучше в этом разбирается, это ваша профессия, не моя; я смотрю на всех вас в поисках совета». Тогда Клиншамп заметил, «Наши силы равны вражеским; у них не на тысячу больше лошадей, чем у нас, поэтому нам следует надеется на благоприятный исход битвы». Я сказала, что боюсь за результат сражения; было бы лучше удалиться в город. Я приказала войскам двинуться, даже не позволив им остановку для отдания мне почестей. Солдаты, громко крича, умоляли меня дать сражение, но я сказала, что сейчас не время им потакать. После того, как вся армия снова вошла в город, я села в карету и продолжила путешествие в Париж. Я нашла Принца в Бург-ла-Рене; он встретил меня в сопровождении монсеньера де Бофора, принца де Таранта и других высокопоставленных лиц. Он спешился, чтобы поприветствовать меня, а затем сел в мою карету; после многих комплиментов и заверений в преданности, он сказал, что Монсеньер очень рассердился по поводу моего отъезда без его приказаний, несмотря на это, он приедет ко мне; его задержала в постели небольшая лихорадка. Затем он отдал почести графиням. Скоро я встретилась с герцогинями Д’Эпернон и де Сюлли , которые также прибыли увидеть меня; Принц умолял, чтобы я всё рассказала о произошедшем в Орлеане. Я сказала ему, что первые несколько недель я не выходила вообще; затем гуляла по площадям и посещала монастыри, чтобы присутствовать на мессе, затем в саду играла в кегли; также я писала в армию и подписывала бесконечные паспорта. Я смеялась, что делаю столько вещей, совершенно мне не подходящих; но вскоре поняла, что ошиблась. После всего этого я совершала прогулки загород верхом; но ничто не могло сравниться с моим желанием вернуться и горечью от того, что я всё это оставлю; в любом случае я недооценивала ту радость, которую сейчас испытываю, видя их всех снова.
полная версия страницы