Административные и экономические реформы при Ришелье. Структура финансов. Налоги

Форум » Деятельность Ришелье » Административные и экономические реформы при Ришелье. Структура финансов. Налоги » Ответить

Административные и экономические реформы при Ришелье. Структура финансов. Налоги

МАКСимка: Стремясь к укреплению суверенитета королевской власти в области внутренней и внешней политики и финансов, Ришелье инициировал кодификацию французских законов ("кодекс Мишо", 1629), провел ряд административных реформ (учреждение в провинциях должностей интендантов, назначаемых королем), боролся с привилегиями парламентов и знати (запрещение дуэлей, разрушение укрепленных дворянских замков), реорганизовал почтовую службу. Он активизировал строительство флота, что усилило военные позиции Франции на море и способствовало развитию внешнеторговых компаний и колониальной экспансии. Ришелье разрабатывал проекты финансово-экономического оздоровления страны в духе меркантилизма, однако внутренние и внешние войны не позволили реализовать их. Вынужденные займы вели к усилению налогового гнета, что, в свою очередь, вызывало мятежи и крестьянские бунты (восстание "кроканов" 1636-1637 годов), которые жестоко подавлялись. Что касается экономики, Ришелье практически ничего в ней не понимал. Он объявлял войны, не задумываясь о снабжении армии, и предпочитал решать проблемы по мере их поступления. Кардинал следовал доктрине Антуана де Монткристьена и настаивал на независимости рынка. При этом он делал упор на производство товаров на экспорт и препятствовал импорту предметов роскоши. В сфере его экономических интересов было стекло, шелк, сахар. Ришелье ратовал за строительство каналов и расширение внешней торговли, причем сам часто становился совладельцем международных компаний. Именно тогда началась французская колонизация Канады, Западной Западной Индии, Марокко и Персии. Что вы скажете насчёт того, что кардинал "объявлял войны, не задумываясь о снабжении армии, и предпочитал решать проблемы по мере их поступления"?

Ответов - 35, стр: 1 2 All

Amie du cardinal: По: Пьер Шоню Цивилизация классической Европы Екатеринбург 2005 Все началось с последовательного крушения обеих партий, противостоящих эффективной и централизованной административной монархии: партии протестантской в 1629 году, партии благочестия в 1630-м — политико-религиозных вариантов реформации протестантской и реформации католической. Выбор 1628-1631 годов был решительным и трагическим. Население Франции продолжало расти ускоренными темпами XVI века. В XVII веке уже не было легкой распашки новых земель, идет приспособление к использованию в виде польдеров болот Пуату. К началу XVII века накопились трудности. Сокращение свободных земель вследствие увеличения населения; более обременительные требования нового дворянства, глубоко обновленного во 2-й пол. XVI века вторжением коммерции и чиновничества; усиление государства. Ситуация была взрывоопасная. Вплоть до опустошительных ударов чумы (30-е годы) и Фронды (50-е годы). По сравнению со спокойствием 1660-1690 годов проблемы 1620-1650-х были едва ли не признаком здоровья. С 1623 по 1647 год ни одного года не проходит без городских волнений, в основном затрагивающих юго-западную часть Франции, некогда богатую Францию, Францию, охваченную протестантской реформацией, Францию многолюдную, задыхающуюся на слишком тесной территории. Пятнадцать лет из двадцати пяти городские волнения подкреплялись более или менее обширными очагами крестьянских бунтов. Этот долгий период смут, подчеркнуто французский вариант непростой и плодотворной 1-й пол. XVII века, был следствием возникновения на напряженном конъюнктурном фронте взыскательного и мощного государства. Цена утверждения административной монархии была высокой, но, учитывая выгоды, которые она несла, не чрезмерной. Сила государства была отчасти следствием завершения территориального единства, утверждения полновесной Франции в центре Западной Европы. Ришелье вошел в Совет в 1624 году, но только в 1630-м он стал фактическим хозяином, вольным навязать вовне и внутри свою концепцию государства. Это не далось даром. Чтобы разбить протестантскую партию, которая еще объединяла почти половину французского дворянства, ему требовался относительный нейтралитет Габсбургов, безусловная помощь партии благочестия. Победа Генриха IV была победой единого фронта протестантов-политиков, победа Ришелье в 1628-1629 годах — победой католиков и благочестивых над протестантами. Марийяк в качестве компенсации был назначен маршалом (июнь 1629 года). Успокаиваться было рано. Тактические союзники верили в 1627 году, что кардинал вернулся в их ряды. Война в Лангедоке заставила их принять в начале 1629-го антигабсбургскую направленность итальянской политики. Эдикт милости (мир в Але, 23 июля 1629 года) сбил их с толку. Продолжение итальянской политики в 1630-м возмутило их, смерть властителя дум Берюля (2 октября 1629 года) разоружила их. Болезнь короля (сентябрь 1630 года) подвигла партию к действию. Десятого ноября 1630 года она начала и проиграла. Разгром партии благочестивых вслед за протестантами позволил Ришелье вполне свободно проводить вовне антигабсбургскую политику «добрых французов» и протестантов. Разгром благочестивой партии был радикальным. Одиннадцатого ноября 1630 года Шатонёф принял печати у Мишеля де Марийяка. В свою очередь удар настиг и Луи. Приказ, подписанный 12-го, был выполнен 21-го. Созданная 13 мая 1631 года комиссия была затем отстранена от дела, ибо король настаивал на смерти маршала. Казнь на Гревской площади совершилась 10 мая 1632 года. Двадцать восьмого февраля 1633 года печати принял Пьер Сегье; возведенный в канцлерское достоинство 19 декабря 1635 года, он сохранял его на законном основании до самой смерти 28 января 1672 года. Сегье и его клиентела явились продолжением разрастающегося государства, которое решило разбить сопротивление внутри, окружение и политическую смуту контрреформации. Католическая реформация становится внутренним делом церквей и христиан. Она перестала идентифицироваться с одной партией, с одним государством, с партией Марийяка во Франции, с Испанией во внешнем мире. Средних способностей теолог, великий кардинал ради блага Франции и католической реформации выступил против этой мистификации, победив и разбив ее. И все-таки соображения партии Марийяка были незаурядными. Он сочувствовал нищете народа, чувствовал опасность того, что ожесточение бедного населения города и деревни взбудоражит глубокий строй христианского общества — фактически он защищал ренту, — в плане внешнеполитическом он поддерживал извлечение из испанских достижений конкретных и непосредственных выгод для католицизма. Он знал цену резервам протестантского лагеря и опасался непрочности католических побед. И все-таки Ришелье был прав в перспективе. В плане сиюминутном решения 1630 года повлекли начиная с 1640 года передачу эстафеты господства от Испании Франции. В 1630-1635 годах Франция с каждым днем все глубже втягивалась в конфликт. В 1635-1640 годах дошло до тотального противостояния, почти до разрыва. Дважды Франция едва избежала катастрофы. В 1636 и 1639 годах. В 1640 году век Испании закончился.

Ёшика: Amie du cardinal пишет: В 1640 году век Испании закончился. Очень патриотичный взгляд француза, на деле конфликтующий с реальностью. Как то было неочевидно, что он закончился. У Испании оставалось достаточно сил, чтобы продолжать войну, истощавшую оба государства, еще практически 20 лет после того, как ее "век закончился". И это при том, что население самой Испании было меньше в 2 раза, чем во Франции, и оно, в отличие от французского, с начала 17 века имело динамику сокращения, а не роста. Конечно, после 1640, а вернее, если быть точной, после 1643 (т.е. после Рокруа) Испания уже не могла повторить успех 1636 года, но надо отдать должное, и французы так и не смогли развить свои наступательные успехи ни в Пиренеях, ни во Фландрии, единственная военная фортуна улыбалась им на Рейне, где довольно удачно воевал Тюренн со своими саксен-веймарскими наемниками и у него был реальный шанс победно прошествовать с ней до Вены, но он воевал против Империи, а не против Испании. И Пиренейский мир, на деле, по которому Франция хоть и получила куски территории от Испании, был практически миром между двумя равными, а не между победителем и побежденным. И солнце испанской монархии закатилось только к концу 17 века, с эпохой войн за Испанское наследство...

Amie du cardinal: Ёшика пишет: Очень патриотичный взгляд француза Да здравствует патриоты! А я считаю, что Шоню еще весьма мягко отзывается о положении Испании. Историки, как мне вспоминается, говоря об Испании в XVII веке, используют слова "кризис", "экономическая катастрофа", "глубокий упадок", "идеологическая реакция". Причём подчеркивают, что проблемы начались уже в конце, а то и в середине XVI века. Дескать, много столетий шла Реконкиста, освободили свой полуостров, да вот расцвет был очень короток. Англии ещё в XVI веке проиграно господство на море, поток драгметаллов иссяк, промышленность не развивали, дворянство больно гордое, несмотря на нищету, идальго считают крайне зазорным заниматься хозяйственной деятельностью. Прибавьте сюда эмиграцию, инквизицию. Буржуазия была ущемлена. Напомню, что изгнав морисков и евреев, испанская "очень мудрая и дальновидная" монархия нанесла сокрушительный удар своей торговле и промышленности. Аукнулось не сразу, а как раз в XVII веке. А как "умно" на привезенное издалека золото закупать товары, а не поддерживать свои ремесла! И с фаворитами как-то не складывалось: ох, Лерма слабо смотрелся на фоне Сюлли, а Оливарес- Ришелье.

Ёшика: Amie du cardinal пишет: Да здравствует патриоты! Я ничего не имею против патриотов, только если они отражают реальность Amie du cardinal пишет: А я считаю, что Шоню еще весьма мягко отзывается о положении Испании. Историки, как мне вспоминается, говоря об Испании в XVII веке, используют слова "кризис", "экономическая катастрофа", "глубокий упадок", "идеологическая реакция". На самом же деле существует ряд историков , во главе с Генри Карменом, которые считают, что термин "упадок" в отношении Испании в этот период времени вводит в заблуждение. На деле же Испания никогда и не достигала статуса великой державы на основе процветающей экономики. Однако при этом она сумела достигнуть политического и военного господства, которое удерживала в течение ста лет. Поэтому очень важно не преувеличивать степень этого "упадка", который оказался спровоцирован не экономическим спадом внутри страны, а снижением притока серебра и золота из колоний. Впрочем, этот кризис ударил не только поИспании - вся Европа вслед за веком "инфляции" (16 в) испытала в 17 веке все прелести дефляции и монетарного голода. И если бы внутри Испании к 1640 году были, как вы пишете "кризис" и "экономическая катастрофа", то Мазарини бы, наверное, никогда было бы не сыграть свою роль "арбитра" Европы. Amie du cardinal пишет: Напомню, что изгнав морисков и евреев, испанская "очень мудрая и дальновидная" монархия нанесла сокрушительный удар своей торговле и промышленности. А скажите мне, где в эту эпоху, кроме Голландии и Польши, евреям жилось легко?

Amie du cardinal: Ёшика пишет: очень важно не преувеличивать степень этого "упадка" Ниже приведен отрывок из диплома, где перечислены десятки работ историков, которые, по-вашему, это преувеличивают. Я не знаю испанского, но без труда перевела название работы "La crisis del siglo XVII". Конец XVI -XVII вв. по отношению к Испании в историографии традиционно рассматривался как период, обладающий хронологической и культурно-исторической целостностью. Это время неоднократно привлекало внимание специалистов из самых различных областей гуманитарного знания - историков, литературоведов, культурологов, экономистов, искусствоведов, которые то выносили суровый приговор испанской действительности, указывая на этот период, как на время глубокого упадка, краха некогда могущественной монархии (В.К. Пискорский, Р. Альтамира-и-Кревеа, И.В. Арский, Э.Э. Литаврина, Н. Томашевский)1, то, обращая внимание на возвратный характер испанской истории, констатировали феномен «рефеодализации», «консервации архаической феодальной структуры» (Э.Э. Литаврина, В.А. Ведюшкин, Е. О. Ваганова), или говорили о «кризисе XVII века», «кризисе культуры XVII века», подчеркивая переходный характер испанского общества и культуры (X. А. Маравалль, А. Домингес Ортис, Ф. Брод ель, А. Кастро, Л. Пинский и др.)3. Отход от бинарно-дуалистического восприятия исторического процесса, выражаемого в оппозициях оценок «взлет» - «упадок», обращение 1 См.: Пискорский В.К. История Испании и Португалии// История Испании и Португалии. М., 2002. С. 111-115; Альтамира-и-Кревеа Р. История Испании. В 2 т. М, 1951. Т.2. С. 255-258; Арский И.В. Могущество и упадок в Испании XVI -XVII вв.// Исторический журнал. 1937. № 7. С. 77-93; Литаврина Э.Э. К проблеме экономического упадка Испании в XVI в.// Из истории средневековой Европы (X-XVII вв.). М., 1957. С. 173-185; Томашевский Н. Испанский плутовской роман // Плутовской роман. М., 1989. С.5-20. 2 См.: Литаврина Э.Э. Некоторые проблемы генезиса капитализма в испанской деревне XVI в.// Проблемы испанской истории. М., 1975. С. 156-169; Ведюшкин В.А. Экономическое положение кастильской аристократии в XVI в. // Социально-экономические проблемы генезиса капитализма. М., 1984. С. 151-173; Ваганова Е.О. Ренессанс и контрреформация в испанской культуре XVI века // Культура эпохи Возрождения и реформация Л., 1981. С. 245. 3 См.: Maravall J.A. La literatura picaresca desde la historia social: siglos XVI у XVII. Madrid. 1986; Historia de Espana. Por Ramon Menendes Pidal. Tomo XXIII. La crisis del siglo XVII. La poblacion, la economia, la sociedad. Madrid. 1996; Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV - XVIII вв. В 3 т. М., 1992. Т. 3. Время мира. С. 75; Americo Castro De la edad conflictiva. Crisis de la cultura Espana en el siglo XVII. Madrid. 1972. 4 к взвешенному анализу «переходности», учитывающему разнообразные аспекты испанской действительности, высвечивающему различные грани данной эпохи - путь гораздо более эффективный. В последнее десятилетие исследователи все чаще высказываются в пользу «прерывистости испанской модернизации», тем самым подтверждая тот факт, что в Испании, наряду с другими европейскими странами, модернизация все-таки началась. Другое дело, что как отмечает В. М. Раков, «испанская модернизация во второй половине XVI века прервалась, едва начавшись»1. На актуальность и во многом неразрешенность этой проблемы указывает в своей публичной лекции, посвященной проблеме «пробуксовки» модернизационных процессов на российской почве, А. Аузан2. В качестве примера страны, которая постоянно попадает в накатанную, но не ведущую к развитию колею, он приводит Испанию XVII века, ссылаясь при этом на рассуждения американского экономиста, лауреата Нобелевской премии 1993 Дугласа Норта. Автор отмечает, что Испания и Англия в XVI веке имели одинаковые экономические и политические условия. «Проецируя на них все показатели, - пишет А. Аузан, - с которыми обычно работают макроэкономисты, мы должны будем сказать, что в XIX веке эти страны окажутся на сходных уровнях развития. Ничего подобного: в XIX веке Англия - первая страна мира, безо всяких оговорок. Испания - одна из самых отсталых стран Европы. Испания получила из колоний больше ресурсов, чем Англия. В чем дело?»3. Сказанное со всей очевидностью свидетельствует об особой социальной и научной актуальности проблемы, решению которой и посвящена предлагаемая диссертация. Следует особо акцентировать актуальность научного плана. При всем многообразии подходов к рассматриваемой теме, при наличии богатейшего круга литературы, посвященной разным аспектам кризиса конец XVI -XVII 1 Раков В.М. «Европейское чудо» (Рождение новой Европы в XVI - XVIII вв.). Пермь, 1999. С. 58. 2 Александр Аузан - доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой институциональной экономики МГУ. 3 См.: Аузан А. Не выходя за порок // Новая газета. 2005. 31 янв. С. 10-11. 5 вв., приходится констатировать отсутствие удовлетворительной системной интерпретации пробуксовки модернизационных процессов на испанской почве, что во многом упирается в проблему, являющуюся «ахиллесовой пятой» современных историко-культурных исследований - проблему наведения мостов между объяснением в рамках теорий макроуровня и тем знанием, что наработано было в рамках конкретно-исторического изучения проблемы или ее срезов, микроисторического анализа тех или иных явлений, связанных с природой данного феномена. Скажем, сложившаяся в рамках отечественной историософии концепция типологии процессов европейской модернизации объясняет прерывистость испанской модернизации тем, что страна относилась к разряду государств второй субсистемы, т.е. полупериферийным, которые характеризовались нестабильностью политических режимов, экономической отсталостью, высокой степенью идеологизации, что и определило незавершенный, скомканный характер испанской модернизации1. Об этом же пишут и авторы XXIII тома «Истории Испании» (Ромона Менендеса Пидаля)2, признавая деление Европы на экономически доминирующий центр и постепенно попадающие под его влияние периферийные зоны, в числе которых оказалась и Испанская монархия в раннее Новое время. Однако при всей корректности такой типологии её макроформат не дает возможности понять, как Испания бывшая в позднее Средневековье одной из самых влиятельных и богатых держав Европы, наряду с другими европейским странами вступившая в так называемый переходный период, сопровождавшийся структурной перестройкой всего государственного и общественного организма, оказалась в хвосте стран-лидеров. Имея, как ни одна другая страна Европы, всё необходимое для успешной модернизации (американское золото и серебро, колонии, сильные и свободные города, 1 Раков В.М. Указ. соч. С.58; Historia de Espana. Рог Ramon Menendes Pidal. Tomo XXIII. La crisis del siglo XVII. La poblacion, la economia, la sociedad. Madrid, 1996. 2 Historia de Espana. Рог Ramon Menendes Pidal. Tomo XXIII. La crisis del siglo XVII. La poblacion, la economia, la sociedad. Madrid, 1996. P. 240-241. 6 унаследованные от прежней эпохи навыки развитой торгово-ремесленной жизни, первый опыт политики протекционизма, «опробованной» Фердинандом и Изабеллой), она не смогла воспользоваться выгодной экономической и политической конъюнктурой. Следует отметить, что поиски причин фиаско испанской модернизации раннего Нового времени велись едва ли не с конца XVI века и ведутся до сих пор. Впервые данная проблематика была обозначена еще арбитристами или, как их иначе называют, прожектерами. Прожектерство - широко распространенное явление испанской действительности времени правления «трех Филиппов» - было отражением общественного сознания (сознания не только представителей интеллектуальной элиты, но и практически всех слоев общества), чутко реагировавшего на ухудшение состояния монархии. В многочисленных записках, обращенных к королю, скрупулезно собранных, классифицированных и проанализированных испанским исследователем X. И. Гутьерресем Ньето в работе «Экономическая, политическая и общественная мысль арбитристов»1, предпринимались попытки найти причины внезапного упадка и затяжного кризиса Испанской монархии. Луис де Ортис, Мартин Гонсалес де Келлориго, Кристобаль Перес де Херрера, Фернадо Альварес де Толедо и другие мыслители наряду с причинами экономического и политического характера, такими как несовершенство политики меркантилизма, уменьшение численности населения, тяжелый налоговый гнет, засилье иностранцев, продажа государственных должностей, система майората, дорогостоящие военные операции и т.д. называют те факторы общественной психологии (в нашей терминологии, ценностные установки), которые усугубляли кризисное состояние монархии. К таким факторам арбитристы отнесли презрительное отношение к любому производительному труду, торговой деятельности, одержимость «чистотой крови» и знатностью. 1 Juan Ignacio Gutierrez Nieto El Pensamiento economico, politico у social de los arbitristas// Historia de Espana Menendez Pidal. Tomo XXVI, volumen I. El siglo del Quijote (1580-1680). Religion, filosofia, ciencia. Madrid, 1986. 7 Конечно, прожектеры не ограничивались лишь «постановкой диагноза». Они предлагали свои способы вывода страны из кризиса, иногда весьма радикальные. И хотя многие их предложения рассматривались королями и их министрами, реализация этих проектов не давала значимого результата. Все реформы неизменно наталкивались на некие невидимые препятствия. Современникам, находящимся в гуще событий, были видны только верхушки этих преград. Однако именно арбитристами были намечены направления поиска причин метаморфозы, произошедшей с Испанией на рубеже XVI-XVII вв., включавшие не только историческую конкретику, в том числе экономические показатели, положение основных социальных групп, деятельность короля и его окружения, но и особенности умонастроения испанцев. Впоследствии историки и представители других гуманитарных наук, обратившиеся к изучению феномена испанского кризиса, также указывали самый широкий круг причин, как конкретно-исторического характера, так и связанных со сферой ментальности. К первому направлению следует отнести работы исследователей, которые при определении причин испанского кризиса обращались к анализу экономической и политической ситуации в стране, акцентируя внимание на универсалисткой политике правительства и на экономическом положении различных социальных слоев. Традиция эта была положена в XIX веке классическим фундаментальным трудом испанского историка Р. Альтамира-и-Кревеа «История Испании», до сих пор остающимся единственным академическим учебником по истории Пиренейского полуострова, переведенным на русский язык1. В качестве главной причины экономического упадка Испании Р. Альтамира-и-Кревеа называет чрезмерное увлечение правителей завоеваниями. « В результате, - отмечает автор, - власти пренебрегали средствами, которые более эффективно могли бы содействовать увеличению производственной мощности и 1 См.: Альтамира-и-Кревеа Р. История Испании. В 2 т. М., 1951. 8 благосостоянию страны. Эти правительства, в первую очередь вследствие бездарной политики, а затем вследствие абсолютной невозможности преодолеть стечение обстоятельств, были вынуждены действовать в пользу иностранцев, нанося таким образом серьезный ущерб испанцам»1. Автор уточняет, что «нельзя какое-либо явление приписывать лишь одной причине, даже если эта причина по своему преобладающему влиянию значительно превосходит все остальные»2. Однако анализировать весь комплекс причин, повлекших за собой кризис Испанской монархии испанский историк не берется. В. К. Пискорский, интересовавшийся преимущественно политической историей Испании, рассматривает испанский кризис как следствие ряда «исторических ошибок», совершенных политической элитой и королевской властью. Среди причин «умственного и экономического упадка» исследователь называет «введение цензуры книг и инквизиции, налагавших оковы на свободное развитие мысли и заставлявших её цепенеть в тесном круге схоластических и католических доктрин, изгнание евреев и мавров, поддерживающих в стране благосостояние и жажду знания, усиление папского авторитета, благодаря деятельности ордена иезуитов, антинациональную политику Карла V..., религиозный фанатизм Филиппа II и, наконец, открытие богатств в Новом Свете, развивших в народе наклонность к праздности...»3. Перекладывая всю ответственность на плечи правящей верхушки, В.К. Пискорский упускает из виду остальные слои общества, которые оказались как бы непричастны к происходящему. Между тем, испанский кризис XVII века - следствие не только политических промахов испанских королей и их окружения, но и недостаточной напористости в деле отстаивания своих интересов общества в целом. 1 Альтамира-и-Кревеа Р. Указ. соч. Т.2. С. 258. 2 Там же. С. 255. 3 Пискорский В.К. История Испании и Португалии// История Испании и Португалии. М., 2002. С. 111. 9 Французский историк Фернан Бродель, обращает внимание на тот факт, что «экономика плохо приспосабливается к требованиям и принудительным мерам имперской политики»1. Поэтому для таких громоздких политических образований, как Империя Габсбургов, Османская империя по прошествии XVI века наступили черные времена. «На самом деле, - пишет французский исследователь, - колесо Фортуны повернулось». Политические гиганты, к коим принадлежала и Империя Габсбургов, «перестали соответствовать требованиям времени», а пальма первенства перешла к «государствам средних размеров»2, таким как Франция, Голландия, Германия, Венеция, Тоскана. О том же пишут и другие исследователи. В частности В. М. Раков указывает на «наднациональный» характер испанского абсолютизма, руководствующийся не экономическими и политическими интересами страны, а идеологическими приоритетами дома Габсбургов3. Испанский исследователь Х.А. Маравалль определяет политику испанской монархии как «донациональную» или «преднациональную». При этом он в качестве одной из основополагающих причин затяжного характера испанской модернизации называет слабость буржуазии, которая и определила своего рода недоразвитие национального государства4. ; В советской историографии наметившееся отставание Испании от таких стран как Англия и Франция рассматривалось с одной стороны, как следствие своеобразия её абсолютизма, который А. Н. Чистозвонов определил как «промежуточный тип», с другой, как результат слабости буржуазного уклада. Как правило, акцентировалась негативная роль государства в этом процессе. Так, Э.Э. Литаврина в качестве причины хозяйственной стагнации называла «враждебность феодальной монархии по 1 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. Т.З. Время мира. М., 1992. С. 49. 2 Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа И. 4.2. Коллективные судьбы и универсальные сдвиги. М., 2003. С. 500. 3 См.: Раков В.М. Указ. соч. С.57-58. 4 Maravall J.A. Estado modemo у mentalidad social. (Siglos XV a XVII). Madrid, 1972. T.I. P. 471. 10 отношению к развитию её национальной экономики»1. Исследовательница отмечала, что испанская абсолютная монархия в указанный период переродилась в деспотию восточного типа, что и стало главной причиной отставания Испании от других стран Европы. Опираясь на замечания К. Маркса об особенностях испанского абсолютизма, Э.Э. Литаврина пришла к выводу: «Существование испанской абсолютной монархии, как и всякой восточной деспотии, оказалось несовместимым с развитием капиталистических отношений»2. А. Н. Чистозвонов характеризовал испанский абсолютизм как феодально-реакционный, деспотический, отводя ему главную роль в подавлении социально-экономического прогресса внутри страны, подчеркивая, что «слабые зачатки национальной буржуазии почти полностью были подавлены уже в конце XVI в.»3. М.А. Барг, в свою очередь, писал о зависимости монархии от диктата феодальной знати и , церкви, особо подчеркнув, что «в Европе не найти другого примера политики, которая как будто специально (выделено мною — О.П.) преследовала цель систематического подавления экономических и социальных предпосылок, требовавшихся для возвышения королевской власти»4. 1 Литаврина Э.Э. К проблеме экономического упадка Испании в XVI в.// Из истории средневековой Европы (X - XVII вв.) М., 1957. С. 173-185; Литаврина Э.Э. Состояние земледелия в Испании во вт. пол. XVI в.// Социально-экономические проблемы истории Испании. М, 1965. С. 124-157; Литаврина Э.Э. Испанский экономист XVI в. Томас Меркадо о причинах и сущности «революции цен»// Европа в Средние века. М., 1972. С. 249-259. Литаврина Э.Э. «Революция цен» и государственные финансы Испании в XVI - XVII веках// Проблемы испанской истории. М., 1979. С 213-230. 2 Литаврина Э.Э. К проблеме экономического упадка Испании в XVI в.// Из истории средневековой Европы (X - XVII вв.) М., 1957. С. 185. 3 Чистозвонов А.Н. Генезис капитализма: проблемы методологии. М, 1985. С. 99 -101. 4 Браг М.А. Великая английская революция в портретах её деятелей. М., 1991. С. 23. Я нахожу аргументированным мнение данного экономиста и согласна с ним. Всё очевидно!(см. ниже) В.А Мау АМЕРИКАНСКОЕ ЗОЛОТО И КРУШЕНИЕ ИСПАНСКОЙ СВЕРХДЕРЖАВЫ Сталкиваясь с одним и тем же рядом проблем, правительства разных стран и эпох, как правило, предпринимают схожие шаги и делают схожие ошибки. К таким ситуациям относится и испытание обильным притоком природных ресурсов, особенно когда этот дар объявляется неожиданно и накладывается на политические амбиции страны. После объединения королевств Кастилия и Арагон (1479) владения Испанской Короны быстро расширялись. В XVI столетии Испания была одним из наиболее сильных государств Европы, а значит, и всего мира. К середине века власть испанского императора распространялась на значительную часть Пиренейского полуострова, Нидерланды, Сардинию, Сицилию и всю Италию к югу от Рима, на владения Габсбургов в Центральной Европе, а также на недавно открытые земли в Америке. Страна имела сильную армию (включая лучшую в Европе пехоту), флот, обширные династические связи с основными королевскими домами Старого Света. На повестке дня стоял вопрос о возникновении новой крупной империи, чему способствовало и избрание в 1519 году испанского короля Карлоса I императором Священной Римской империи под именем Карла V. Деятельность испанских монархов имела к тому же ярко выраженный мессианский характер: подавление мусульманства и протестантизма, объединение всей католической Европы. Казалось, что и экономические факторы способствуют превращению испанской монархии в настоящую сверхдержаву. В эпоху, когда экономическое благополучие базировалось преимущественно на сельском хозяйстве, Испания доминировала в садоводстве, а также занимала лидирующие позиции в овцеводстве, что создавало базу для успешного развития текстильной промышленности. К этому надо добавить высокий уровень развития сельского хозяйства и некоторых отраслей промышленности в испанских Нидерландах, наличие запасов полезных ископаемых в подконтрольной Испании Центральной Европе (железо, медь, олово, серебро). Однако главным источником укрепления мощи формируемой империи должны были стать драгоценные металлы, попавшие в руки Испании благодаря открытию Америки и началу освоения ее природных богатств. Новые земли оказались источником денежного металла, тем более ценного, что незадолго до этих событий в Европе произошло удорожание серебра, вызвавшее естественное падение цен на другие товары. Как раз к тому времени были изобретены новые технологические способы получения серебра, что значительно удешевляло его добычу в Новом Свете. Деньги поступали как непосредственно в распоряжение Короны (т. е. государственного бюджета), так и – в еще большей мере – в частные руки, что, естественно, также способствовало обогащению страны и пополнению ее бюджета (через налоги, доходы от чеканки монеты и т. п.). Именно американское золото должно было стать первоосновой для достижения амбициозных политических целей. Возможно даже, что в открывшемся источнике несметных богатств испанский монарх увидел благословение свыше своей католической миссии. Логика борьбы за сверхдержаву с неизбежностью вела к обострению внешнеполитической ситуации и втягиванию Испанской Короны в военные действия по разным направлениям. Испания погрузилась в череду длительных войн. Активные военные действия, не прекращавшиеся в течение почти полутора веков, потребовали колоссальных расходов. Тем более что именно тогда начались процессы удорожания войн, связанные с переходом от рыцарской конницы к широкому применению огнестрельного оружия. В условиях металлического обращения серебро и золото создавали, как казалось поначалу, основу устойчивого финансирования страны. Приток драгоценных металлов означал резкое увеличение денежной массы, с одной стороны, и бюджетных ресурсов правительства – с другой. Мощный денежный поток позволил не обращать внимания на экономическую ситуацию, на необходимость выработки современной для той эпохи налоговой и бюджетной политики. Как это неоднократно повторится впоследствии в ресурсобогатых странах, экономическая политика испанского правительства оказалась поразительно близорукой. Отсутствовала долгосрочная стратегия, которая обеспечивала бы стимулирование производства. Принимавшиеся разрозненные меры ориентировались преимущественно на устранение социальной напряженности и получение дополнительных доходов. Попытки регулировать цены, передача монополий на торговлю важными товарами и их производство, высокие и несправедливые налоги, сохранение таможенных барьеров внутри страны – все эти элементы экономической политики Испанской Короны уже в XVI веке выглядели довольно старомодно. Скажем, с ростом цен на зерно попытались бороться с помощью госрегулирования цен, а когда это привело к дефициту, решили стимулировать импорт, что окончательно разрушило внутреннее производство и на несколько столетий превратило страну в импортера зерна. Похожим образом обстояли дела с производством тканей. Налоговая система (с одним из самых высоких в Европе уровнем налогов) оставалась архаичной. Хотя примерно 97 % земель принадлежало аристократии и церкви, прямые налоги собирались с крестьянства, ремесленников и торговцев. Ряд налогов взимался аристократией, которая затем передавала полученные средства Короне. Поэтому налоговая база оказывалась довольно узкой, а налоговая система – неэффективной с точки зрения получения бюджетных доходов и имела исключительно фискальный характер, подавляя, а не стимулируя развитие экономики. Между различными частями империи (и даже внутри Пиренейского полуострова) сохранялись таможенные барьеры, что мотивировалось отчасти фискальными соображениями, а отчасти отсутствием интереса властей к изменению традиций. На территории страны имели хождение разные валюты, превращая конвертацию в болезненный внутренний процесс. Между тем со временем выяснилось, что обильный приток драгоценных металлов создает серьезные проблемы. Проблема первая. Потребность в деньгах возрастала быстрее, чем объемы средств, получаемых Короной из заокеанских владений. Несмотря на обилие денежных ресурсов, страна столкнулась с устойчивым бюджетным дефицитом, чего практически не случалось ранее Карлоса I. С одной стороны, наличие обширных запасов серебра и золота позволяло Короне брать в займы средства в любых количествах, поскольку сохранялась уверенность в способности расплатиться с любыми долгами. С другой – кредиторы легко давали деньги под залог будущих поступлений металла (и под ростовщические проценты). Возникла ситуация, схожая с той, что описывается в современной литературе термином moral hazard (моральный риск. – Ред.), то есть такой, при которой экономический агент может не особенно серьезно относиться к принимаемым решениям. В Испании первой половины 1570-х годов расходы бюджета в полтора раза превышают доходы, причем значительные суммы идут на покрытие старых долгов. Например, только в 1575-м на выплату старых долгов потрачено 36 млн дукатов, что было эквивалентно доходам за шесть лет. При доходе Короны в 13 млн дукатов в 1577 году накопленный долг государства в 1582-м составлял 80 млн дукатов. В дальнейшем долг продолжал расти, достигнув в 1667 году запредельной для того времени суммы в 180 млн дукатов. Проблема вторая – инфляция. Возникла своего рода ловушка: обилие денежных металлов не только дает в руки властей значительные денежные ресурсы, но и снижает покупательную способность единицы драгметалла . Начала раскручиваться инфляция, что, в свою очередь, сокращало доступные Короне доходы. Поскольку инфляция была еще малоизвестна Западной Европе, значительная часть доходов казны устанавливалась в абсолютных величинах. Соответственно со временем (во второй половине XVI века) стали падать традиционные бюджетные доходы, зафиксированные в абсолютных суммах . В течение какого-то времени выпадающие доходы могли компенсироваться притоком американского золота и серебра, хотя, как выяснилось позднее, этого недоставало для того, чтобы создать устойчивую финансовую базу амбициозной политики испанских властей. Однако уже во второй половине XVI века испанский бюджет сводится, как правило, с дефицитом . Кроме того, поскольку Испания по понятным причинам приняла на себя первый удар обесценения металлических денег, конкурентоспособность испанских производителей, естественно, снижалась: стоимость их товаров в «звонкой монете» оказывалась выше, чем стоимость продукции других стран. Возникал эффект сродни «голландской болезни», хотя его роль была, по-видимому, не столь значительной, как в условиях современных глобальных рынков. Проблема третья. Экономика и политика империи «подстроились» под сложившуюся конъюнктуру валютных доходов, что сделало Испанию крайне уязвимой в двух отношениях. С одной стороны, обнаруживается политическая и коммерческая слабость перед кредиторами, которые, зная, что Корона уже не сможет выжить без их лояльности, получают инструмент для шантажа. С другой – незащищенность от внешних шоков, то есть рост зависимости от конъюнктурных колебаний. Испания получала иностранные займы под высокий процент у финансового картеля, управляемого генуэзцами, а также у немецких, фламандских и испанских банкиров. В качестве обеспечения выступали как доли в очередном грузе серебра, так и отдельные налоговые статьи, а банкиры получали право на обслуживание финансовых трансакций Короны, в том числе и монополию в сфере международных денежных переводов и обмена валют. В государстве, земли которого были разбросаны по всей Европе, эта функция играла существенную роль не только в экономическом, но и в политическом и военном отношении. Поскольку разные части империи имели в обороте разные валюты, стабильность денежных переводов представляла собой необходимый фактор поддержания политической стабильности. Еще более важным являлось осуществление финансовых трансакций для оплаты расходов по ведению войн. Словом, некорректное поведение должника приводило к отказу кредиторов осуществлять денежные переводы. Стоило во второй половине 1550-х годов сократиться поступлениям в казну американских драгметаллов, как в 1557-м последовал первый дефолт Короны, а за ним и второй – в 1560 году. (Этому предшествовал дефолт политический, беспрецедентный: Карл V, осознавая, по-видимому, системность характера нараставших проблем, отрекся в 1556-м от престола после сорока лет пребывания у власти). Любопытно, что, хотя приток драгоценных металлов сократился в 1556–1560 годах более чем вдвое по сравнению с предыдущим пятилетием, их объем был сопоставим с поступлениями чуть более ранних периодов (конца 1540-х и раньше). Однако за пятнадцать – двадцать лет произошли серьезные изменения монетарного и структурного характера. С одной стороны, из-за инфляции покупательная способность американских денег снизилась, а с другой – по мере развития экспансионистских проектов Короны все более усиливалась ее зависимость от новых финансовых вливаний. К концу XVI столетия Испания попадает в полную зависимость от положения дел в американских рудниках. Страна, имевшая прежде устойчивую финансовую систему, начинает регулярно объявлять дефолты: после 1557 и 1560 годов они происходили в 1575, 1596, 1607, 1627, 1647, 1653 и 1680 годах. Какое-то время (при Филиппе II) Испания еще продолжает расширяться: под ее властью оказывается Португалия с ее огромными восточными колониями (1581). Однако затем последовала череда военных поражений (разгром Непобедимой армады в 1588-м стал одним из самых тяжелых ударов). За финансовым кризисом – денежный: не имея бюджетных ресурсов, Филипп III и Филипп IV начинают прибегать к «порче валюты», сокращая количество драгоценного металла в некоторых монетах. Но это, естественно, дает лишь краткосрочные эффекты для бюджета и никак не может предотвратить общую деградацию. XVII век стал временем неуклонного ослабления экономики Испании и превращения страны во второразрядную державу. Несмотря на нараставший ком проблем, наследники Карла V продолжали его курс: они сосредотачивали усилия на достижении имперских и мессианских целей, игнорируя необходимость создания благоприятных условий для экономического развития. Усиливалось отставание Испании от других европейских государств, выходивших на лидирующие позиции (Нидерланды, Англия, Франция). Природные богатства (тождественные в данном случае «дешевым» деньгам) сделали свое дело: первоначально создав иллюзию политической и экономической вседозволенности, они способствовали изменению государственных потребностей в соответствии с новым уровнем доходов, а затем привели к тяжелому кризису. Он продолжался в Испании на протяжении последующих четырех веков. Итак, кризис Испанской империи явился результатом не только и не столько завышения амбиций, сколько непродуманной и неэффективной экономической и бюджетной политики. Сами завышенные политические амбиции были отчасти спровоцированы потоком «дешевых» денег, нарастание которого сопровождалось активизацией усилий по созданию империи. Истории хорошо известны случаи, когда те или иные страны вели тяжелые и длительные войны, не доводя дело до финансового и экономического краха. К примеру, Нидерланды XVI–XVII веков или Британия XVIII века. Эти государства не имели обильных природных, а как следствие, дешевых финансовых ресурсов, а у власти там находились более адекватные правительства, учитывавшие интересы производства и торговли. И вообще, после того, как в далеком детстве я прочла "Легенду о Тиле Уленшпигеле" Шарля де Костера, я все поняла о Габсбургах и их государстве. Прочитанные в дальнейшем книги по истории ничуть не разубедили меня, а наоборот, укрепили в весьма нелестном мнении.

Ёшика: Amie du cardinal пишет: Ниже приведен отрывок из диплома, где перечислены десятки работ историков, которые, по-вашему, это преувеличивают Лелеять старые взгляды никому не запрещено. На деле у Испании никогда не было в Европе преимуществ в плане территориального местоположения и народонаселения. Американское золото и серебро явлилось тем, что заменило эти преимущества, выведя ее в ранг великой державы континента. Неспособность в прежних и увеличивающихся объемах генерировать этот поток привело к тому, что Испания вернулась к тому своему изначальному месту, которое она занимала в европейской периферии. При этом процесс окончательного возвращения и, что называется, "упадка", был чрезвычайно растянут по времени, закончившись на деле только к концу 17 - началу 18 века, когда Испания действительно заняла свое место "второсортной державы", и как всегда водится в человеческой истории, прошел через поток крупных войн, ибо смена лидера никогда бескровно не дается. Но я не только об этом. А о том, что в своем "упадке", имея населения более чем в 2 (!!) раза меньше, чем во Франции, она умудрялась очень долго оказывать сопротивление более "продвинутой" и "расцветающей" Франции и не только сопротивление, но и весьма серьезно временами портила нервы. И общая война с Францией была проиграна Испанией не при Рокруа и Лансе, а на полях Иберии - в португальском и каталонском восстании. Франции на деле довольно круто свезло и по периоду, когда страну всколыхнула Фронда и гражданские войны, и то, что ряд восстаний так и не смог превратиться во "второй фронт", в то время как Испания, кроме внешнего фронта, вела еще две войны с Каталонией и Португалией. В этом раскладе, знаете ли, неоспоримый выигрыш Франции в эту войну на деле оказывается довольно сомнительным делом.

Amie du cardinal: По: А. Д. Люблинская "Франция при Ришельё. Французский абсолютизм в 1630-1642 гг." Л., 1982 28 марта 1637 года (по поводу утраты контроля над Вальтелиной): "Бог весть, может быть из-за отсутствия оплаты и швейцарцы взбунтуются против нас; Бог весть, останется ли после этого Италия непоколебленной и тем более, сможем ли мы кончить дело миром; а господин де Бюльон знает лучше, чем кто-либо, найдет ли он в Швейцарии миллионы,чтобы осуществить продолжение войны. Это несчастье случилось из-за отсутствия денег : вместо одного экю (*экю равен 3 ливрам), данного вовремя, теперь понадобится десять, но и они не исправят понесенных потерь. Уже давно я проповедую господам финансовым советникам, что в некоторых особенных делах необходимо предвидеть события еше до того, как неудачи обозначат опасность." 18 ноября 1638 года :"Невозможно держать гарнизоны, если не оплачивать их наличными. Я прекрасно знаю, что господа советники заявят, что они составили на это смету, но такие заявления бесполезны, если не припасти деньги. Вот теперь я узнаю, что одна из крепостей королевства, расположенная недалеко от врагов, находится в очень плохом состоянии, так как гарнизон разбежался из-за того, что его не оплатили. Господам финансовым советникам гораздо легче собрать деньги, чем нам набрать солдат. Деньги, будучи собраны, уже не исчезнут, а собранные солдаты без денег сразу же рассеиваются". Кстати, Таллеман де Рео сообщает о следующем эпизоде с участием Ришелье и Бюльона: "В тот год, когда неприятель занял Корби , Кардинал находился в крайне стесненных обстоятельствах, хотя у казначея Моруа всегда хранилась небольшая неприкосновенная сумма в пятьсот тысяч экю. Старик Бюльон, Суперинтендант финансов, отправился к Ришелье. «Что с вами, Монсеньер? (Кардинал очень любил, когда его величали Монсеньером.) Вы чем-то опечалены?». В голосе его чувствовалась старческая ворчливость, но вместе с тем и твердость. «Да разве мало у меня для этого причин? — спросил Кардинал, — к нам вторглись испанцы, взяли несколько городов. (Кардинал был поражен, ибо полагал, что голландцы выступят; ему же хотелось разорить Франш-Конте.) Графа Суассонского оттеснили на ту сторону Уазы, и у нас нет больше войск». — «Надобно снова набрать их, Монсеньер». — «А на что?». — «На что? Я дам вам денег на вербовку пятидесяти тысяч человек, да еще миллион золотом впридачу» (таковы были его собственные слова). Кардинал расцеловал его. Бюльон всегда хранил шесть миллионов у казначея Королевской казны Фьебе; ибо это был человек, на которого он более всего полагался."

Brunante: Ёшика пишет: ...в то время как Испания, кроме внешнего фронта, вела еще две войны с Каталонией и Португалией. Вот-вот. Опять же, не будем забывать, что внешних фронтов у Испании было как минимум три штуки: Испания-Франция, Франция-Фландрия, и Фландрия-Нидерланды. И все трое требовали защиты, причем нередко агрессивной. У Фландрии, конечно, было и свое собственное население, но деньги на ведение войны поступали в основном из Испании - во всяком случае, до 41-го года.

Мария Терезия: Э. Леви "Кардинал Ришелье и становление Франции": ...К концу 1624 г. у Ришелье, как у главного советника короля, было четыре основные сферы политических забот. Две из них относились к делам внутренним и были скучными, но насущными. Прежде всего Ришелье хотел углубить реформу французской административной системы, в частности, с целью устранения пережитков феодальной власти, унаследованной или присвоенной грандами, а во-вторых, он хотел внедрить в сознание большей части населения чувство долга перед короной, сходное с тем, что он испытывал сам, и стоящее выше любых других политических обязательств. Проблема, связанная с грандами, все больше сосредоточивалась на фигуре младшего брата короля, Гастона, нерадивого и вероломного, однако остававшегося вероятным наследником престола до тех пор, пока у Людовика не появится сын — наследник престола по прямой линии. Вторая потребность — поселить во французах чувство единства нации — привела Ришелье к созданию его культурно-пропагандистской машины. Каждую их этих двух задач нужно рассматривать в наиболее подходящем хронологическом контексте. Две оставшиеся группы проблем — напряженность, которая могла привести к войне с Северной Италией, и политика по отношению к гугенотам — были не менее насущными и к тому же чреватыми более драматическими и скорыми последствиями. Вальтеллина была одной из проблем, которые Ришелье унаследовал от предыдущих политиков

Мария Терезия: Ришелье к концу 1625 г. составил обширные планы административных реформ во Франции, активно консультируясь с французскими послами, купцами и финансовыми чиновниками и рассылая комиссаров для проверки состояния береговой обороны. В это время в планах Ришелье относительно административных реформ преобладали морские и торговые дела. Он сам сделал так, чтобы в январе 1626 г. его назначили генеральным суперинтендантом по торговле , добавив к названию должности еще и «по морским делам» в октябре того же года и сделав ненужными или излишними должности двух адмиралов Франции — Монморанси, осуществлявшего финансовое правосудие на западном побережье, и Гиза, обладавшего теми же правами в Провансе. По закону, изданному в Сен-Жермене в октябре 1626 г., создавался новый государственный департамент, занимавшийся делами торговли, судоходства и колоний независимо от парламентов, в ведении которых находились прибрежные районы. В 1625 г. у французского правительства не было ни одного корабля, базировавшегося на Ла-Манше или в атлантических портах, оно имело только десять галеонов в Средиземном море. Однако все торговые суда были вооружены, поэтому разница между торговыми и военными кораблями была не велика, а китобойные суда, построенные в Сен-Мало, имели специально укрепленные корпуса, благодаря чему превратить их в военные корабли было особенно легко. Ришелье теперь активно поощрял создание торговых и военных флотилий, а также торговых компаний, таких как «Морбианское товарищество», образованное 31 марта 1626 г. четырьмя компаньонами-основателями и получившее монополию на торговлю с Восточной и Западной Индией, Канадой и Левантом. Не удивительно, что памфлетисты Ришелье были призваны к перу, для того чтобы оправдать вовлеченность прелата в торговую деятельность, обычно запрещенную для духовных лиц. Тем временем парламентам удалось предотвратить создание других аналогичных компаний, чьи привилегии с неизбежностью ущемили бы их права, и создать трудности в регистрации Сен-Жерменского эдикта от октября 1626 г. Парижский парламент затягивал его утверждение до марта 1627 г., а парламенты Ренна и Руана — до апреля. Ренн зарегистрирован этот эдикт с существенными оговорками, а Бордо сделал это только в мае. Парламенты Экса и Тулузы не утвердили его вообще. Он не действовал на их территориях до 1631 г. Тем не менее к 1635 г. Франция имела три эскадры в северных морях, а также эскадру и двадцать галер в Средиземном море. Прежде чем собрание нотаблей одобрило этот проект, Ришелье разместил заказы на строительство восемнадцати больших кораблей в Нормандии и Бретани, а в начале 1627 г. заказал еще шесть из материалов, купленных в Голландии. Когда оказалось, что это слишком дорого, он попытался восстановить коммерческие отношения со Швецией и Данцигом, торгуя солью, вином, уксусом и спиртом в обмен на лес, пеньку и смолу. Франция также заказала постройку кораблей в Голландии — пяти в 1626 г. и двенадцати в 1627 г. При осаде Ла-Рошели в 1627—1628 гг. у Ришелье будет эскадра из тридцати пяти кораблей. Самой насущной заботой в управлении Францией для Ришелье стало укрепление ее торговли, причину слабости которой он справедливо видел в недостатке морских ресурсов. Для того чтобы продвинуться дальше в деле радикальной реорганизации экономики и управления, планы которой он уже представлял себе вполне отчетливо, ему требовались полномочия, имеющие под собой более широкую базу, нежели та, которую предоставляли король и его государственный совет или даже чрезвычайный совет, собравшийся в 1625 г. Собрание нотаблей, почти не отличавшееся по своим функциям от Большого совета, традиционно составляли важные чиновники, приглашаемые королем и не имеющие тех полномочий, какие были у депутатов Генеральных штатов. Собрание заседало в Тюильри со 2 декабря 1626 г. по 24 февраля 1627 г. Ришелье, не привлекая особого внимания, с помощью Шомбера и Мишеля де Марийака, планировал ни больше ни меньше как бескомпромиссную и радикальную перестройку всей системы управления во Франции. Работой Собрания руководил маркиз д'Эффиа, придворный и дипломат, энергично поддерживавший Ришелье с 1624 г. Он стал интендантом торговли в январе 1626 г. и суперинтендантом финансов — 9 июня того же года. В повестке дня преобладали финансовые вопросы: экономическая ситуация в стране была близка к катастрофической из-за последствий недавних гражданских войн. Собрание 1). обрушилось на финансистов и рекомендовало резко сократить королевские расходы, но тем не менее 2). санкционировало постройку сорока пяти кораблей. Подробно разработанные предложения охватывали коммерцию, военно-морские силы, расходование средств, налоговую реформу и торговлю должностями, хотя последний предмет полностью выпал из окончательного меморандума из-за высокой цены, в которую он обошелся бы государственному казначейству. Основываясь на собственном проницательном анализе политической ситуации в Европе, Ришелье сформулировал предложение заключить союз с католической Баварией, отчасти потому, что это имело стратегический смысл, отчасти для того, чтобы парировать идеологические обвинения в союзах с протестантами и обеспечить противовес некоторому давлению, которое он испытывал в отношениях с Оливаресом. Ришелье, который отнюдь не был равнодушен к страданиям простого народа, обосновал нежелательность повышения налогов. Собрание покорно одобрило его основные планы, для ратификации которых оно, собственно, и было созвано, и в то же время видимость того, что Ришелье и король нуждаются в совете нотаблей, была соблюдена. Планы Ришелье включали: 1).укрепление французской торговли, 2). строительство каналов между Сеной, Луарой и Соной, 3). выкуп заложенного королевского имущества и 4). сокращение королевских расходов. Если бы у Франции были шесть лет мира, о необходимости которых говорил в своей речи Ришелье, то со сбалансированным бюджетом и с крестьянами, освобожденными от непосильного бремени налогов, она смогла бы выйти из кризиса. Остались недовольными только члены парламентов, поскольку введение должностей интендантов, подотчетных непосредственно Ришелье, означало, что правительство сможет все больше игнорировать утвердившиеся полномочия провинциальных судов, в частности, потому, что вопросы финансового управления больше не будут требовать их регистрации. При всем своем жестком отношении к феодальной независимости грандов, чье подчинение королевской власти Ришелье считал обязательным, он не противостоял родовитому дворянству как классу. В действительности он оставался болезненно восприимчивым к вопросу своего происхождения и желал, чтобы его считали принадлежащим к нобилитету по праву рождения. Группой, чью власть Ришелье более всего мечтал урезать, были государственные чиновники. Его уполномоченные — интенданты — не только представляли собой мощный инструмент осуществления предписываемых из центра административных и финансовых мер, но также значительно увеличивали быстроту и эффективность политической или военной реакции на угрозу смуты или финансовую необходимость. Такие вопросы, как поддержание дорог в хорошем состоянии, при Ришелье также были изъяты из ведения региональных органов сбора налогов —generalites — и переданы непосредственно чиновникам центрального аппарата королевства. Результатом стало улучшение дорожной сети, обеспечивавшей перевозку товаров, а с 1630 г. — и государственных почтовых и дилижансных служб, с регулируемыми тарифами и твердыми расписаниями. Шестилетнего мирного периода не получилось, и стратегическое планирование Ришелье снова и снова подвергалось досадному давлению обстоятельств, неотложные нужды отодвигали практическое воплощение грандиозных замыслов. У него не было реальной возможности предложить широкомасштабные внутриполитические реформы, которые он замыслил. В их число входили создание четырех не зависящих друг от друга советов в помощь королю, распространение по всей территории Франции тех декретов Тридентского собора, которые не нарушали галликанских привилегий, запрещение перепродажи должностей и строгое наказание атеистов за нанесение гражданам оскорбления «богохульством». Ришелье, как и его предшественникам, приходилось прибегать к займам у финансистов. Тем не менее был издан ряд королевских эдиктов, касавшихся управления финансами, и в довершение всего в январе 1629 г. — «кодекс Мишо», черновую работу над которым в основном проделал Мишель де Марийак. Кодекс устанавливал более строгие условия для откупщиков, объявлял недействительными претензии на освобождение от налогообложения, основанные на купленных дворянских титулах, заметно усиливал финансовую отчетность и вводил более строгую проверку общественных трат. Легко может сложиться обманчивое впечатление от медленного карьерного продвижения Ришелье с 1624 по 1626 г., когда он прибирал к своим рукам бразды правления, централизовывал власть, завоевывал доверие короля, от имени которого всегда действовал добросовестно и старательно, и благодаря созданию военно-морских сил и развитию торговли добился одобрения своей политики Собранием нотаблей. Может показаться, что первые два года Ришелье в качестве главного министра прошли если не в плавном осуществлении хорошо продуманной всеобъемлющей стратегии, то по меньшей мере в избегании главных ловушек, в которые, несомненно, попались бы менее основательные, менее информированные и менее хитроумные французские министры. На самом деле, радикальные реформы, которые рисовались искушенному политическому воображению Ришелье, ясность и четкость его взглядов, энергия, с которой он проводил их в жизнь, а также его отказ поддаваться давлению группировок и политических теорий, которые могли бы привести Францию к катастрофе, — все это вместе также чревато было серьезными опасностями. Кроме того, имела место и длинная череда политических ошибок — при устройстве английского брака, в Вальтеллине, в отношениях с гугенотами внутри Франции, а также с Испанией, Англией, папой и Соединенными провинциями.

Amie du cardinal: По свидетельству французского историка Никола Амело де ла Уссэ (1634-1706), в первые годы правления Людовика XIII дуэли были столь обыденным делом, что при встрече утром люди спрашивали друг у друга: «Кто вчера дрался?» – а после обеда: «Не знаете, кто дрался сегодня утром?» При этом поединки отнюдь не встречали безусловного осуждения в обществе, считавшем бесстрашие главным качеством мужчины. Дуэлянтов называли «гладиаторами». Отъявленные бретеры затевали драку по любому поводу, а если им не удавалось спровоцировать противника, напрашивались к кому-нибудь в секунданты – лишь бы получить возможность драться. Бутвиль мог вызвать человека на поединок, просто чтобы проверить его храбрость. Каждое утро в большом зале его дома собирались бретеры. Для них уже были заготовлены вино и хлеб на столах, после чего они приступали к упражнениям в фехтовании. Возглавлял это общество Ахилл д'Этамп де Балансе, впоследствии ставший кардиналом. Он был таким драчуном, что однажды хотел вызвать на бой своего лучшего друга Бутвиля, поскольку тот не позвал его в секунданты на поединок, имевший место несколько дней назад. Чтобы «загладить свою вину», Бутвиль пригласил Балансе составить ему компанию на дуэли с маркизом де Портом, секундантом которого был господин де Кавуа. (Заметим, что секундант должен был не наблюдать за дуэлью, а тоже драться – «за компанию», причем своего противника он чаще всего даже не знал.) Представляя Кавуа Балансе, маркиз заявил, что привел одного из лучших учеников дю Перша (на тот момент самого знаменитого учителя фехтования в Париже), и заметил: «Ваш Оливер встретит Роланда» [22]. Балансе пронзил Кавуа шпагой и воскликнул: «Друг мой, этому удару учил меня не дю Перш, но вы признаете, что удар хорош». По счастью, Кавуа поправился, и впоследствии их отношения с Балансе были самыми дружескими. Когда кардинал Ришелье (все Балансе хранили ему верность) подбирал себе храброго человека для командования своей личной охраной (гвардейцами кардинала), «Оливер» горячо рекомендовал ему «Роланда»-Кавуа и клялся честью, что его преосвященство не найдет никого храбрее. Таким образом, дуэль, чуть не стоившая Кавуа жизни, проложила ему путь к процветанию. Королевская власть пробовала бороться с поединками, издавая декларации (1613, 1617, 1623) о том, что оскорбленные дворяне вместо дуэли обязаны в течение месяца подать жалобу в суд маршалов, и эдикты. Эдикт от 1624 года предоставил парижскому парламенту юридическое основание для осуждения на смерть заочно. Кардинал Ришелье, несмотря на свою личную трагедию (его старший брат был убит на дуэли, и род Ришелье пресекся), советовал Людовику XIII соизмерять наказание с виной и не карать всех дуэлянтов смертью, а ограничиться «административным взысканием»: лишать должностей и материальных благ, пожалованных короной, и только в случае смерти одного из участников поединка отдавать второго под суд. Новый эдикт, изданный в 1626 году, предусматривал следующие меры: за вызов на дуэль – лишение должностей, конфискация половины имущества и изгнание из страны на три года. За дуэль без смертельного исхода – лишение дворянства, шельмование или смертная казнь. За дуэль со смертельным исходом – конфискация всего имущества и смертная казнь. Дуэль с привлечением секундантов расценивалась как проявление трусости и подлости и каралась смертью вне зависимости от ее исхода. Были предусмотрены особые меры против злоупотребления правом на помилование: король поклялся никогда не миловать дуэлянтов и потребовал от своего секретаря никогда не подписывать писем о помиловании, а от канцлера – никогда не прилагать к ним печать. Ришелье считал, что подобные меры окажутся более действенными, и имел на то основания. До сих пор казнили только изображения преступников. Бутвиль, приговоренный к повешению, нагло явился с друзьями на место казни, сломал виселицу, разбил свой портрет и удрал. Парижский парламент, на рассмотрение которому был отдан эдикт, потребовал смертной казни для всех дуэлянтов, однако король прислушался к словам Ришелье о том, что «никто не может осудить врача, который решился применить новое снадобье, убедившись в недейственности старого». Эдикт был принят в марте 1626 года в редакции кардинала. Первым эдикт нарушил герцог де Прален; его изгнали от двора, несмотря на заслуги его отца, и лишили должностей королевского наместника в Шампани, бальи Труа и губернатора Марана. Неукротимый Франсуа де Монморанси-Бутвиль, имевший дерзость устроить очередную дуэль – с двумя секундантами с каждой стороны, на Королевской площади и средь бела дня (один человек погиб и двое были ранены), не отделался так легко: ему и его приятелю де Шапелю отрубили голову, а все их имущество конфисковали. Это решение было принято не без колебаний: за молодого красавца Бутвиля многие заступались, но кардинал тогда изрек знаменитую фразу: «Мы перережем глотку либо дуэлям, либо эдиктам вашего величества». Дуэли на какое-то время прекратились, но затем сила привычки взяла свое, и королевские мушкетеры вместе с гвардейцами кардинала часто задавали тон. В фехтовании усердно упражнялись даже священнослужители. Однажды королю донесли о поединке на пистолетах двух придворных дам. Тот рассмеялся и сказал, что запретил дуэли только для мужчин. От объективности закона вернулись к субъективности человеческого суждения. Например, шевалье де Сен-Прейль, героически сражавшийся при Корби в 1636 году, был прощен за свою дуэль с Флесселем самим кардиналом Ришелье: тот так расписал королю храбрость, проявленную офицером в бою, что Людовик согласился принять злополучный поединок за «случайную встречу». Молодой маркиз дю Фэй де Ла Трусс, сын великого прево[23], попал в неприятную ситуацию: во время дуэли его секундант убил его противника уже после того, как маркиз его обезоружил. По совету секретаря Французской академии Шаплена, бывшего наставника незадачливого дуэлянта, поединок был представлен несчастным случаем: якобы маркиз со своим подчиненным, служившим в его роте, выехали на разведку и по недоразумению приняли «потерпевшего» за солдата вражеской армии (мундиров тогда не существовало[24]). Наконец, в 1638 году по случаю рождения долгожданного наследника король объявил амнистию всем дуэлянтам, понадеявшись на «сознательность» облагодетельствованных. Его надежды оказались напрасными. (Екатерина Глаголева Повседневная жизнь королевских мушкетеров) 22 Персонажи «Песни о Роланде»: рыцарь Роланд и барон Оливер, погибшие рядом в неравном бою. 23 Великий прево был магистратом, разбиравшим в первой инстанции все гражданские тяжбы между придворными, а также все уголовные дела повсюду, где находился двор. 24 Впервые одежду военных попытались кодифицировать в 1685 г.: появились «синяя свита» и «красная свита», пехота одевалась в серое с белым. И все же солдаты с трудом распознавали «своих»; зачастую противники Франции прикалывали к шляпам зеленые листья, а французы – клочки белой бумаги. В 1688 г. по время осады Филиппсбурга по нелепой случайности погиб сын государственного советника Куртена: во время атаки он был ранен протазаном в бедро; рана была неопасная, однако он остался лежать во рву. Один из французских гренадер принял его за немца из-за длинных светлых волос и заколол штыком.

Amie du cardinal: «БЫТЬ НА СЛУЖБЕ КОРОЛЯ…»: К ОБРАЗУ ИДЕАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО СЛУЖАЩЕГО ФРАНЦУЗСКОГО ДВОРА XVII СТОЛЕТИЯ Интересный анализ представлений Ришелье и Кольбера об идеальном оффисье, королевском государственном служащем.

Amie du cardinal: XVII век: Французские министры и французские финансы Радио «ЭХО Москвы» 12 мая 2013, передача «Фискал». Ведущие: Александр Починок, Ольга Журавлева.

Amie du cardinal: The Role of the Intendants in Administrative Centralization during the Ministry of the Cardinal de Richelieu

Amie du cardinal: Gabelous et Croquants Соляные приставы и кроканы (первые собирали налог на соль, а вторые восставали, в частности, против повышения налога на соль).

полная версия страницы