Форум » Фронда » Анна-Женевьева де Бурбон, герцогиня де Лонгвиль » Ответить

Анна-Женевьева де Бурбон, герцогиня де Лонгвиль

Марсель: Анна Женевьева де Бурбон-Конде, герцогиня де Лонгвиль (фр. Anne Geneviève de Bourbon-Condé; 28 августа 1619-1679) — дочь Генриха II де Бурбона, сестра Великого Конде и принца де Конти, — одна из вождей Фронды, друг Ларошфуко. Те, кто интересуется историей Франции, не могут не отметить яркую звезду в политике и влиянии на исторические события очаровательной женины, чья красоты, казалось бы, была создана только для любви. Но в историю эта женщина вошла не своими любовными связями, а деятельным участием в одних из самых важных и ярких событиях истории. Анна-Женевьева де Бурбон-Конде родилась во Франции 28 августа 1619 года. Она была дочерью Гериха II де Бурбона и Шарлотты-Маргариты де Монморанси и сестрой принца де Конти и Великого принца Конде. Родители ее сначала недолюбливали друг друга. Но за участие в очередной интриге Бурбон-Конде попадает в тюрьму, Шарлотта следует за ним и здесь, в этом неуютном месте, у них возникают очень сильные чувства. Наверное, поэтому девочка знала с детства только любовь и ласку, потому что была плодом вспыхнувшей любви. Современники называли ее «дьяволицей с лицом ангела». У Анны была великолепная фигура и осанка принцессы, светлые, золотистые волосы рассыпались по ее плечам, на лице сверкали большие голубые глаза, а подбородок украшала маленькая ямочка. Эти глаза и мягкая и нежная улыбка стали ее оружием на всю жизнь. Девушка получила прекрасное образование: она чудесно рисовала, сочиняла стихи, великолепно играла на различных музыкальных инструментах и вышивала, то есть она умела все, что должна уметь женщина ее круга. Она знала испанский и английский языки, а также латынь. На незнакомых людей Анна-Женевьева производила впечатление до крайности заносчивой и безжалостной кокетки. Но среди близких и родных людей, в кругу друзей, эта девушка была веселой, остроумной и подвижной. Анна обожала драгоценности, ее привлекало все яркое и оригинальное, а еще очень любила развлечения на свежем воздухе и всегда охотно принимала в них участие. В ее привычки входило, всегда вставать рано утром, даже если она накануне очень поздно легла. Основной чертой характера этой женщины было честолюбие, которое скорее более свойственно мужчине, чем хрупкой красавице. О ней говорили, что она порядочная кокетка, запросто меняет любовников. Исследователи утверждают, что это далеко не так. Замужество принесло ей не очень хорошие впечатления, поэтому с кавалерами она просто флиртовала, ее единственным любовником был Франсуа де Ла Рошфуко. В жизни эта женщина никого не любила, однако, искренняя дружба ее связывала с братом, принцем Конде, который отвечал ей тем же. В 1642 году Анна-Женевьева вышла замуж за герцога де Лонгвиля, принца крови и пэра Франции, который был вдвое старше ее. До Анны-Женевьевы он был женат на Луизе де Бурбон Суассон и имел от нее троих детей, Анна родила ему еще четверых. Младшего сына герцогиня де Лонгвиль родила в 1649 году, прямо в зале заседаний Парижской ратуши, отцом его называли Франсуа де Ла Рошфуко, но герцог де Лонгвиль признал мальчика своим сыном. Политика для Анны была средством от уныния и тоски. Герцогиня де Лонгвиль всегда питала лучшие чувства к Анне Австрийской и не могла примириться с кардиналом Мазарини, поэтому не упускала случая устроивать ему разнообразные пакости. Поэтому, когда началась Фронда, которая боролась против кардинала и двора, герцогиня встала во главе ее. Она сумела привлечь на свою сторону мужа, принцев Конти и Конде и принца де Ла Рошфуко. Фронда в течение трех месяцев осаждала Париж, и все это время герцогиня успешно руководила противниками двора. В январе 1650 года вожди Фронды были арестованы. Но Анна-Женевьева Лонгвиль сумела избежать ареста, и уехала в Стенэ к Тюренну, которого тоже привлекла на свою сторону. Отсюда она вела переговоры с Испанией и другими государствами о военной помощи, здесь же издала манифест против двора. Вскоре все вожди Фронды были освобождены, и герцогиня вернулась в Париж. Но борьба не была окончена, и ее возобновление заставило герцогиню де Лонгвиль бежать в Бордо. В конце концов, в 1653 году, устав от военных действий и разочаровавшись в своих сторонниках, она уединилась и стала заниматься только благотворительностью и поддерживала янсенистов. "Арамис бросился за улетевшей шляпой. Д'Артаньян воспользовался минутой и перешел на другое место, где изгородь была не так густа и он мог свободно рассмотреть таинственного спутника Арамиса. В этот миг луна, быть может, столь же любопытная, как наш офицер, вышла изза облака, и при ее нескромном свете д'Артаньян узнал большие голубые глаза, золотые волосы и гордую головку герцогини де Лонгвиль"

Ответов - 58, стр: 1 2 3 All

графиня де Мей: Марсель пишет: Политика для Анны была средством от уныния и тоски. Герцогиня де Лонгвиль всегда питала лучшие чувства к Анне Австрийской и не могла примириться с кардиналом Мазарини, поэтому не упускала случая устроивать ему разнообразные пакости. Поэтому, когда началась Фронда, которая боролась против кардинала и двора, герцогиня встала во главе ее. Она сумела привлечь на свою сторону мужа, принцев Конти и Конде и принца де Ла Рошфуко. Фронда в течение трех месяцев осаждала Париж, и все это время герцогиня успешно руководила противниками двора. В январе 1650 года вожди Фронды были арестованы. Но Анна-Женевьева Лонгвиль сумела избежать ареста, и уехала в Стенэ к Тюренну, которого тоже привлекла на свою сторону. Герцогиня де Лонгвиль действительно питала "не лучшие чувства" к королеве и кардиналу Мазарини. Думаю, отчасти по личным причинам (она, как и многие тогда, считала, что как раз Конде имеют право на регенство), отчасти из-за влияния окружения. Ее близкой подругой была Элеонора Буйоннская, жена герцога Буйоннского, который на протяжении многих лет вел длительную тяжбу за Седан. Кстати, когда было заключено мирное соглашение в марте-апреле 1649 года как раз обещанием разобраться с Седаном заставило Буйоннских согласиться с ним. Ларошфуко тоже имел целый ряд претензий к королеве (а как мы знаем, герцогиню связывало с литератором нечто большее, чем дружба, и упомянутый вами ребенок - Шарль-Париж-Орлеан, как его назвали при рождении, в нескольких источниках упоминается, как сын Ларошфуко), и герцогиня не могла о них не знать. Наконец, в 1648 году Лонгвиль довольно тесно общается с Полем де Гонди. На счет того, что она возглавила Фронду - тоже не совсем так. Анна-Женевьева была среди вождей оппозиции, но формально лидером признали Армана де Конти. Не забывайте и про "базарного короля" де Бофора. Великий же Конде присоединился к фрондерам намного позже. Переговоры начали вести весной 1649 года, после того, как Мазарини отстранил принца от управления фландрской армией и назначил на этот пост своего человека. Принц рассчитывал если не на должность коннетабля (которую упразднили при Луи 13, только чтобы не назначать на этот пост мятежного Анри де Монморанси), то хотя бы на адекватную своим заслугам. В 1649 году Лонгвиль немного отошла на второй план, там разыгрывалась карта покрупнее - возглавит Конде оппозицию или нет. И лишь когда совершенно очевидно стало, что принц против Мазарини (а много месяцев они с кардиналом делали вид, что все в порядке), произошел этот арест в январе 1650 года. Заметьте, арестовали на Лонгвиль, а Конти, Конде и мужа герцогини. Прямой опасности для Анны-Женевьевы не было, но на всякий случай она удалилась сначала в Нормандию, где ее не приняли, потом уже к Тюренну, который долгое время был в нее влюблен. С арестом там вообще большая история вышла. Но это уже не к теме Лонгвиль.

графиня де Мей: А вот эту историю с Лонгвиль невозможно не упомянуть. Историю с дуэлью Колиньи и Гиза. Вот как Ларошфуко об этом пишет: "Однажды, когда г-жа де Монбазон не покидала по нездоровью дома и проведать ее явилось множество знатных особ, и среди них Колиньи, кто-то нечаянно обронил два великолепных пылких письма, написанных красивым женским почерком. Г-жа де Монбазон, ненавидевшая г-жу де Лонгвиль, не упустила возможности подстроить ей пакость. Она сочла, что по стилю и почерку эти письма можно приписать г-же де Лонгвиль, хотя их стиль был схож с ее стилем лишь весьма отдаленно, а почерк и вовсе несхож. Она склонила герцога Бофора к соучастию в том, что задумала. Они с общего согласия решили распространить в свете, что Колиньи потерял письма г-жи де Лонгвиль, доказывающие их близость... Это дело получило огласку, и весь род Конде, естественно, почел себя задетым. Между тем тот, кто обронил письма, был моим другом, любившим написавшую их. Он понимал, что ее тайна несомненно будет раскрыта, так как Принц, Принцесса и г-жа де Лонгвиль хотели предъявить эти письма всему высшему обществу, дабы, сравнить почерки, обличить г-жу де Монбазон в низости ее предположения. Попав в столь трудное положение, потерявший письма терзался мучениями, а порядочному человеку и должно терзаться в подобном случае. Он поделился со мною своими горестями и попросил сделать все возможное, дабы извлечь его из той крайности, в которой он оказался. Мне удалось услужить ему в этом: я снес письма к королеве, Принцу, Принцессе; я побудил показать их г-же де Рамбуйе, г-же де Сабле и нескольким близким приятельницам г-жи де Лонгвиль и сразу же после того, как истина была полностью восстановлена, сжег их на глазах королевы и тем самым избавил от смертельной тревоги оба замешанные в этом деле лица. Хотя г-жа де Лонгвиль в глазах света была полностью оправдана, г-жа де Монбазон все еще не принесла ей должного публичного извинения; долгое время препирались о том, как это надлежит сделать, и все промедления этого рода усиливали взаимное озлобление. Герцог Энгиенский только что взял Тионвиль; он завершал кампанию и возвращался исполненный гнева и негодования по поводу нанесенного его сестре оскорбления. Страх перед его раздражением больше всех иных доводов заставил г-жу де Монбазон подчиниться всему, что от нее потребовали. В назначенный день и час она прибыла в особняк Конде посетить Принцессу, не пожелавшую, чтобы при этом присутствовала г-жа де Лонгвиль; там же собрались знатнейшие лица, чтобы выслушать предуказанную г-же де Монбазон речь, которую та произнесла в оправдание своего проступка и с просьбой его простить. Это публичное удовлетворение, однако, не завершило полностью дела. Как-то, когда королева давала у Ренара ужин Принцессе, туда вошла г-жа де Монбазон, не осведомившись предварительно у Принцессы, не возражает ли она против ее появления. Эта неосмотрительность прогневила Принцессу, и она выразила желание, чтобы г-жа де Монбазон немедленно удалилась, а так как та отказалась исполнить это, королева повелела ей подчиниться и послала вдогонку приказание не являться впредь ко двору. Г-жа де Шеврез, герцог Бофор и Высокомерные сочли, что эта немилость распространяется и на них и что это - вызов их партии. Кардинал Мазарини слишком хорошо видел, какие возможности открывает пред ним подобное положение дел, чтобы не использовать его в своих целях. Он решил, что наступила пора открыть их перед всеми и что королева способна внять обвинениям, которые он собирался предъявить герцогу Бофору: тот был арестован и перевезен в Венсеннский лес. Г-жа де Шеврез выслана в Тур... Между тем герцог Энгиенский, обнаружив по своем возвращении те перемены, о которых я говорил выше, и не располагая средствами выразить находившемуся в тюрьме герцогу Бофору свое возмущение по поводу происшедшего между г-жой де Лонгвиль и г-жою де Монбазон, предоставил Колиньи драться с герцогом Гизом, замешанным в это дело. Колиньи был тщедушен, неловок и только поднялся после долгой болезни. Чтобы передать свой вызов герцогу Гизу, он выбрал д'Эстрада, впоследствии маршала Франции; герцог Гиз обратился к Бридье, и противники встретились на Королевской площади. Герцог Гиз, беря шпагу в руку, сказал Колиньи: "Нам предстоит разрешить давний спор наших фамилий, и люди увидят, какое различие должно делать между кровью Гиза и кровью Колиньи". Поединок длился недолго. Колиньи упал, и, чтобы нанести ему оскорбление, герцог Гиз, отнимая у него шпагу, ударил его плашмя своею. Д'Эстрад и Бридье опасно друг друга ранили; их разнял герцог Гиз. Колиньи, до крайности угнетенный тем, что не сумел должным образом постоять за столь правое дело, умер спустя четыре или пять месяцев от изнурения, вызванного душевной тоской".

графиня де Мей: Марсель пишет: ее единственным любовником был Франсуа де Ла Рошфуко А как же герцог Немурский?Шарль-Амадей, который погиб в 1652 году?


МАКСимка: графиня де Мей пишет: А как же герцог Немурский?Шарль-Амадей, который погиб в 1652 году? А разве у неё было только двоё любовников?По-моему гораздо больше, да и с братом она тоже могла...

mcroi: МАКСимка пишет: А разве у неё было только двоё любовников?По-моему гораздо больше, да и с братом она тоже могла... МАКСимка, откуда такие сведения? ))) С своих мемуарах Поль де Гонди, кардинал де Рец пишет: Вы понимаете сами, что свету не надобно большего, чтобы сочинить вздорные пояснения к истории, побудительные причины которой оставались загадкою. Я никогда не мог в них проникнуть, но всегда держался убеждения, что все, говоренное об этом при дворе, было неправдою, ибо, примешайся и впрямь к их дружбе любовная страсть, принц де Конде никогда не сохранил бы к сестре нежности. Страстная любовь к герцогине де Лонгвиль принца де Конти бросила на эту семью тень кровосмешения, на деле незаслуженную. PS с выводами спешить не стоит, имхо

МАКСимка: mcroi пишет: откуда такие сведения? ))) Я сказал, что она могла бы. Сведений нет, но и обратное доказать невозможно.

графиня де Мей: МАКСимка пишет: да и с братом она тоже могла... Ну вообще этот скабрезный слушок долго муссировался, но никакой почвы под ним нет. Если Анна-Женевьева и обожала своего брата, то нет никаких сведений, что Конде питал к ней такие же чувства.

mcroi: МАКСимка пишет: Я сказал, что она могла бы. Сведений нет, но и обратное доказать невозможно. стало быть, сплетни

Арамисоманка: Марсель пишет: поддерживала янсенистов. Как же Дюма умудрился ей связь с будущим генералом иезуитов приписать?

графиня де Мей: Арамисоманка пишет: Как же Дюма умудрился ей связь с будущим генералом иезуитов приписать? Ну это же результат полета фантазии. В то самое время, когда Дюма описывает связь герцогини де Лонгвиль и Арамиса, на самом деле, Анна-Женевьева была любовницей Франсуа де Ларошфуко принца Марсийяка.

Арамисоманка: графиня де Мей Люди которого за ним в Нуази охотились Дюма выставил ее весьма легкомысленной особой.

графиня де Мей: Арамисоманка пишет: Дюма выставил ее весьма легкомысленной особой. Пусть это будет на его совести.

Ёшика: графиня де Мей пишет: Герцогиня де Лонгвиль действительно питала "не лучшие чувства" к королеве и кардиналу Мазарини. Думаю, отчасти по личным причинам (она, как и многие тогда, считала, что как раз Конде имеют право на регенство), отчасти из-за влияния окружения. Изначальная причина вражды между кланом Конде и Мазарини появилась в 1642 году из-за... этикета. Согласно булле, изданной папой Урбаном в 1630 году кардиналы получили титул "Высокопреосвященство", что приравняло их, в соответствии с этикетом, к принцам крови. Так вот, Мазарини и Конде (который тогда был еще принцом Энгиенским) поссорились именно из-за того, кто кого по этикету должен был предварять. Вернее, принц Энгиенский высокомерно решил показать итальянскому кардиналу, что он не считает его место среди принцев крови заслуженным. В итоге конфликт был разрулен Ришелье, который постановил (с помощью короля, ес-но), что в соответствии с этикетом кардинал Мазарини должен предварять любого из принцев дома Конде. Думаю, что все члены этой семьи восприняли подобный факт как оскорбление. Учитывая то, что герцогиня Лонгвиль имела очень дружественные отношения со старшим братом, она скорее всего, восприняла ситуацию так же близко к сердцу. Дальнейшие события (дело Седана, управление армиями) просто стали солью на старые раны и естественно, сближению позиций не способствовали.

графиня де Мей: Ёшика пишет: из-за... этикета. Благодарю, очень интересный факт. Думаю, он сыграл свою роль в деле вражды принцев с Мазарини.

mcroi: Ёшика пишет: Изначальная причина вражды между кланом Конде и Мазарини появилась в 1642 году из-за... этикета. Да, примечательный факт. И конечно же нельзя назвать эту причину изначальной и основополагающей для Фронды, да и в принципе предпосылкой к гражданской войне. Как частный конфликт, да.

Ёшика: mcroi пишет: Как частный конфликт, да. знаете, мне однажды понравилась фраза у одного историка: первые лица государства слишком публичны, чтобы иметь личную жизнь. Возможно, конфликт был изначально частным, но он явился одной из причин неприязненных отношений, в результате чего остальные события этими людьми рассматривались уже с позиций, на которые их отодвинули первые обиды, а люди эти, увы, влияли на жизнь государства. То, что это было не единственной причиной Фронды и гражданской войны - я полностью и целиком согласна, общество шло к этому состоянию очень долго, просто требовался повод, который мог бы бросить искры в готовый костер

mcroi: Ёшика пишет: Возможно, конфликт был изначально частным, но он явился одной из причин неприязненных отношений, в результате чего остальные события этими людьми рассматривались уже с позиций, на которые их отодвинули первые обиды, а люди эти, увы, влияли на жизнь государства. какая-то мудреная фраза. по простоте своей не поняла, что вы хотели этим сказать. Фронда. Социальный анализ практики продажи должностей дал, в частности, историку и исследователю Р.Мунье ключ к пониманию сложнейшего явления во Франции, а именно Фронды. Она трактовалась Мунье как защитная реакция владельцев должностей на самоуправство государственных интендантов, которые распределяли должности по приказу короля. В 1945 году Мунье опубликовал книгу, посвященную продаже королевских должностей при Генрихе IV и Людовике XIII. В этом труде он подробно рассмотрел причины, которые привели к Фронде. Возвращаясь к Конде и его родственникам. Они давно имели зуб на королевскую власть по причине того, что им не нравилось то, как осуществлялась раздача должностей и иных привилегий. Они и не только они постоянно конфликтовали из-за этого. Поэтому можно сказать, что Конде были недовольны и при Ришелье, и продолжали быть недовольными при Мазарини. Частные конфликты, не связанные с основным вопросом, только усугубляли ситуацию. Причиной толкнувшей Конде взять в руки оружие в 1650 году послужила не далекая история с полученной привилегией Мазарини. Что ж Конде с 1642 года ждал повода, чтобы отомстить за идиотский этикет? Так получается? Глупо и мелочно как-то, подводить под войну ссору восьмилетней давности. Все из-за бабок из-за должностей, которые сулили хорошие барыши. Мазарини упрятал Конде за решетку зимой 1650 года на год, подмял под себя Совет и занялся коррупцией в одно лицо. Вот это уже нельзя было простить.

графиня де Мей: mcroi пишет: В 1945 году Мунье опубликовал книгу, посвященную продаже королевских должностей при Генрихе IV и Людовике XIII. В этом труде он подробно рассмотрел причины, которые привели к Фронде. Читала. Поддерживаю! mcroi пишет: Конде были недовольны и при Ришелье, и продолжали быть недовольными при Мазарини. И это правда. На какое-то время конфликт с Ришелье погас, однако затем снова вспыхнул. mcroi пишет: Что ж Конде с 1642 года ждал повода, чтобы отомстить за идиотский этикет? Вряд ли.

Ёшика: mcroi пишет: Социальный анализ практики продажи должностей дал, в частности, историку и исследователю Р.Мунье ключ к пониманию сложнейшего явления во Франции, а именно Фронды. Она трактовалась Мунье как защитная реакция владельцев должностей на самоуправство государственных интендантов, которые распределяли должности по приказу короля. В 40-х годах 20 века с Мунье относительно причин Фронды очень сильно спорил русский (советский) историк Поршнев, мнение которого, на самом деле, во Франции довольно известно. И мне кажется, что истоки Фронды в своей книге "Народные восстания перед Фрондой" он определил (не смотря на марксизм-ленинизм) гораздо лучше, чем Мунье. Продажа должностей была лишь одной из причин. Но самой главной причиной была продолжающаяся война, которая напрягла и истощила ресурсы страны. Общество находилось в конфликте еще до Мазарини, к 1638 году ситуация, что называется назрела, это ясно свидетельствуют крупные восстания в Сентоже и Ангумуа, а так же в Нормандии, последнее было подавлено просто с беспренцедентной жестокостью. Жестокость плюс то, что города на тот момент еще не рассматривали себя как обиженных, позволило снять напряженность на время. Но финансовая ситуация после 1638 года продолжает ухудшаться. Недоимки по налогам растут, а необходимость финансировать армии, остается. В 1638 году суперинтендант Бюльон писал Ришелье, что он "достиг дна горшка" и горько жаловался, что задачу для него дали непосильную. В итоге растет зависимость от откупщиков, кредита и давление на талью, которая за 5 лет войны выросла практически в 2 раза (с 30 млн до 55 млн ливров). Казна залазит в долги к рантье (продажа должностей - это всего лишь по сути, разновидность рантье), в итоге в распоряжении казны зачастую после уплаты всех требований от бюджета в лучшем случае остается только треть. К 1643 году государство оказалось фактическим банкротом: необходимо было кому-то не платить, чтобы деньги все таки имелись. И здесь как раз появляется дЭмери, тот самый ужасный и мерзкий дЭмери, который находит методы финансировать государство дальше. Но к 1648 году ситуация усугубилась... победами французского оружия: фактически после Рокруа риск вторжения испанцев на Париж чрезвычайно снизился, и население (в том числе и зажиточное) очень скоро стало задаваться вопросом: а если французы такие успешные в войне, то почему до сих пор нет мира и почему они до сих пор вынуждены оплачивать войну? К 1648 году государственные финансы оказались в фактическом банкротстве: казна была вынуждена отказать в выплатах рантье. Учитывая, что по разным оценкам до 1/3 парламентариев и судейских чиновников участвовали в финансировании государство, то становится понятно, что на этот раз обидели горожан. Плюс добавились старые обиды - гораздо бОльшие ожидания судейских от регентства и пренебрежение, которое оказали (намерено? непреднамерено?) парламенту королева и ее первый министр (последний вообще публично назвал проблемы парламента 'bagatelles'). Верхушка парламента, в самом начале вполне лояльная короне, начала копить обиды и в итоге все это вылилось в первую, парламентскую Фронду. Ее довольно быстро задавили, ибо почуяв угрозу, что корона может вообще отказаться платить, парламентарии стали сообразительнее. Война с Конде будет еще впереди. И вот тут можно задаться вопросом: а было ли возможно избежать гражданской войны? Или требования Конде были такими непримиримыми, что она была неизбежна? Мне кажется, что нет. Изначальные условия показывают, что с Конде было возможно договариваться. Возможность договариваться ушла вместе с его арестом. Но что привело к аресту, как не прошлые обиды, помноженные на амбиции?

графиня де Мей: Ёшика пишет: Но самой главной причиной была продолжающаяся война, которая напрягла и истощила ресурсы страны. Общество находилось в конфликте еще до Мазарини, Вообще-то, об этом здесь уже было написано, если вы читали предыдущие посты. И про ситуацию до 1638 года, и про конфилкт до Мазарини, и про финансовую политику и про парламент. Все есть в разделе "Фронда". А в этом, напоминаю и вам, и mcroi речь идет об Анне-Женевьеве де Лонгвиль.



полная версия страницы