Форум » Эпоха последних Валуа » Эркюль Франсуа де Валуа, герцог Алансонский и Анжуйский (биография и портреты) » Ответить

Эркюль Франсуа де Валуа, герцог Алансонский и Анжуйский (биография и портреты)

МАКСимка: Эркюль Франсуа де Валуа, герцог Алансонский и Анжуйский. Википедия: [more]Эркюль Франсуа де Валуа ( 18 марта 1555 — 19 июня 1584), герцог Алансонский, затем герцог Анжуйский — младший сын короля Франции Генриха II и Екатерины Медичи. Ранние годы Очаровательный ребенок, он, к несчастью, в возрасте 8 лет перенес оспу, оставившую рубцы на его лице. Его рябое лицо и слегка искривленный позвоночник не слишком соответствовали имени, данному при рождении — Эркюль, то есть «Геркулес». При конфирмации он сменил имя на Франсуа в честь своего брата Франциска II, короля Франции. Слухи (потвержденные историческими данными) упорно приписывали Франсуа Алансону и остальным двум его братьям интимную связь с собственной сестрой Маргаритой, более известной как Маргарита де Валуа, супруга Генриха IV. В 1574 году после смерти его брата короля Франции Карла IX и восшествия на престол другого его брата Генриха III Франсуа стал наследником трона. В том же году Франсуа составил заговор с целью освобождения Генриха Наваррского, находившегося в луврском плену. Заговор был раскрыт. Чтобы заслужить прощение брата, Генриха III, Франсуа выдал двух своих сообщников — графа Аннибала де Коконнакса и Гиацинта Лерака де ла Моля. Оба были казнены, а Франсуа — прощен. В 1576 году он принял имя герцога Анжу, Турени и Берри. В том же году в ходе Французских религиозных войн между католиками и гугенотами Франсуа встает на сторону вождя протестантов Генриха Наваррского, вместе с ним ведет военные действия против своего брата Генриха III и 6 мая 1576 года добивается подписания «Эдикта в Болье», провозгласившего примирение католиков и гугенотов и признание за последними права на свободу вероисповедания. В 1579 году по призыву Вильгельма Оранского Франсуа поддерживает восставших фламандцев в борьбе против короля Испании Филиппа II, становится сувереном Объединённых провинций Нидерландов, герцогом Брабантским и графом Фландрским. 29 сентября 1580 года Генеральные штаты Нидерландов подписали с герцогом Конвенцию в Плесси-ле-Тур, по которой Франсуа получал титул «Протектора Свободы Нидерландов» и становился их сувереном. Сватовство к Елизавете I В то же самое время в 1579 году стали предприниматься шаги к его женитьбе на королеве Англии Елизавете I. Алансон был фактически лишь одним из множества претендентов на ее руку. Ему было 26 лет, а Елизавете 47. Вопреки такой разнице в возрасте они скоро стали очень близки, и Елизавета стала называть его своим лягушонком. Вопрос, действительно ли Елизавета всерьез рассматривала перспективу брака с Алансоном, до сих пор вызывает горячие споры. Очевидно, что она испытывала к нему самые нежные чувства, понимая, что он, скорее всего, станет ее последним поклонником. Она каждое утро сама приносила ему говяжий бульон и подарила расшитый драгоценностями берет, чтобы он носил его до тех пор, пока она не преподнесет ему свою корону. Однако английский народ был настроен против этого брака. Раздавались громкие голоса протеста против его католического вероисповедания, против его принадлежности к французской нации и против его матери Екатерины Медичи. Английские протестанты предостерегали, что «сердце английского народа будет уязвлено таким браком… каждый знает, что этот человек — сын Иезавели наших дней». В действительности, в своем возрасте Елизавета боялась необходимости рожать детей и прагматично заявила, что идея о замужестве была не самой разумной. Однако она продолжала любовную игру с Алансоном в течение 3 месяцев. В конце концов все эти игры потеряли смысл, и Елизавета распрощалась со своим «лягушонком». Алансон вернулся в Нидерланды. 10 февраля 1582 года Вильгельм встретил его во Флиссингене. В честь этих событий королева написала грустную и нежную поэму «На отъезд моего господина», дающую повод согласиться с мнением, что она все-таки испытывала нежность к Алансону. В Нидерландах Алансон не пользовался большой популярностью среди голландцев, по-прежнему воспринимавших католическую Францию как врага. Провинции Зеландия и Голландия отказались признать Франсуа своим сувереном, и Вильгельм Оранский подвергался серьезной критике за свою профранцузскую политику. Когда французские отряды анжуйцев вошли в страну в конце 1582 года, Вильгельму казалось, что его положение улучшилось, так же, как герцог Пармский (Александр Фарнезе) считал, что теперь Нидерланды будут возвышены. Однако сам Алансон был неудовлетворен своей ограниченной властью и решил силой взять Антверпен, Брюгге, Дюнкерк и Остенде. Антверпенская глупость 18 января 1583 года Франсуа принял решение лично командовать взятием Антверпена. Пытаясь обмануть жителей Антверпена, Алансон просил впустить войска в город, чтобы приветствовать его жителей парадом. Никто не поддался на обман. Как только отряды вошли в город, ворота Антверпена захлопнулись и горожане принялись осыпать французов с крыш и из окон камнями, палками и прочими тяжелыми предметами. Затем городской гарнизон открыл смертоносный огонь по неприятелю Только нескольким французам, включая самого Алансона, удалось бежать. Свыше 1500 солдат погибли от рук разъяренных жителей Антверпена. Смерть Антверпен обозначил конец военной карьеры Алансона. Его мать, Екатерина Медичи, в письме к нему говорила: «лучше… тебе было умереть в юности. Тогда ты бы не стал причиной смерти стольких отважных благородных людей». Другой удар постиг его, когда Елизавета I после этой бойни официально разорвала свою помолвку с ним. Положение Алансона после этих событий уже было невозможно поправить, и в июне того же года он покинул страну. Его бегство также дискредитировало Вильгельма, который тем не менее продолжал поддерживать Алансона. Вскоре Алансон ощутил серьезное недомогание, которое, по его словам, могло быть малярией. Екатерина Медичи вернула его в Париж, где он в феврале 1584 года помирился с братом, королем Генрихом III. Генрих даже заключил в объятия брата, которому когда-то дал знаменитое прозвище «le petit magot» («обезьянка»). В июне Алансон умер. Безвременная смерть Алансона означала, что гугенот Генрих Наваррский стал вероятным наследником престола, что только подлило масла в огонь Французских религиозных войн. [/more]

Ответов - 80, стр: 1 2 3 4 All

МАКСимка: Франсуаза пишет: Сожалею, что забросила эту тему, так уж жизнь сложилась - но надеюсь наверстать О, было бы очень любопытно почитать Ваши изыскания о Франсуа-Эркюле!

МАКСимка: Гравюра отличного качества, на которой изображен Эркюль-Франсуа:

Серж де Бюсси: Франсуа... Как я понимаю, в детстве.


Minette: Серж де Бюсси пишет: Франсуа... Как я понимаю, в детстве. Хм, здесь ему явно больше 8 лет. Лет 12-13-ть, не меньше. А как же оспа? Художник польстил?

Франсуаза: Решила перечитать книгу, о которой выше писала обзор в теме: Mac P. Holt “The duke of Anjou and the politique struggle during the wars of religion” (Мак Холт «Герцог Анжуйский и борьба партии «политиков» во время религиозных войн») и немного попереводить. Предисловие к книге в моем вольном переводе. В декабре 1576 года главный представитель королевы Елизаветы в Нидерландах, Томас Уилсон, возвестил, что судьба христианского мира находится в руках трех человек: Дона Хуана Австрийского, Вильгельма Оранского, и Франсуа де Валуа, герцога Анжуйского. Дон Хуан, хотя и ушел из жизни два года спустя, уже был известен как военачальник при Лепанто. Вильгельм Оранский возглавил небольшую группу голландских провинций в успешном мятеже против могущественнейшей силы в Западной Европе и таким образом стал одним из главных героев шестнадцатого столетия, а также родоначальником (pater patria) голландской республики. Но что же случилось с герцогом Анжуйским? Все его политические и военные амбиции закончились трагическим поражением. Он умер в 1584 году в возрасте двадцати девяти лет, и с тех пор о нем практически забыли. Из-за того, что его грандиозные мечты закончились расстройством, а карьера была оборвана преждевременной смертью, герцогу Анжуйскому часто отводят роль статиста на сцене европейских событий того времени. После четырехсот лет исторических исследований французских религиозных войн, мы обнаруживаем, что ни одна биография или даже монография – неважно, серьезная или популярная – не была посвящена герцогу Анжуйскому. Вряд ли это можно считать достойной наградой человеку, которого в свое время считали одним из трех наиболее важных персон в христианском мире. Хотя прогноз Уилсона оказался не совсем точным, тем не менее он- показатель того, что герцог Анжуйский был намного более значимой фигурой в глазах современников, чем представляют многие исторические исследования. Историки будто бы забыли, что современники герцога Анжуйского не могли упустить из виду, что ему было суждено стать следующим королем Франции. К концу 1570-х было очевидно, что у Генриха Третьего не будет наследников – это обстоятельство делало его младшего брата, герцога Алансонского и Анжуйского, единственным наследником короны из династии Валуа. Таким образом, его сверстники смотрели на него не как на принца крови, а как на будущего Франсуа Третьего. В августе 1578-го, например, комментируя возможный брачный союз между герцогом Анжуйским и королевой Елизаветой, Фрэнсис Уолсингем пожаловался, что «the expectation of the Crowne of Fraunce that is likely to lyght uppon him which dyffucultye above all others I doe weyghe” (мне сложно переводить архаичный английский, смысл фразы ускользает, возможно, он заключается в том, что наибольшей трудностью Уолсингем полагает ожидание принцем положенной ему французской короны, да и саму корону тоже). Более того, в течение краткого периода была возможность, что герцог однажды наденет целых три короны – Франции, Англии и Нидерландов – опьяняющая перспектива, которую охотно комментировали его современники. Что более важно, благодаря этой перспективе герцог Анжуйский невольно стал центром внимания различных политических сил, как в самой Франции, так и за границей, агентов, которые видели в его лидерстве возможную альтернативу и уход от политических и религиозных раздоров, которые раздирали Европу во второй половине шестнадцатого столетия. Веря в то, что сосуществование различных религий предпочтительнее ужасов гражданской войны и разрушения государства, эти политические силы обратились к герцогу Анжуйскому, чтобы побудить его вмешаться в их борьбу и обеспечить более радикальное (и долговременное) политическое решение. Из-за того, что религиозная толерантность была самым очевидным «кирпичиком» их политической платформы, бескомпромиссные и усердные оппоненты-католики дали им пренебрежительное прозвище «политиков». Сначала во Франции, после Варфоломеевской ночи в 1572 году, а затем в Нидерландах, в конце 1570-х и начале 1580-х, различные группы «политиков» обращались к герцогу Анжуйскому с просьбой возглавить их движение. Это не были организованные политические партии в современном смысле слова; отсутствие структуры и несогласованность сказались на исходе их дела. Более того, хотя герцог и разделял с ними общую приверженность идее свободы совести (если не свободы вероисповедания) в области религии, он, бесспорно, не разделял их политических и интеллектуальных устремлений. На самом деле он никогда не был частью движения «политиков»; в меньшей степени он был их самопровозглашенным лидером. Борьба «политиков» во второй половине шестнадцатого столетия была борьбой за политическое и юридическое признание сосуществования разных конфессий с целью сохранения государства. Во Франции эта победа не была одержана – да и тогда лишь временно – до прихода к власти Генриха Четвертого. В Нидерландах борьба потерпела поражение, так как провинции в конце концов разделились, в основном из-за религиозных несогласий. Тем не менее, в пору своей жизни Франсуа де Валуа, герцог Алансонский и Анжуйский, стал центром внимания группировок обоих государств и важных фигур, что видели в нем спасение из болота гражданской войны. Таким образом, в 1576 году Томас Уилсон имел достаточно оснований для упоминания герцога Анжуйского в ряду с Доном Хуаном Австрийским и Вильгельмом Оранским. То, что герцог не оправдал ожиданий, в основном из-за своих недостатков и преждевременной смерти в 1584 году, не меняет этого факта. История этого забытого и оклеветанного принца заслуживает подробного рассмотрения. Если читать можно, могу перевести и выложить еще. Сейчас я перечитываю и отмечаю то, что наиболее интересно и относится к герою книги, а не к окружающей обстановке, описание которой можно найти и в других изданиях.

Amie du cardinal: Франсуаза пишет: Если читать можно Конечно, можно. Причём с интересом. Франсуаза пишет: могу перевести и выложить еще Это было бы полезно, ждём.

МАКСимка: Франсуаза пишет: Если читать можно, могу перевести и выложить еще. Сейчас я перечитываю и отмечаю то, что наиболее интересно и относится к герою книги Большое спасибо за перевод, безумно интересно! Ждём продолжения.

Франсуаза: Amie du cardinal, МАКСимка - спасибо большое! Ничего обещать не буду, так как давно заметила, что стоит мне пообещать - и я ну никак не могу это сделать, но буду стараться - мне самой интересно.

Франсуаза: Еще немного перевода, на этой раз из первой главы книги Холта. Глава называется "Пролог: гражданская война и ранние годы Франсуа де Валуа, 1555-72" Не совсем уверена, что это важные фрагменты, но думаю, по ходу сориентируюсь. Таким образом, младший сын Екатерины Медичи, будущий герцог Алансонский и Анжуйский, родился и был воспитан в государстве, где царили беспорядки. Ему пришлось справляться с теми же трудностями, с которыми боролись его отец и старшие братья – нехватка финансов, гегемония испанцев, и главное – религиозная и политическая разобщенность на родине. Ему было только 7 лет, когда в 1562 году началась гражданская война, и этот конфликт продолжался всю его жизнь. Как и его братья до него, молодой принц сыграл значительную роль в этих войнах. Этот факт преследовал его всю его короткую жизнь. История наследника Валуа, династии, управлявшей Францией более двух с половиной столетий – это также во многом история принца в погоне за короной. ..... О ранних годах младшего сына Генриха Второго и Екатерины Медичи известно очень мало. Он родился в Фонтенбло 18 марта 1555 года и получил имя «Эркюль». Король оказал честь коннетаблю Анну де Монморанси, сделав его крестным. Так как неизвестно, где он находился первые несколько лет после рождения, можно предположить, что юный Эркюль оставался близ своей матери при дворе. Обычно принц крови воспитывался дамами и получал у них начальное образование, затем, в возрасте около семи лет, ему нанимали мужчину-гувернера, который помогал ему стать «юным джентльменом». Возможно, что юный принц путешествовал вместе с двором вплоть до трагической смерти своего отца в 1559 году, и, вместе со своими тремя старшими братьями, присутствовал на похоронах отца в Сен-Дени. Когда двор Валуа в 1560 году переехал в Орлеан для заседания Генеральных Штатов, юный Эркюль остался в Венсене, к востоку от Парижа, вместе со своим братом Александром-Эдуардом (будущим Генрихом Третьим) и сестрой Маргаритой. Даже в этом раннем возрасте юный принц обнаруживал «скрытую неприязнь к брату и сильную привязанность к сестре» - чувства, которые стали более очевидны позже. Трое детей короля оставались в Венсенне до смерти их брата, Франциска Второго, в декабре 1560 года. Когда королева-мать вернулась в Париж, они переехали в Лувр, где они оставались до диспута в Пуасси в сентябре 1561 года. Вскоре после него, Екатерина Медичи «разделила» своих младших детей. Александр-Эдуард остался при дворе, а Эркюль с Маргаритой отправились в семейный замок в Амбуазе, где за ними присматривали фрейлины королевы-матери. Там самый юный принц Валуа оставался во время первых лет гражданских войн до начала Великой поездки по Франции весной 1564 года. …. Во время этой поездки, где-то между Лионом и Валенсией, юный Эркюль очень сильно заболел, и его пришлось отослать обратно в Париж. … Принц снова присоединился ко двору перед завершением путешествия, но точно неизвестно, где. Юный Эркюль точно уже был при дворе в Мулене в феврале 1566 года. Там, перед своим 11-летием, он прошел таинство конфирмации, принятое в римско-католической церкви, и получил новое имя «Франсуа» в честь деда - Франциска Первого. Более того, король выделил ему первую часть его апанажа. Вместе с несколькими менее важными сеньорами, ему пожаловали герцогство Алансон в Нормандии из королевского домена. С этого времени он стал известен как Франсуа де Валуа, герцог Алансонский. Таким образом, когда двор возвратился в Париж весной 1566 года после двухлетнего отсутствия, новоиспеченный герцог Алансонский прибыл в столицу, имея новое имя, титул и престиж. О его деятельности до совершеннолетия (1568 года, когда принцу исполнилось 13) ничего не известно, его публичная карьера началась после. Скорее всего, он жил в Париже, так как его здоровье улучшилось. В октябре 1568 года герцог Алансонский выполнил свое первую официальную обязанность принца крови. Когда Карл Девятый поехал в Амбуаз с целью «восстановления морали» королевских войск после начала третьей гражданской войны, он оставил правительство Парижа в распоряжении своего самого младшего брата. В этом же месяце королева-мать назначила Жана Эбрара де Сен-Сюльпис гувернером своего сына, ответственным за его воспитание и образование. Сен-Сюльпис был послом Франции в Испании до октября 1565 года, когда он был отозван. Скорее всего, Екатерина надеялась, что знание Сен-Сюльписом дипломатии и его деятельность при дворе благотворно отразится на ее младшем сыне. Это назначение оказалось успешным, так как юный герцог Алансонский и ветеран «дипломатического фронта» немедленно подружились, несмотря на факт, что Сен-Сюльпис не желал этого назначения и не хотел жить в Париже. Тем не менее, к 1569 году юный герцог Алансонский играл более активную роль при дворе, и, как показывает его переписка, был заинтересован в религиозных и политических проблемах, которые волновали Европу. Хотя герцог Алансонский проявил заинтересованность в одном из секретарей Колиньи, который был арестован в январе 1569 года и также интересовался делами Вильгельма Оранского и событиями в Нидерландах, нет сомнений, что французские протестанты не вызывали в нем большой симпатии. Как большинство католиков, герцог Алансонский считал, что те, кто поднял оружие против короля, мятежниками, и поддерживал идею военной победы над ними. … Очевидно, что на начальной стадии своей карьеры герцог Алансонский считал подчинение королю более важным, чем религиозную толерантность. ...... Здоровье юного принца Валуа ухудшилось снова осенью 1569 года, когда он подхватил оспу. Его доктора писали королеве-матери 2 октября, что «прошлой ночью у него началась жестокая лихорадка и головная боль». Он не мог спать больше часа, а на его лице и руках появились оспины. Еще больше их появилось на ногах на следующее утро, доктора заверили Екатерину, что делают все, что в их власти, чтобы помочь принцу выздороветь. Хотя все это было неприятно, герцог не был на пороге смерти и даже смог написать королю о таких разных делах, как дать ответ на письмо Карла от 29 сентября, о сумме денег из parties casuelles, и о списке расходов, который он послал в казначейство. Через 6 недель Сен-Сюльпис сообщил королеве-матери, что «герцогу становится все лучше, и он уже может гулять по нескольку часов в день без тросточки. Оспины на лице, которые еще не подсохли, причиняют ему больше всего беспокойства». Хотя юный принц вскоре выздоровел, болезнь оставила на лице непроходящие шрамы. Почти каждое более позднее описание внешности герцога говорит об оспинах и обезображенных чертах лица. Виконт написал в своих мемуарах, что герцог Алансонский «так сильно пострадал от оспы, что стал неузнаваем – изрытое оспинами лицо, большой и деформированный нос и такие красные глаза, что это сделало его безобразнейшим человеком из тех, кого я когда-либо видел». Таким образом, он исцелился от своей болезни – в шестнадцатом столетии с этим не всем везло – но отметины остались на всю жизнь. В течение нескольких лет, до резни Варфоломеевской ночи в августе 1572 года, герцог Алансонский оставался в Париже под присмотром Сен-Сюльписа. Он пытался поучаствовать в войне, как мог. Хотя немногие задачи, порученные ему королем, не были сложны и не требовали большого напряжения, они не были и совершенно ничтожными. Неважно, что ему поручали – проследить за доставкой пороха в парижский арсенал, вознаграждением швейцарских наемников – юный принц пытался всеми способами продемонстрировать своим возможности. И его усилия не прошли незамеченными – его брат Генрих подарил ему 80 тысяч ливров в 1570 году в «благодарность за услуги». Хотя герцог Алансонский, без сомнения, предпочел бы военную службу, позволяющую прославиться, как Генриху при Жарнаке и Монконтуре в 1569 году, он был доволен служить королю так, как от него требовали – а обычно это была «закулисная», тыловая служба. Продолжение следует! Может быть, кто-то подскажет, что такое parties casuelles? Ссылки в поисковике ведут в основном к франкоязычным страницам, я не знаю этого языка, а автоматические переводчики адекватными не считаю.

МАКСимка: Франсуаза пишет: Может быть, кто-то подскажет, что такое parties casuelles? Это так называемые случайные или нерегулярные доходы. С 1522-го года существовало «Бюро случайных доходов» (bureau des parties casuelles), куда поступали деньги за продажу и наследование административных постов. Таким образом государство легализовало торговлю должностями. Бюро от имени короля продавало вновь создаваемые должности, а при продаже должностей частными лицами взимало в пользу короля плату. И спасибо за то, что радуете нас переводами. Мне лично безумно интересно, поскольку об Эркюле-Франсуа известно очень мало.

Франсуаза: МАКСимка большое спасибо за просвещение! О такой практике теоретически знала, но с названием, видимо, не связывала! Буду, конечно, продолжать по возможности. Там вся книга интересная, но очень уж большой объем для перевода, если переводить всю.

Франсуаза: Продолжение пролога. Описания герцога Алансонского современниками в моем вольном переводе. Прошу прощения за возможные неточности и опечатки. Хотя точные детали «ранней» карьеры герцога Алансонского недостаточно подробны, тем не менее, важно определиться, каким человеком он был к тому времени, когда в 1572 году внезапно стал более заметной персоной. Каким он был, что думали о нем современники? Кто был его другом, а кто врагом при дворе? Насколько он был развит интеллектуально? И, в конце концов, каково было к 1572 году его экономическое и политическое положение при дворе? Самое известное (и возможно, наиболее утрированное) описание характера герцога исходит от Джона Лотропа Мотли. Желая дискредитировать любого, посягнувшего на свободу Нидерландов, Мотли оставил едкое и неприязненное описание: «Франциск, герцог Алансонский… был самым подлым персонажем, когда-либо пересекавшим границы Нидерландов. Его политика на родине была настолько лживой, что он утратил уважение всех честных людей Европы, любого вероисповедания и политических воззрений – католиков, лютеран, гугенотов и мятежников. Миру уже давно известен его характер. История сохранит его пример, чтобы показать человечеству, сколько зла может совершить принц, жестокий, но лишенный храбрости, амбициозный, но лишенный таланта, фанатичный, но без собственного мнения». Если быть честным, то Мотли только следовал примеру некоторых современников герцога Алансонского, которые описывали его в таких же едких словах – например, испанского посла при французском дворе в 1571 году, дона Франциска де Алава: «С герцогом Алансонским никто не считался, но он был очень коварен. Он выдавал себя за католика, в действительности будучи лидером атеистов. Его учителем был Сен-Сюльпис, совершенно незначительный человек. Находясь в совете, Алансон никогда не слушал герцога Анжуйского (Генриха) и даже ссорился с ним. Он не мог ни с кем поговорить осмысленно. Все, что говорил он либо его последователи, было обманом». Более трезвой (хотя я лично назвала бы ее хвалебной) была оценка герцога Алансонского от венецианского посла Лоренцо Приули: «Герцог очень решителен для своего возраста… не связан предрассудками, бдителен и храбр. Он предпочитает рассказы о великих полководцах, древних и современных, и пытается всеми способами походить на них. Он – католический принц, но дружелюбен ко многим гугенотам, ведомый целью сохранить государство». Нужно также иметь в виду, что между герцогом Алансонским и его старшими братьями Карлом и Генрихом постепенно нарастала враждебность. Что касается соперничества с Генрихом Наваррским, оно возникло позже, когда оба принца жили бок о бок при дворе уже после 1572 года. Оно проистекало из ревности герцога Алансонского и было усилено тем, что у обоих принцев была общая любовница: Шарлотта де Бон, мадам де Сов, жена одного из государственных секретарей. Личное соперничество со всеми этими персонами важно, так как сторонники Карла Девятого, Генриха Третьего и короля Наваррского редко когда говорили что-либо хорошее о герцоге Алансонском. Например, барон де Рони (будущий герцог Сюлли) вспоминал в своих мемуарах, как король Наваррский описывал ему герцога Алансонского: «Он предаст меня так же, как предавал всех тех, кто когда-либо доверял ему… Он так хитер и двуличен, совершенно лишен мужества и незнаком ни с одной из добродетелей, что я не думаю, что он способен на благородный поступок». Поэтому важно понимать мотивы и личные связи тех, кто оставил такие непривлекательные описания этого принца из рода Валуа.

Франсуаза: Описание юного герцога, которое можно извлечь из корреспонденции его гувернера, Сен-Сюльписа, более сдержанное. Бывший посол писал, что Алансон – нормальный юный принц, который увлекается тем же, что его ровесники подобного положения: спортом, охотой, ловчими птицами, и компанией противоположного пола. В отличие от брата Генриха, сексуальные предпочтения герцога Алансонского никогда не подвергались сомнению, и его не обвиняли в гомосексуализме. Его аппетиты в сексуальной сфере были предметом сплетен двора к тому времени, как принцу исполнилось пятнадцать. …. И хотя сплетни о его приключениях были, по утверждению Сен-Сюльписа, «лживыми рассказами и злобными выдумками», для них должны были быть какие-то основания. Видимо, физические недостатки не мешали любовной жизни принца. Однако, интеллектуально Франсуа Валуа не был очень одарен. Хотя он и был формально грамотен, скорее всего, он получил минимум необходимого образования. Хотя Приули и утверждал, что герцог Алансонский много читает по военной истории, нет других свидетельств, что он вообще что-то читал. Он не говорил ни на каких языках, кроме французского, и если его корреспонденцию можно считать образцом его ораторского искусства, то следует признать, что даже его язык был грубым и упрощенным. Он пытался выучить итальянский, родной язык своей матери, но нет доказательств, что он овладел этим языком. Его сохранившиеся письма (политическая и личная переписка) не дают оснований думать, что он был оригинальным мыслителем. Ирония заключается в том, что многие выдающиеся деятели шестнадцатого века либо принадлежали ко двору принца, либо искали его покровительства: Жан Боден, Гийом Постель, Ги Бодери де Лефевр, Жан де ля Жесси (Jean de la Jessee), Кристоф Плантен, Innocent Gentillet (теолог; не уверена, что это имя, а не псевдоним), а также такие известные личности, как Брантом и Ронсар. Однако, опять же нет доказательств, что герцог Алансонский изучал или интересовался их работами. Он не унаследовал способностей к искусству ни от своей матери, ни от деда, и гораздо больше интересовался карьерой солдата. К несчастью, он не был пригоден и к этому поприщу. Несмотря на свои физические и интеллектуальные проблемы, юный герцог Алансонский занимал очень высокое положение при дворе благодаря своему рангу первого принца крови, а после 1574 года, уже как возможный наследник трона. Один этот факт гарантировал, что он должен был получить богатство и привилегии, хотя и не в таком количестве, как желал сам. Тем не менее, проницательный наблюдатель Этьен Паскье назвал его «вторым королем, у которого был собственный двор и фавориты, иногда в таком городе, как Тур, иногда в других городах в своем апанаже… который был так велик, что включал значительную часть Франции. У герцога была собственная счетная палата (chamber des comptes) в Туре и собственное казначейство в Алансоне, которое занималось всеми юридическими делами в герцогстве – гражданскими и уголовными. В дополнение, принц имел юрисдикцию над всеми епископствами и аббатствами в своем апанаже, поэтому те, кого он выбирал, подтверждались Папой и назначались королем, в соответствии с Конкордатом. Все это величие было не так грандиозно, как у короля, но вызывало даже больше зависти». Автор завершает пролог таким пассажем: Франсуа де Валуа, герцог Алансонский провел свои юные годы в гуще религиозных и политических конфликтов. Те же проблемы, с которыми имело дело поколение его отца, остались нерешенными к тому времени, когда принц стал взрослым. Его раннее образование при дворе и более позднее обучение Сен-Сюльписом, возможно, подготовило бы его к служению короне в нормальной обстановке. Но политическая и религиозная борьба, овладевшая Европой во второй половине шестнадцатого столетия, испытывала на прочность даже самых выдающихся. Два события 1572 года, тем не менее, выдвинули юного принца на сцену событий, несмотря на его недостаточную подготовленность. Во-первых, королева-мать очень нуждалась в замене Генриха Анжуйского в брачных переговорах с Елизаветой Английской, когда вариант с Генрихом отпал из-за религиозных разногласий. Чтобы продолжить переговоры по англо-французскому альянсу, Екатерина предложила взамен своего младшего сына. Во-вторых, резня в ночь Святого Варфоломея изменила ход религиозных войн, а также карьеру юного принца Валуа. Начиная с 1572 года, герцогу Алансонскому была уготована одна из главных ролей в гражданской войне на родине и в международном конфликте в Западной Европе. Продолжение, надеюсь, следует.

Amie du cardinal: Франсуаза пишет: Продолжение, надеюсь, следует. Я тоже надеюсь, с большим интересом читаю про этого принца, о котором мало знала прежде. Франсуаза, merci!

МАКСимка: Спасибо огромное за перевод! Франсуаза пишет: в действительности будучи лидером атеистов. Интересный взгляд был у испанского посла. Франсуаза пишет: Однако, интеллектуально Франсуа Валуа не был очень одарен. Хотя он и был формально грамотен, скорее всего, он получил минимум необходимого образования. Хотя Приули и утверждал, что герцог Алансонский много читает по военной истории, нет других свидетельств, что он вообще что-то читал. Он не говорил ни на каких языках, кроме французского, и если его корреспонденцию можно считать образцом его ораторского искусства, то следует признать, что даже его язык был грубым и упрощенным. Он пытался выучить итальянский, родной язык своей матери, но нет доказательств, что он овладел этим языком. Интересно, а почему Катерины Медичи не хватило на то, чтобы дать младшему сыну образование, достойное принца? Видимо, потому что последний сын, или он был неспособен просто выучить, например, иностранный язык?

Франсуаза: Amie du cardinal пишет: с большим интересом читаю про этого принца, о котором мало знала прежде Аналогично! МАКСимка пишет: Интересный взгляд был у испанского посла. Специально полезла, чтобы проверить правильность своего перевода, но вообще интересно, было ли тогда понятие "атеисты" или Холт пользовался современным термином? МАКСимка пишет: а почему Катерины Медичи не хватило на то, чтобы дать младшему сыну образование, достойное принца? Видимо, потому что последний сын, или он был неспособен просто выучить, например, иностранный язык? Мне кажется, скорее второе, учили, но просто был не очень способен. Не верится, что не учили совсем, на фоне образованности той же сестры Маргариты, которая все-таки была женщиной, а к образованию девочек, насколько я понимаю, не предъявляли таких требований. Хотя сам же автор замечает, что для мирного времени такого образования было достаточно, так что думаю, короля из Франсуа с детских лет не готовили. Мне в истории с герцогом Алансонским и Анжуйским вообще пока что два момента непонятны. Эрланже пишет в своей книге о Генрихе Третьем следующее: Екатерина поначалу горько сокрушается (по поводу поражения Строцци), но потом успокаивается, произведя на свет восьмого ребенка, Эркюля, смуглая кожа которого напоминает о давних корнях семейства Медичи, что сильно огорчает королеву. Этот сын Екатерины станет кардиналом. Вот откуда последнее предложение? Действительно ли так было или это ошибка Эрланже? Другой момент - вот это: Его мать, Екатерина Медичи, в письме к нему говорила: «лучше… тебе было умереть в юности. Тогда ты бы не стал причиной смерти стольких отважных благородных людей». Я читала кое-что о Екатерине Медичи и у меня не создалось впечатление о ней как о человеке, подверженном бурным эмоциям, ведь переписка таких особо неизбежно должна была стать достоянием общественности. Интересно, насколько достоверна эта информация? (я сомневаюсь не в том, что как частное лицо Екатерина могла подумать так и даже хуже, а в том, что она как королева-мать могла так написать?). О том, как "приятно" будет услышать это человеку, который не умер в юности, я пожалуй, не буду распространяться - и так понятно.

МАКСимка: Франсуаза пишет: было ли тогда понятие "атеисты" или Холт пользовался современным термином? Википедия пишет, что "слово атеист впервые было использовано для обозначения практического безбожия в 1577 году". Я просто удивился, что Эркюля-Франсуа посол назвал атеистом. Видимо из-за того, что принц ставил служение королю выше религиозных разногласий. Франсуаза пишет: Вот откуда последнее предложение? Действительно ли так было или это ошибка Эрланже? А больше об этом никто не упоминает? Необходимо просмотреть Фриду, Шевалье или Клуласа, по крайней мере. Лично мне сей факт не запомнился, но Франсуа был младшим сыном, поэтому теоретически его могли метить в церковники.

МАКСимка: Франсуаза, а Мак Холт пишет что-нибудь о брачных переговорах между Франсуа и Елизаветой I, о поездке герцога в Англию? И что сообщает историк о проекте брака между Франсуа и Екатериной Наваррской, сестрой Генриха IV? Об этих вопросах было бы очень любопытно узнать поподробнее.

МАКСимка: Герцог Алансонский:

МАКСимка: Герцог Алансонский в возрасте одного года, в 1566-м году. Автор Клуэ.



полная версия страницы