Форум » Франция первой половины XVII века » Кончино Кончини, маршал Д'Анкр и его супруга Леонора Галигаи » Ответить
Кончино Кончини, маршал Д'Анкр и его супруга Леонора Галигаи
МАКСимка: Казнь маршала, надругательство над его телом. Флорентиец из сенаторского рода. Известен под именем маршала д 'Анкра. Итальянский авантюрист, фаворит королевы Марии Медичи, супруги Генриха IV и матери Людовика XIII. После убийства короля был назначен первым камергером, губернатором'Амьена, маршалом Франции и фактически управлял страной. Убит по приказу Людовика XIII герцогом Витри. Мария Медичи, выйдя замуж за Генриха IV, перевезла во Францию и свою свиту. В ней были женщина и мужчина, которым вскоре предстояло сыграть во Франции катастрофическую роль. Ее звали Леонора Дози, его — Кончино Кончини. Она была молочной сестрой королевы; умная, честолюбивая, ловкая, Леонора пользовалась большим авторитетом у флорентийки, которая только и думала о том, как бы доставить ей удовольствие По словам одного из ее биографов, это была "маленькая, очень худая, очень смуглая, хорошо сложенная особа с резкими и правильными чертами лица". Ей было двадцать семь лет. Это потом она стала называться Галигаи, именем, под которым ее знают сегодня. Он исполнял при королеве обязанности шталмейстера. По рассказам знавших его людей, он был "тщеславен и хвастлив, гибок и смел, хитер и честолюбив, беден и жаден". Ему было двадцать пять. Во время путешествия из Италии во Францию Леонора влюбилась в молодого нотариуса и завлекла его в свою комнату. Польщенный вниманием дамы, бывшей в близких отношениях с королевой, молодой человек прикинул преимущества, которые ему может создать эта связь, и легко уступил. С этого момента именно он через посредство Леоноры руководил Марией Медичи. Вместо того чтобы отослать обратно в Италию всех этих шумных, болтливых и амбициозных "ветрогонов", прибывших во Францию с одной лишь целью поискать удачи и разрушить душевные узы флорентийки с родной страной, Генрих IV позволил многому войти в привычку И когда королева прибыла в Париж, в начале февраля 1601 года, итальянцы уже прочно сидели на своих местах. Леонора стала камеристкой королевы, "а во Франции этой должности удостаиваются только дамы из высшей знати. Так что у Кончини в руках оказалась вся свита Марии Медичи. Ставки были сделаны... Кончино Кончини, амбициозный, хвастливый, бессовестный, льстивый с вельможами, высокомерный с теми, кто ниже его, сумел добиться множества значительных постов. К моменту смерти короля его состояние было одним из самых крупных в Париже. На улице Турнон ему принадлежал великолепный особняк, стоимость которого оценивалась в сумму около 200 000 экю. В этом особняке он закатывал поистине княжеские празднества. Под мощной защитой королевы, которая осыпала его бесконечными милостями и отдавала почти все имевшиеся у нее деньги, он очень скоро стал для всех нестерпим. Не раз и не два дворяне, с которыми он вел себя нагло, поручали наемникам как следует отколотить его. Но это не послужило ему уроком, и он продолжал властвовать во дворце и держаться так бесцеремонно, что за его спиной не утихал ропот возмущения. Простой народ все это объяснял, шепотом, конечно, тем, что он был любовником Марии Медичи и что Леонора просто закрывала на это глаза, чтобы не лишиться безграничных благодеяний своей молочной сестры. Королева отдала ему даже несколько драгоценных камней из короны. По столице гуляли памфлеты и непристойные песенки, в которых королеву обзывали шлюхой, а фаворита окрестили именем какой-то рыбы. Более сдержанный в этом отношении великий герцог Тосканский ограничился тем, что написал: "Чрезмерная нежность Марии к Кончини и его жене отвратительна, чтобы не сказать скандальна". Что, впрочем, означало то же самое... После смерти Генриха IV Кончини, сумевший выманить у королевы баснословную сумму в восемь миллионов экю из тех средств, которые старательно годами копил для королевства Сюлли, купил себе Анкрский маркизат в Пикардии Затем стал первым дворянином в королевском покое, суперинтендантом дома королевы, губернатором городов Перона, Руа, Мондидье и, наконец, маршалом Франции, хотя в жизни своей не держал в руках шпаги. С этого момента фаворит начал откровенно командовать не только министрами, но и королевой. Однако теперь из-за сыпавшихся на него бесконечных нападок он стал более осторожным и никогда не выходил из дворца один, но всегда в сопровождении группы бедных дворян, которых он к себе приблизил, платя каждому по тысяче ливров в год жалованья и называя их при этом презрительно своими продажными олухами. . В управляемой Кончини стране царили развал и анархия, а это, в свою очередь, подтолкнуло знатных сеньоров королевства к мысли заполучить побольше независимости, коей они лишились в годы правления Генриха IV. Конде, вернувшийся во Францию, встал во главе этого движения. В 1614 году они с оружием в руках потребовали созыва Генеральных Штатов. Растерявшийся Кончини, несмотря на свой титул маршала Франции, побоялся выступить против мятежников и сделал попытку их купить. Конде и его друзья оказались немалыми хитрецами и, взяв деньги, продолжали настаивать на своих требованиях. Генеральные Штаты собрались в октябре 1614 года, но ничего не дали из-за склок между депутатами третьего сословия и высшей знати, потому регентша распорядилась прекратить дебаты. И тогда для заключительной речи с места поднялся молодой епископ из Люсона, начав с перечисления требований духовенства, он неожиданно изменил тон и принялся в чрезмерно льстивых выражениях восхвалять заслуги Марии Медичи "В интересах государства,— заключил он, — я умоляю вас сохранить регентшу!" Это был Арман Жан дю Плесси де Ришелье, который в числе прочих стремился к власти и страстно желал занять место Кончини. Маршал д'Анкр давно занял должность действительного любовника Марии Медичи. Историк Мишле приписывает именно маршалу д'Анкру (т. е. Кончини) отцовство Никола, герцога Орлеанского, рожденного в 1607 году... В 1617 году парижане позволяли себе высказываться еще откровеннее, и когда маршал д'Анкр, чей дом находился рядом с Лувром, приказал соорудить деревянный мост над оврагом, чтобы легче было добираться до дворца, народ совершенно открыто называл его "мостом любви" И трудно не согласиться с Совалем, который писал, "что каждое утро фаворит шел по мосту во дворец, чтобы засвидетельствовать свое почтение королеве, а каждую ночь он отправлялся той же дорогой, чтобы остаться там до следующего дня". На допросах Леонора Галигаи без колебаний заявила, что ее муж "не обедал, не ужинал и не спал с нею на протяжении последних четырех лет". Придворные, которых эта интрига страшно забавляла, не ограничивались распеванием двусмысленных куплетов за спиной у любовников Самые смелые позволяли себе довольно рискованные шуточки в присутствии Марии Медичи. Однажды, когда она попросила даму из своей свиты подать ей вуаль, граф Де Люд воскликнул: "Корабль, стоящий на якоре, не нуждается в парусе!" (Каламбур, основанный на игре слов: якорь по-французски "апсге", а парус). Кончини действительно ничего не делал, чтобы скрыть свою связь с королевой-матерью, напротив: "...если он находился в комнате Ее Величества в те часы, когда она спала или была одна, — пишет Амело де ла Уссе, — он делал вид, что завязывает шнурки, чтобы заставить поверить, будто он только что спал с нею .." А кончилось все это тем, что весной 1617 года молодой Людовик XIII, взбешенный его наглыми манерами и чудовищными насмешками по адресу своей матери, отдал приказ Никола Витри, капитану своих гвардейцев, убить Кончини. Убийство было назначено на 17 апреля Утром того дня, около десяти часов, фаворит королевы явился во дворец в окружении пятидесяти или шестидесяти человек, составлявших его обычную свиту. В тот момент, когда он шел по мосту, перед ним неожиданно возник Витри, схватил его за правую руку: "Именем короля вы арестованы!" Кончини недоуменно уставился на капитана: "Меня арестовать?" — "Да, вас". Пораженный, он отступил на шаг, чтобы выхватить свою шпагу, но не успел. Одновременно три пистолетные пули поразили его: одна угодила в лоб, другая в щеку, третья в грудь. Он рухнул прямо в грязь и был тут же затоптан людьми Витри Друзья Кончини не сделали даже попытки вступиться за него. Они просто сразу обратились в бегство, справедливо полагая, что было бы грустно вот так умереть прекрасным апрельским утром... Пока гвардейцы, войдя в раж, наносили удары ногами по мертвому телу Кончини, посланец явился к королю и, отвесив поклон, доложил: "Сир, дело сделано!" Людовик XIII приказал открыть окно, вышел на балкон и, не скрывая своей радости, крикнул убийцам, все еще находившимся перед Лувром: "Большое спасибо! Большое спасибо всем! С этого часа я король!" И кто-то снизу отозвался: "Да здравствует король1" В то же мгновение Марии Медичи сообщили о трагическом конце ее фаворита. Она побледнела: "Кто его убил?" — "Витри, по приказу Его Величества". Понимая, что отныне ее сын возьмет бразды правления в свои руки, она в отчаянии опустилась в кресло. Для нее все было кончено. "Я царствовала семь лет, — сказала она. — Теперь меня ждет венец только на небе". У нее не нашлось ни одной слезы для Кончини Страх за собственную жизнь заглушал в ней все другие чувства. Это было особенно заметно, когда Ла Плас спросил у нее, как сообщить эту новость Леоноре Галигаи. Она раздраженно отмахнулась: "У меня своих забот достаточно. Если никто не решается ей сказать об этом, то пусть ей пропоют". Но так как собеседник позволил себе настаивать, говоря, что известие это, несомненно, причинит супруге маршала д'Анкра сильную боль, королева-мать ответила с раздражением: "У меня и без этого есть, о чем подумать И пусть со мной больше не говорят об этих людях. Сколько раз я им советовала вернуться в Италию". Отрекшись от своего фаворита, она попросила аудиенции у короля. Людовик XIII велел ответить, что у него нет времени принять ее. Она настаивала, упрашивала. Тщетно. В конце концов она дошла в своей низости до чудовищной степени, когда попросила сказать сыну, что, "если бы она знала о его намерении, она и сама бы вручила ему Кончини со связанными руками и ногами". На этот раз ответа вообще не последовало, зато явился Витри и запретил ей покидать свои апартаменты. А за ее спиной уже работали каменщики, они замуровывали все двери, кроме одной, и Мария поняла, что превратилась в пленницу тут же, в самом Лувре. Днем, пока дворцовая стража, завернув тело Кончини в старую скатерть, отправилась без лишнего шума в Сен-Жермен л'Оксерруа, чтобы похоронить его в уже вырытой могиле, прибывшие по приказу короля рабочие принялись разрушать "мост любви". Стук их топоров привлек внимание Марии Медичи, и она подошла к окну. Увидев, как уничтожается маленький мостик, служивший напоминанием о многих бурных ночах, ей вдруг стало плохо. "Каждый удар топора, — писал современник, — отзывался в ее сердце". И в первый раз после смерти фаворита она заплакала. Убийство маршала д'Анкра, напротив, страшно обрадовало парижан. "Где он сейчас, этот негодяй, чтобы можно было пойти и плюнуть ему в лицо? — спрашивали они с нескрываемым удовольствием. В семь часов утра сотни две перевозбужденных и недобро глядящих людей явились в Сен-Жермен-л'Оксерруа. "Бесчинство начатось с того, что несколько человек из толпы стали плевать на могилу и тошагь ее ногами, — рассказывал г-н Кадне, брат коннетабля де Люиня. — Другие принялись раскапывать землю вокруг могильного холма прямо руками и копали до тех пор, пока не нащупали места стыка каменных плит". Вскоре надгробный камень был поднят, и кто-то из толпы наклонился над раскрытой могилой. Он привязал веревку к ногам трупа, уперся ногами и начал тащить. Несколько священников, выбежавших из церковной ризницы, попытались вмешаться. Толпа накинулась на них так яростно, что им пришлось спасаться бегством. После исчезновения священников человек снова взялся за веревку, дернул в последний раз, и тело маршала оказалось на плитах. Толпа издала радостный вопль, и тут же шквал палочных ударов обрушился на труп, и без того изрядно изуродованный гвардейцами Витри. Бывшие в толпе женщины, истошно крича, принялись царапать мертвеца ногтями, бить по щекам, плевать в лицо. Затем его протащили до Нового Моста и там привязали за голову к нижней части опоры. Опьяненный собственной смелостью народ стал отплясывать вокруг повешенного трупа безумный танец и на ходу сочинять непотребные песни. Дьявольский хоровод длился полчаса. И вдруг какой-то молодой человек подошел к трупу, держа в руках маленький кинжал, отрезал ему нос и в качестве сувенира сунул себе в карман. Тут всех охватила настоящая лихорадка. Каждому из присутствовавших захотелось взять себе хоть что-то на память. Пальцы, уши и даже "стыдные части" исчезли в мгновение ока. Менее удачливым пришлось довольствоваться "клочком плоти", вырезанным из мягкой части ягодицы... Когда каждый получил свой кусок, еще более возбудившаяся толпа отвязала труп и с дикими криками потащила его через весь Париж. Неистовство этих людей было так велико, что очевидцам казалось, будто все это происходит на сцене театра марионеток Гран-Гиньоль. "В толпе был человек, одетый в красное, — рассказывает Кадне, — и, видимо, пришедший в такое безумие, что погрузил руку в тело убитого и, вынув ее оттуда окровавленную, сразу поднес ко рту, обсосал кровь и даже проглотил прилипший маленький кусочек. Все это он проделал на глазах у множества добропорядочных людей, выглядывавших из окон. Другому из одичавшей толпы удалось вырвать из тела сердце, испечь его неподалеку на горящих угольях и при всех съесть его с уксусом!" Наконец, ошметки фаворита, покрытые пылью, плевками, грязью, вновь притащили на Новый Мост и там сожгли в присутствии веселящегося люда. Через два месяца после этого, 8 июля, жена Кончини, Леонора Галигаи, ложно обвиненная в колдовстве, была сожжена на Гревской площади. Со смертью Кончини в моду надолго вошло слово "союп" (ничтожество, трус) Этой характеристики маршал удостоился за свое малодушие.
Ответов - 73, стр:
1 2 3 4 All
МАКСимка: Леонора Галигаи, жена Кончино Кончини
Арамис:
Арамис: Печальная смерть и жуткое надругательство
Арамис:
lottidy: Наткнулась в книге Глаголевой "Повседневная жизнь..." на такую фразу о Кончини: "он возглавил Королевский совет и вершил суд, не зная законов, стал маршалом д'Анкром, не понюхав пороху, и в своей наглости дошел до того, что позволял себе садиться на место короля, а выходя из покоев королевы-матери, делал вид, что застегивает штаны".
МАКСимка: lottidy да, мне тоже запомнилась эта фраза. Когда читаю такое, поражаюсь слабости королевы-матери, позволяющей всё, что угодно.
lottidy: МАКСимка Да, такая "энергичная особа", и из окна вылезала и интриги бесконечные плела, а тут полнейшее фиаско.
МАКСимка: В книге Блюша "Ришелье" есть пара интересных фраз и цитат о Кончино Кончини. Блюш приводит цитату Элен Дуччини: "Кончини - государственный человек, которого сейчас помещают между Сюлли и Ришелье, в списке великих министров, строивших абсолютную монархию". Фразы самого Блюша: "Кончини, которого сегодня понимают лучше, пытался восстать против претензий и тех и других". "Известно, что Кончини готовился к битве с Габсбургами, и что эта наступательная операция послужила причиной его убийства".
МАКСимка: Убийство Кончино Кончини
МАКСимка: Леонора Галигай, портрет XVI века Казнь Леоноры, 1617 год, гравюра
МАКСимка: И снова сцена убийства Кончини
Мария Терезия: Ришелье "Мемуары": Кончино Кончини принадлежал к одной из лучших аристократических семей Флоренции, как следует из книги «Прославленных родов» Сципиона Аминирато. Его отец был наставником Франческо Медичи, отца Королевы-матери. Юность Кончино была бурной: он сидел в тюрьме, был сослан и даже одно время сделался стольником кардинала Лотарингского. Незадолго до женитьбы Короля он вернулся во Флоренцию, не снискав себе никаких благ, ибо являлся третьим сыном в семье, обладавшей десятью тысячами дукатов ренты; и потому легко согласился отправиться в путь вместе с принцессой Марией. Леонора Галигай уже тогда благосклонно посматривала в его сторону и помогла ему деньгами – на две тысячи он приобрел лошадь, окрестил ее di rispeto (про запас (ит.)) и преподнес в дар Королю. Спустя некоторое время по прибытии во Францию он женился на Леоноре и превратился в супруга фаворитки Ее Величества. Он был первым метрдотелем королевы, а затем ее первым конюшим. После нескольких досадных случаев, произошедших по вине его супруги, не умевшей в силу язвительности своего ума говорить с Королем почтительно, когда речь заходила о его любовных похождениях, Кончино наконец расположил к себе Его Величество, ибо был сметлив, любил игру, отличался изысканным юмором, был насмешником и умел развлекать, а кроме того, ловко прикрывал интрижки Короля и успокаивал вспышки ревности, которыми Королева изводила своего супруга. После смерти Короля его карьера продолжала складываться удачно, и он все меньше зависел от своей жены, так что в последний год был обязан своими успехами только самому себе. Он был по природе своей подозрителен, но отнюдь не такой шарлатан, какими обычно бывают итальянцы и флорентийцы, предприимчив, смел, и даже злопыхатели, которые всегда найдутся, когда речь идет о первых лицах государства, говорили, что в деле Катле и при осаде Клермона невозможно было держаться лучше. Его обычные шутки, направленные на своих соплеменников и слуг, которых он называл cogleone (олухи (ит. )), подверглись осуждению света, который охотно отыгрывается на подобных персонах, дай только повод. Главной его целью было взлететь так высоко, как только позволено дворянину; второй – величие Короля и Государства; третьей – снижение влияния вельмож королевства, и прежде всего Лотарингского дома. Он говорил своим доверенным лицам, что принцы крови причиняют меньше вреда открытым мятежом, нежели интригами при дворе. Он узнал, что его супруга стала впадать в слабоумие, года за два до своей смерти, не мог не быть в курсе того, что говорили о других ее недостатках. Он вознамерился отправить ее в Каенский замок как сумасшедшую; однако Монтальто, их врач, отговорил его, посоветовав обходиться с ней мягко, удовлетворяя ее жадность маленькими, но приятными подарками и другими способами, не прибегая к крайним мерам. Он страстно хотел сочетаться браком с м-ль де Вандом, которая узнала об этом через доверенное лицо маршала и выказала ему свою безусловную симпатию. Он питал к министрам отвращение и среди них к канцлеру г-ну де Вильруа, командующему де Сийери, президенту Жанену, однако не смог покончить с ними, они платили ему тем же. Он был разочарован в хранителе печатей дю Вере, обвинил его в невежестве и неблагодарности. Я завоевал его расположение с первой же встречи. Он сказал тогда же кому-то из своих близких, что теперь у него под рукой есть молодой человек, способный преподать урок tutti barboni (всем бородачам (ит.)). Он продолжал уважать меня, однако его расположение полностью сошло на нет, во-первых, потому, что в моем лице он встретил отпор, коего не ожидал, а во-вторых, потому, что заметил, как доверие Королевы склоняется в мою сторону; в-третьих же, оттого, что Рюслэ сослужил мне плохую службу, не упуская случая очернить меня и Барбена. Он понял, что отношение Королевы к нему изменилось, судя по тому, как она восприняла те два предложения, которые он донес до нее через Рюслэ: он был уверен, что она откажет в обоих случаях, но она согласилась. В первый раз он попросил назначить его пожизненным послом при Его Святейшестве; во второй – чтобы ему отказали в первой просьбе и дали Феррарскую инвеституру. То, что Ее Величество согласилась на обе просьбы, заставило его призадуматься и настаивать на моем удалении, равно как и удалении Манго и Барбена. Со временем накапливалось его раздражение по отношению к супруге, особенно когда не стало рядом еврея Монтальто, умершего незадолго перед этим; порой он скатывался до брани, и требовалось вмешательство Королевы. Его супруга хотела покинуть Францию, он ни за что на это не соглашался, часто повторяя, что после того, как он был всем во Франции, ему будет лучше только в casa di domino (дом господень (ит.)), где он сможет жить в свое удовольствие. Он почти не заботился о своих родителях и соотечественниках; Франция занимала все его помыслы. Королева и его супруга боялись, что их сглазят или отравят. Их мания достигла такой степени, что они опасались показываться на людях и избегали чужих взглядов. Страсть к игре была его единственным развлечением в последние годы жизни; любовь оставляла его равнодушным; он мучился грыжей, так что невольно воздерживался от греха. По природе своей он был свободолюбив, обходителен, снискал привязанность со стороны немногочисленных друзей; его слуги всегда видели в нем своего господина, он достиг такой степени величия, которая обеспечивала ему постоянную любовь окружающих, а также их верность. Пороки, отличающие представителей его нации, не проявились в нем; убийство Прувиля было скорее вынужденным, ибо сей вопрос не представлялось возможным решить полюбовно.
МАКСимка: Портрет Кончини, автор Дени Лекок Убийство Кончини. Эстамп
МАКСимка: Леонора Галигаи: Еще обсуждая организацию свиты королевы, Сюлли старался, насколько возможно, ограничить число итальянцев, которым будет разрешено остаться при новой королеве Франции. На самом же деле Марии нужен был только один человек - Леонора Галигаи. Баччо Джованнини говорил о ней Генриху IV: «Королева принесла с собой молодую девушку по имени Леонора, которая постоянно при ней. Только она имеет право прикасаться к ее голове и оказывать другие услуги в том, что касается ее туалета. Королева желает, чтобы она продолжала исполнять ту же службу». Винта просит для нее титул камерфрау. Генрих соглашается: «Мы желаем, чтобы она причесывала королеву и никто кроме нее не смел касаться головы Ее Величества. Мы будем ей покровительствовать и облагодетельствуем ее. Мы желаем того же, что и королева». Но категорически противится сделать Леонору камер-фрау: этот титул он уже обещал француженке, и к тому же Леонора незамужем и неблагородного происхождения, горожанка. Правда, она собиралась замуж за дворянина Кончино Кончини. Винта считал, что для камерфрау, в обязанности которой входило повсюду возить за королевой ее ленты и цветы для прически, не обязательно быть дворянкой. Но Генрих не уступил и пригрозил отослать Леонору во Флоренцию. Кто же такая Леонора Галигаи, присутствие и положение которой в королевской семье вызвало первую из многочисленных последующих ссор? Вот как описывает Мишле первую встречу короля и Марии Медичи в Лионе: «У входа в покои королевы днем и ночью пребывала некая черная карлица со зловещим взглядом, глаза ее горели как адский пламень. Но это вовсе не дьявол. Особа эта играет очень важную роль при дворе - молочная сестра королевы, синьора Леонора Дози, дочь плотника, украсившая себя благородной фамилией Галигаи. Ей не откажешь в уме...». Отец Леоноры купил фамилию Галигаи — очень известную во Флоренции, ее упоминает Данте в Раю -у последнего разорившегося отпрыска этой семьи. Ее служба при королеве незаметна. Никто не видит, как она проходит по галереям Лувра - дверь из ее небольших трехкомнатных апартаментов ведет прямо в покои королевы. Леонора живет скромно. Как камерфрау королевы она получает 6 000 ливров жалованья в год плюс 972 ливра на питание, разбогатела благодаря милостям Ее Величества. Королева привыкла к ежедневным свободным беседам с ней наедине, которыми Галигаи пользовалась, чтобы руководить королевой, давать ей советы и помогать в ее делах. Со временем в сундуки Леоноры потекли рекой редчайшие ковры, стулья и кресла, покрытые алым бархатом и полосками золотой ткани, зеркала в рамах из эбенового или розового дерева, дюжины платьев и рубашек, серебряная посуда, драгоценности, страсть к которым была неумеренном. Леонора сначала сняла, а потом купила особняк Пикиньи на улице Турнон и поручила итальянскому ар-хитектору Франческо Бордони его роскошно отделать. Позже она купила земли и замок Лезиньи. Несмотря на предубеждение, Генрих время от времени вознаграждал ее: в 1609 году он согласился передать в ее распоряжение только что созданные финансовые пошлины. Он явно не знал стоимости подарка, сделанного им. Но услышав через некоторое время, что это принесло Леоноре 90000 ливров, он громоко пообещал, что «она будет ими распоряжаться не менее четырех лет и больше от него ничего не получит». У Леоноры очень слабое здоровье. В ноябре 1604 года далее подозревали водянку. Мария Медичи распорядилась читать молитвы за ее здоровье в церквях Парижа. Леонора уехала на воды в Форж, вернулась поправившейся, но потом снова тяжело заболела, ее мучили частые обмороки. Она даже начала подумывать о возвращении во Флоренцию - воздух Франции был явно вреден для ее здоровья, но этому решительно воспротивился Кончини, понимавший, что без Леоноры с его влиянием в Париже будет покончено. Она постоянно ссорится с мужем. Ришелье, который началом своего возвышения был обязан семье Кончини, описывает в своих Мемуарах ссоры, в результате чего они, собственно, и расстались. Кончини признавал, что необычайный успех пришел к нему стараниями жены, но добавлял, «что она содрала с него за это хорошенькую плату». Он даже подумывал объявить ее сумасшедшей и упрятать в Канский замок. Во время их встреч королеве частенько приходилось вмешиваться, чтобы не допустить крайностей. Королева сама страдала от все более мрачных настроений Леоноры. Ришелье писал: «Все эти семейные неприятности с мужем, желания которого не совпадали с ее собственными, и придворные тоже чрезвычайно подорвали ее здоровье, и она несколько повредилась рассудком. Леонора вообразила, что все, кто на нее ни посмотрит, околдовывают ее; все это настолько печалило, что она стала избегать общества других людей и даже перестала видеться со своей доброй повелительницей, а когда с ней встречалась, то оскорбляла ее, называя «неблагодарной» и «тупицей». Леонора держала королеву в своей власти, потому что свим живым умом превосходила ее - несколько леневую, не очень умную и в глубине души легковерную, но при этом необыкновенно корыстную. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Леонора этим широко пользовалась, а вместе с ней ее муж Кончино Кончини, которому она обеспечила состояние и карьеру.
МАКСимка: Кончино Кончини: В отличие от Леоноры Кончино Кончини был благородного происхождения, что удостоверялось в записке Великого герцога Тосканского, переданной Генриху IV: «Кончино Кончини, из графов де ла Пенна, оказавших важные услуги Великому герцогу Тосканскому и королеве. Он принадлежит к семье, пользующейся расположением Их Высочеств, и хотел бы обосноваться во Франции, стать верным и прилежным слугой и снискать милость Ее Величества, служа ей повсюду и даже в бою. Его Высочество был бы весьма признателен за хороший прием». Кончино Кончини учился в университете Пизы, но по молодости вел весьма беспорядочную жизнь. В своих Мемуарах Бассомпьер приводит беседу, которая состоялась за несколько месяцем до его смерти: «Если бы ны не слышали, насколько низко я пал [Бассомпьер жил во Флоренции в 1596-1597 гг.], то мне пришлось бы это от вас скрыть. Но вы видели меня живущим в распутстве, то в тюрьме, то в ссылке, чаще всего без денег. Я рожден дворянином и от хороших родителей, но когда приехал во Францию, у меня не было ни единого су, а долгов на восемь тысяч экю [или 24000 ливров]». Дядя Кончини был могущественным государственным секретарем Великого герцога Тосканского. Именно он вел переговоры о браке Марии Медичи и пытался навязать своего племянника в свиту королевы. Именно навязать, потому что, по правде сказать, Великий герцог был крайне враждебно настроен к нему. Пришлось прибегнуть к помощи Великой герцогини Кристины: Кончини пообещал никогда больше не возвращаться во Флоренцию и поклялся, что едет во Францию «сделать состояние или умереть» Этот последний довод сломил сопротивление Великого герцога. Молодой Кончини отличался хорошим сложением, имел прекрасные манеры и был чрезвычайно умен. Обворожительный мужчина, он знал, что поездка во Францию это последний шанс изменить жизнь. На корабле он было заскучал, но увидев, какое важное положение при Марии Медичи занимает Леонора, тут же начал усиленно за ней ухаживать. Когда в Марселе они сошли на берег, то считались уже помолвленными. Генрих IV относился с предубеждением к Кончини, затем недоверие сменилось глубоким отвращением. Узнав в Лионе о проекте брака Леоноры и Кончини, Генрих решительно этому воспротивился и заявил, что Леонора должна выйти замуж за француза, если желает остаться во Франции. Вскоре Леонора и Кончини поймут, что им необходимо сделать своей союзницей могущественную любовницу короля Анриетту д'Антраг. Леонора убедила ту, что только она в состоянии заставить Марию терпеть при дворе присутствие любовницы. Анриетта пообещала Леоноре поддержку. В результате 5 апреля 1601 года Генрих назначил Леонору камерфрау, дал разрешение на брак с Кончини и пообещал последнему титул придворного в свите короля. Он выразил Винте сожаление по поводу того, что был слишком долго сдержан по отношению к его племяннику, «но его извиняет то, что лично он его не знал и ему о нем рассказывали много дурного. Но теперь, когда он больше не заблуждается, он хотел бы, чтобы маркиз посвюду следовал за его особой». Откровенно говоря, Генрих всегда будет пренебрежительно отзываться об этой чете. О Леоноре: «Она годится только для того, чтобы заставить плакать мою жену». И о Кончини: «Я не хочу давать денег королеве, потому что все перейдет в кошелек синьора Кончини». И если он уступил, то только потому, что почти ни в чем не отказывал властной маркизе де Верней. 12 июля 1601 года Леонора и Кончини отпраздновали скромную свадьбу. И когда практически все итальянцы были отосланы домой, они остались хозяевами положения. Их признательность Анриетте д'Ант-раг проявилась в роли примирителей королевы и любовницы короля. Так началось восхождение семейства Кончини. Муж становится первым мажордомом королевы. В 1602 году чета получает от короля вознаграждение в размере 3000 ливров, а с 1603-го Мария определяет Кончини ежегодное содержание в 25000 ливров и становится крестной их сына Анри, а крестным граф де Суассон. После раскрытия заговора д'Антрагов началась открытая война между Марией Медичи и любовницей короля. На какое-то время Генрих вынужден был прервать свои отношения с Анриеттой - слишком уж тяжелы были выдвинутые против нее обвинения. В королевской семье воцарился мир, и чета Кончини перестала раздражать Генриха. Он даже дал Кончини рекомендательное письмо к Великому герцогу Тосканскому и отправил с поручением в Италию. Кончини оставался в Италии с марта по сентябрь 1606 года, а когда вернулся, отношения Марии и Генриха окончательно разладились: король снова попал под влияние Анриетты. Кончили использовал эту ситуацию с выгодой для себя: стремясь сделать его своим союзником, король осыпал его милостями и знаками расположения. Он разрешил Кончини купить должность обершталмейстера, польстив ему этим: отныне у Кончини, как и у принцев крови, была привилегия въезжать во двор Лувра верхом или в карете. В мире все покупается. Генриху хочется, чтобы Мария не противилась возвращению Анриетты д'Антраг ко двору. Он оказывает Кончини честь: сажает его в свою карету, чтобы вместе с королевой ехать ужинать в его особняк на улице Турнон. Всем ясно, что Кончиии становится приближенным короля. Когда в семье Кончини в 1608 году родилась дочь, ее крестной становится принцесса Конде, а крестным сам король Франции. Поэтому по мере возможности Кончини вместе с Леонорой придется оказывать давление на Марию Медичи, чтобы установить в королевской семье хотя бы видимый мир. Такой успех способен вызвать не зависть даже, а скорее ненависть. Влияние Кончини раздражает Великого герцога Тосканского, который сам хотел бы влиять на Марию, чтобы иметь возможность вмешиваться в дела Франции. Правление Кончини Воля Марии Медичи была полностью подавлена. Лишённая её ещё будучи принцессой. она действовала или принимала решения по настроению или следуя ловко данным советам. С 11 лет Мария находилась во власти Леоноры Галигаи. Теперь, когда она стала королевой-регентшей Франции, то есть теоретически обладала неограниченной властью в королевстве, Леонора, которая по-прежнему воздействовала на сознание королевы, будет тем более использовать ее с выгодой для себя и своего мужа. Начиналось время правления Кончики. Только государственный переворот 24 апреля 1617 года — убийство Кончино Кончини, совершенное с согласия Людовика XIII, если не по его настоянию, положит конец форменному произволу фаворитов в финансах и правительстве Фракции. Никогда еще в этой стране не видели, чтобы чета иностранцев обладала такой огромной властью в течение столь долгого промежутка времени - с 1610 по 1617 г. — и пользовалась властью настолько бессовестно. В успехе Кончини главную роль играла Леонора. Она необычайно ловко умела использовать свое неограниченное влияние на королеву. Первым знаком проявления милости к чете была передача аббатства Мармутье брату Леоноры в начале июня 1610 года. Новый аббат был столяром. По словам Л'Этуаля, «эта важная персона выучилась писать четыре года назад, но не была особенно сильна в этом". В конце августа Леонора на деньги королевы покупает д'Анкр, в сентябре — губернаторство Перонна, Руа и Мондидье — трех главных крепости на границе Пикардии. Как владелица маркизата Анкр Леонора была освобождена от уплаты всех пошлин и налогов. 27 сентября новый маркиз д'Анкр получает должность первого дворянина при малолетнем короле Людовике XIII. Сделка оказалась выгодной: за 64 000 экю, опять-таки данных королевой, он, Кончини получил одно из самых престижных мест при дворе: он - второе лицо после обершталмейстера. Теперь он владеет титулом «светлейший» и правом въезжать в Лувр верхом. В намерения фаворита никак не входило остановиться вовремя: 9 февраля 1611 года он назначен королевским наместником Пикардии, то есть ее главнокомандующим. В июне становится губернатором Амьена. Теперь он равен принцам. Всего год потребовался ему после смерти Генриха IV, чтобы стать одним из первых среди французской знати. Он получил не только почести, но финансовую и политическую власть. В июне 1610 года Кончини назначен членом Совета по финансам. Он входит в самый влиятельный совет, который Мария Медичи учредила, чтобы управлять страной: «Совет маленькой чернильницы». В него входят самые близкие королеве люди: Леонора, Кончини, врач Дюре; трое министров: Вильруа, канцлер Сильери и глава парламента Жаинен; двое придворных свиты королевы: Арно д'Андильи и главный адвокат королевы Луи Доле. И еще трое, чье присутствие весьма неожиданно в этой компании, но дает ключ к осмыслению политики Марии Медичи: папский нунций, посол Испании и отец иезуит Коттон - - духовник королевы. Церковь и чета Кончини: вот вокруг чего строится управление Францией. Огромная власть повод для сплетен. Сюлли утверждает, что Кончили - любовник королевы. По улицам гуляет песенка: Если бы у королевы В животе был младенец, То он был бы очень черным, Потому что он был бы д'Анкром (1). (1) Игра слов: «Анкр», по-французски Анкр - - чернила
Тараканий ус: Мария Медичи и супруги Кончини.
МАКСимка: Кончини: бесстыдство и неосторожность Кто-кто, а Кончини совсем не собирался отказываться от власти. Он преуспел в своем намерении составить состояние во Франции и обеспечить высокое положение. После смерти Генриха IV именно он вел дела страны вместе со своей женой Леонорой. Правда, в их согласии появились фальшивые ноты. Леонора с обостренным чувством реальности начала подумывать о том, что не стоит пренебрегать опасностью. Она предпочла бы уехать в Италию, но муж не согласен. Его ненасытные амбиции заставляют хотеть еще большего. Маршал Франции, губернатор одной из богатейших провинций королевства, обладатель своей собственной армии, более многочисленной и сильной, чем армия короля, теперь хочет стать коннетаблем. Его надменность не знает границ. Ежедневно осязаемый успех опьяняет. Его ненавидят? Пусть, лишь бы боялись. Для Кончини всегда находят деньги. Наглость и бесстыдство Кончини становятся оскорбительными для короля. После смерти Кончини Людовик XIII бесконечно долго будет вспоминать случаи, когда маршал д'Анкр преступал границы уважеНаглость иг бесстыдство Кончини становятся оскорбительными для короля. После смерти Кончини Людовик XIII бесконечно долго будет вспоминать случаи, когда маршал д'Анкр преступал границы уважения к королю. Королева-мать была неспособна умерить амбиции фаворита, и это обернулось против нее. О ней начинают распускать самые скандальные слухи. В глазах людей ее невероятное бездействие может быть объяснено только двумя причинами: либо на нее навели порчу, либо она — любовница Кончини. В колдовстве подозревали, скорее, Леонору. В том, что касается интимных отношений Марии Медичи и Кончини, то последний блефовал, выставляя напоказ их признаки. Но между ними явно ничего никогда не было: холодная в смысле темперамента королева-мать мало интересовалась плотскими утехами. А Кончини, по словам Ришелье, после некоторых неприятностей со здоровьем стал неспособным к физической любви. Реальность в расчет не бралась: общественное мнение с негодованием обрушилось на грешную Марию. Один праведник договорился до того, что призвал «бросить богиню в море, привязав к ней золотой якорь». В начале 1617 года нунций Бентивольо начинает серьезно тревожиться за королеву: «Да будет Господу угодно, чтобы утрата маршала не повлекла за собой утраты королевы, доброй и полной хороших намерений». Недовольство Марии Медичи растет. Теперь к королю обращаются через голову королевы. Людовика XIII призывают забрать власть, захваченную Кон-чини: «Лекарство в ваших руках и вашей власти, если вы им не воспользуетесь, болезнь станет неизлечимой, нужно одно только ваше слово». 5 марта 1617 года принцы крови снова предостерегают: «Иностранцы и их пособники присвоили себе власть и завладели королем и всем в королевстве, незаконно захватив власть и правя как тираны и угнетатели». Встревоженный Ришелье хочет в отставку. Мария Медичи отказывает, зная, что поступает неправильно, но заявление принцев возмутило ее и она решительно намерена драться. Ее покидают некоторые умеренно настроенные, среди которых губернатор Дофине Ледигьер, губернатор Меца и Ангумуа герцог д'Эпернон: они говорят о необходимости восстановить «полную власть и свободу» короля. В Париже неспокойно. Леонора готовится уехать в Италию: смерть дочери кажется ей знамением свыше, Франция уже ничего не может ей дать. Но Кончини и Мария Медичи упрямо идут по пути применения силы. Королева даже слышать не хочет предостережения Леоноры: «Мадам, знайте: он погубит себя, а вместе с собой - вас и меня». Все тщетно. Кончини укрепляет свои города, собирает войска, вооружение. Он больше, чем когда-либо, §ерит в свою звезду. В Париже царит атмосфера гражданской войны. Для устрашения парижан Кончини приказал поставить 50 виселиц, заменил французских гвардейцев на швейцарцев и преданных ему итальянцев, приказал следить за королем. Людовик XIII оказался в безвыходном положении и вынужден опередить Кончини, готового пойти на крайние меры против любого, кто выступит против него, будь это даже сам король.
МАКСимка: Государственный переворот 1617 года и смерть Кончини Вокруг Людовика XIII и Люиня образовался некий малый совет, который постоянно собирается по вечерам и обсуждает недопустимое поведение Кончини. Людовик обвиняет королеву-мать в слабости, но отмалчивается, когда в его присутствии оскорбительно отзываются о Кончини и Марии Медичи. Через некоторое время речь уже идет о беспорядке в государственных делах: недопустимо, чтобы законный суверен королевства был отстранен от управления. Из членов этого совета выделился Клод Гишар д'Ажан, вместе с Людовиком XIII входящий в число лучших умов этого малого совета. Люинь пригласил хорошего юриста Луи Тронсона честного, скромного и деятельного. В течение нескольких лет он был секретарем кабинета короля. Постепенно Людовик XIII все больше верил в свои силы и способности управлять страной, но не знал, как взять власть в руки. Он полагался на Люиня, который разработал стратегию: взять власть, не прибегая к крайним мерам. Люинь пытается в последний раз заставить Кончи-ни пойти на компромисс, но тот отвечает презрением и угрозами. Тогда решено обратиться к королеве-матери: с ней согласился поговорить епископ Каркассо-на. Не выступая напрямую от имени Людовика XIII, он обосновал необходимость передачи фактической власти в стране королю и удаления Кончини. Мария Медичи внимательно выслушала, он убедил ее, Леонора согласилась тоже. Дважды корю лева разговаривала с Кончини, и два раза он категорически отказывался; больше того, заявил, что отомстит своим врагам советникам короля и не колеблясь будет удерживать его в его дворце. Друзья короля были в панике. Люинь даже предложил королю бежать. Но в итоге было решено арестовать Кончини в Лувре в соответствии с законом. Все свидетельства того времени единодушны: Людовик XIII никогда не отдавал приказа убить маршала д'Анкра. Арестовать Кончини поручено барону де Витри - капитану гвардейцев. Это должно произойти 23 апреля. В случае неудачи король покинет Париж и направится в Мо, губернатором которого был де Витри. Если заговор удастся, Кончини и его жена будут переданы парламенту, королеву-мать попросят на некоторое время покинуть двор, а нынешние министры будут заменены на бывших министров Генриха IV. Но 23 апреля арестовать Кончини не удалось и было решено перенести арест на 24-е. Марию одолевали дурные предчувствия: в ночь с 19 на 20 апреля ей снилось, что после суда ее приговаривают к смерти, однако она ничего не могла понять по невозмутимому лицу сына. 24 апреля Людовик проснулся в пять часов утра. Все было готово, чтобы ехать на охоту. Но король решил сначала сыграть в бильярд. В бильярдной, где собрались заговорщики, усиливается напряжение: ждут Кончини, а он все не появляется. Уже половина одиннадцатого. Людовик спокойно продолжает играть в бильярд. Становится известно, что Кончини уже направляется в Лувр. Витри спешит ему навстречу и сталкивается с ним у подъемного моста. Витри приказывает закрыть внешние ворота, отделив маршала д'Ан-кра от его эскорта. Наступил решительный момент. Кончини в черном - траур по дочери, умершей в марте. «Именем короля, вы арестованы» объявляет Витри, схватив Кончини за руку. Удивленный итальянец делает шаг назад и пытается вытащить шпагу. Он что-то говорит. По словам флорентийского посла Бартолини: «Ме?» («Я?») он не может даже представить, что кто-то осмелится его арестовать. Витри же утверждает, что он крикнул «А mе!» («Ко мне!»). Следовательно, это был призыв о помощи людям из его свиты. В XVII веке и в наши дни такой возглас расценивается как проявление сопротивления представителю государственной власти при исполнении им своего долга и попытка бунта. Витри призывает своих товарищей вмешаться. Три пистолетных выстрела поразили Кончи-ни в лоб, горло и глаз. Он умирает на месте. Для пущей уверенности его искололи кинжалом, забрали драгоценности, бумаги, одежду, а обнаженное, залитое кровью тело перенесли в небольшое помещение под охрану стрелков. Король слышал пистолетный выстрел. Очень спо коино он приказывает подать ружье и, держа выходит из бильярдной. Полковник корсиканских гвардейцев д'Орнано мчится ему навстречу: «Сир, все сделано». Дворяне поздравляют короля. Открывают одно из окон, выходящих во двор Лувра, заполненный людьми. Д'Орнано поднимает Людовика XIII на руки, и показывает собравшимся, что король жив. Людовик произносит: «Спасибо! Большое вам спасибо! С этого часа я король». Мария Медичи тоже услышала выстрел. Ее горничная бросилась к окну и спросила у проходившего Витри, что произошло. «Маршал убит за сопротивление офицеру короля» - отвечает он ей. Тогда Мария воскликнула: «Я правила семь лет, теперь мне осталось ждать только небесного венца!» Волнение и печаль королевы сменяется бурной вспышкой ярости. Когда Леонора через камердинера Ла Пласа просит Марию взять ее под свое покровительство, разгневанная королева отвечает, пусть ей больше не говорят об этих людях! Она их предупреждала... Они уже давно должны были быть в Италии. Теперь Марию волнует только ее собственная судьба. Ей необходимо немедленно, любой ценой встретиться с Людовиком. Король дважды отказывается от встречи: у него дела поважнее, чем заниматься королевой-матерью. Торжествующий король принимает новых министров, послов, просматривает депеши для иностранных дворов и городов Франции. Он все еще потрясен, и с нервным смехом повторяет: «Я теперь настоящий король». Страница регентства окончательно и бесповоротно перевернута. Мария Медичи упорствует: через принцессу де Конти она просит короля принять ее, но безуспешно. Последняя надежда королевы - ее фрейлина, мадам де Гершевиль. Этой особе 57 лет, все ее уважают. Назначенная самим Генрихом IV еще в 1600 году, она была нежна и внимательна к маленькому Людовику XIII, и Мария очень надеется на ее вмешательство. Мадам де Гершевиль бросилась к ногам короля, но это его не смягчило. Он вежливо поднял даму и объяснил, что, несмотря на то, что Мария не обращалась с ним, как с сыном; «он будет обращаться с ней как с матерью, но пока не намерен с ней встречаться». Теперь Марии остается только ждать, когда король соблаговолит решить ее судьбу. Король верхом объезжает Париж, его приветствует торжествующая и восторженная толпа. Но это уже не пьянит шестнадцатилетнего юношу, ставшего не только юридически, но морально и политически совершеннолетним. Он осознает свой долг по отношению к народу и никогда о нем не забудет. Благодаря этому пониманию Людовик XIII станет одним из самых щепетильных по отношению к своему долгу суверенов. Тело Кончини было поспешно погребено в церкви Сен-Жермен л'Оксерруа. На следующий день толпа выволокла тело из могилы, разорвала его на куски, которые затем были повешены на виселице или сожжены. А Мария в течение всего дня 25 апреля слышала из своих апартаментов, как на улицах Парижа в адрес ее и Кончини кричали непристойности.
МАКСимка: Суд и смерть Леоноры Галигаи Леонора Галигаи не особенно взволновалась, узнав о смерти своего мужа. Нам уже известно, как Мария Медичи удовлетворила ее просьбу о защите. Леоноре больше не на кого было рассчитывать. Прежде всего она подумала о своих драгоценностях. Она сознавала, что в падении королевы есть и ее вина: «Бедная женщина, я ее погубила!» - якобы сказала она, когда к ней в комнату ворвались гвардейцы Витри. Они забрали драгоценности, бумаги и арестовали ее. 28 апреля Леонора будет переведена в Бастилию, а 11 мая — в Консьержери, где состоится суд. Драгоценности Леоноры, захваченные Витри, оказались у короля, который подарил их Анне Австрийской. Людовик XIII приказал составить опись имущества Леоноры. Состояние Леоноры было огромным: она лично владела маркизатом Анкр, особняком на улице Турнон, поместьем Лезиньи и крупными суммами в разных банках Парижа, Лиона, Рима, Флоренции, Антверпена. Венецианский посол говорил о состоянии 15 миллионов ливров - сумма, равная трем четвертям, годового бюджета Франции, не считая драгоценностей и серебряной посуды на миллион ливров. Было условлено, что Людовик XIII отдаст все имущество Кончини Люиню. Маршал был мертв, и Люинь мог располагать его должностями и титулами. Но Леоноре принадлежала основная часть состояния, и она была жива. Поэтому необходима была конфискация имущества. Это означало смертный приговор. Людовик XIII, желавший окончательно разделаться с Кон-чини, легко согласился на это решение, подсказанное Люинем. Но в результате следствия Люиню стало ясно, что собранных данных недостаточно, чтобы приговорить Леонору к смерти. Тогда он решил обвинить ее в колдовстве. 9 мая Людовик подписал указ о начале следствия. Сначала судьи рассматривали финансовые махинации. Бумаги, сохраненные Леонорой, доказывали их размах и выявили причастность к ним Марии Медичи, которая, по крайней мере, прикрывала их своим авторитетом. Второй пункт обвинения касался вмешательства Кончини в государственные дела. Действительно, в 1616 году Леонора способствовала отставке бывших министров Генриха IV и их замене на более послушное правительство. Но из документов ее процесса становится ясно, что она редко вмешивалась в собственно государственные дела ее больше занимали домашние. Леонору попытались обвинить в причастности к убийству Генриха IV, но и это обвинение, как и предыдущие, оказалось несостоятельным и не могло стать основанием для смертного приговора. Тогда Люинь решил через Бельгарда напомнить судьям об их долге и заставить рассмотреть обвинение в колдовстве: Леоноре вменяли в вину то, что при ней находились врачи-евреи и она прибегала к помощи колдунов. Врачом Леоноры с сентября 1612 года до его смерти в декабре 1616-го был португальский еврей Филотей Монтальто. В то время каббалистика, магия и колдовство считались единым целым, поэтому в происхождении Монтальто судьи могли найти основу, на которой будет строиться обвинение в колдовстве. Подтвердить виновность в колдовстве должно было обвинение в использовании ритуалов заклинания злых духов. Леонору обвиняли в том, что она вызвала из Нанси в Париж монахов-амвросианцев, устраивающих странные ночные молебствия. Исповедника королевы отца Роже обвинили в принесении в жертву петуха, что было серьезным обвинением - его было достаточно, чтобы отправить на костер десятки людей. Но отец Роже доказал, что история с петухом была чистой выдумкой и уточнил, что амвросианцы из Нанси используют только очистительные ритуалы, до; образом утвержденные и разрешенные церковью. Все это оказалось не слишком убедительным, и за неимением солидных доказательств оставалось обвинить Леонору в участии в шабаше ведьм. Леонора не смутилась доказательств и признаний не последовало. Некоторые судьи в таких условиях отказались поддаваться нажиму со стороны Люиня и его друзей. Но судьба Леоноры была решена еще в первый день, поэтому суд обязан был вынести смертный приговор. 8 июля суд вынес смертный приговор, осудив вдову Галигаи за преступление против Бога; ей будет отрублена голова, сожжена вместе с телом, а пепел развеян. Леонора была готова к изгнанию из Франции, но совсем не ожидала смертного приговора. Выслушав приговор и получив отпущение грехов, она села в телегу, которая повезла ее на Гревскую площадь. Огромная толпа встретила ее враждебными выкриками: «Дьяволица! Ведьма!» Леонора, твёрдо ступая, поднялась на эшафот и громко сказала, что прощает короля, королеву и весь народ. Теперь все запели Salve Regina. Палач срезал ей воротник рубашки, завязал глаза. Одним ударом отрубил голову и бросил в костер, пылавший около эшафота. Ришелье в Мемуарах свидетельствует, что она удивила всех своим мужеством, а зеваки из толпы, во всяком случае, многие, стали оплакивать ее судьбу. Людовик XIII предпочел в этот день уехать из Парижа, но, вернувшись, не мог найти покоя даже ночью: рассказ о казни, повторенный несколько раз придворными, постоянно всплывал в памяти. Люиня угрызения совести не мучили. Он получил все имущество Леоноры, правда, когда общество выразило свое неодобрение, избавился от особняка на улице Турнон. Часть сумм, помещенных за границей,Люинь смог получить только после бесконечных переговоров, а от другой части ему вообще пришлось отказаться. И сентября 1617 года Люинь женился на очаровательной Марии де Роан-Монбазон триумф «короля Люиня», который сыграет главную роль на французской политической сцене в ближайшие четыре года. Для Марии Медичи это будет тяжелое время.
МАКСимка: Вот портрет Николя де Л'Опиталя, маршала де Витри (1581-1644), который убил Кончини: Звание маршала Франции Николя получил именно благодаря отлично выполненному плану по устранению Кончини. Он был заключен в Бастилию по приказу кардиналу Ришелье за насилие над архиепископом Сурди. Маршал де Витри. Гравюра Выпущен в 1643 году и вскоре умер в Нанди,что близ Мелуна. Кстати говоря, маршал Витри был старшим братом тоже маршала Франции Франсуа де Л'Опиталя (1583-1660). Франсуа де Л'Опиталь. Портрет неизвестного художника В начале Франсуа растили для церковной карьеры, его даже назначили архиепископом Мо, но он придпочёл карьеру военного. Активно себя проявил Франсуа в войне против гугенотов, ведь именно он подписывал мир с Ла-Рошелью от имени короля. В 1629 году учавствовал в итальянской компании, служил во Фландрии и Германии, в 1637 стал генерал лейтенантом. В 1643 году стал губернатором Шампани и маршалом Франции. В битве при Рокруа командовал левым крылом армии принца Конде. Франсуа на гравюре Жана Фронса:
Луиза Сан-Феличе: Про Кончини и Ришелье есть очень интересное рассуждение в "Утраченных иллюзиях" Бальзака. В самом конце романа аббат Эррера (то есть Вотрен) приводит Люсьену Шардону один весьма занимательный пример, который как нельзя лучше подходит под его жизненную "философию". Вот этот рассказ: "Есть две истории: официальная, лживая история, которую преподают в школе, история ad usum delphini; и история тайная, раскрывающая истинные причины событий, история постыдная. Позвольте мне рассказать вам в двух словах другой случай из этой неведомой вам истории. Молодой честолюбец, священник, желает приобщиться к государственным делам; он низкопоклонничает перед фаворитом, фаворитом королевы; фаворит принимает участие в священнике, возводит его в звание министра, вводит в совет. Однажды вечером молодой честолюбец получает письмо, которым некий благодетель из породы людей, склонных оказывать услуги (никогда не оказывайте услуг, о которых вас не просят!), извещает его о том, что жизнь его покровителя в опасности. Король взбешен, он не потерпит, чтобы им кто-то руководил, фаворит погибнет, как явится поутру во дворец. Ну-с, молодой человек, как вы поступили бы, получив такое письмо? - Я немедленно предупредил бы моего благодетеля! - вскричал Люсьен с горячностью. - Вы и впрямь младенец, что, впрочем, явствует из повести вашей жизни,- сказал священник.- Ну, а наш молодчик сказал самому себе: "Ежели король решается на преступление, благодетель мой погиб; придется сделать вид, что письмо опоздало!" И он проспал до тех пор, покуда ему не сказали, что фаворита убили... - Чудовище!-сказал Люсьен, заподозрив священника в намерении его испытать. - Все великие люди - чудовища,- отвечал каноник.- Человек этот был кардинал Ришелье, а его покровитель - маршал д'Анкр. Вот видите, вы и не знаете истории Франции! Не был ли я прав, говоря, что история, которой обучают в школах, есть не что иное, как подбор дат и событий, крайне сомнительных и притом не имеющих ни малейшего значения".
Мария Терезия: Луиза Сан-Феличе , спасибо! Действительно, все великие люди похожи на чудовищ своими поступками, но не сделай они их, они бы не стали великими. Допустим, Ришелье тогда спас бы жизнь этого временщика, Маршал отплатил бы ему тем же? Сомневаюсь.
Луиза Сан-Феличе: Мария Терезия, согласна с Вами на сто процентов. Тем более, что в такой развязке Кончини сам виноват. Про него есть хорошая пословица: "Жил грешно, и помер смешно". Да и стало бы лучше, если Ришелье сделал какие-то движения, чтобы поставить маршала в известность о том, что произойдет? Сильно сомневаюсь. Все было бы куда хуже. А так, хоть от бездарного временщика Франция избавилась
Amie du cardinal: На самом деле, эта история с письмом - один из мифов. В серьёзных исторических книгах об этом не говорится. Возможно, ничего подобного и не было. И собственно, кто этот месье Х, пославший письмо Люсону? Почему он сам не взял на себя труд известить Кончини о заговоре? Не вижу логики. Допустим, в сериале "Ришелье"есть этот эпизод. Он интригующий, но не значит, что нечто подобное имело место.
Луиза Сан-Феличе: Amie du cardinal, спасибо за пояснение. Мне тоже всегда была интересна личность этого "месье Х". И еще более было интересно: а кто мог вообще (кроме епископа Люсонского и самого "месье Х") знать о наличии данного письма? А не знаете, откуда этот миф возник? Я давно читала внушительных размеров книгу о творчестве Бальзака. Там даны комментарии к приведенному мной отрывку. Если не ошибаюсь, упоминаются какие-то мемуары, которые впервые были опубликованы, когда Бальзак работал над своим романом (с пометкой, что писатель допустил определенный анахронизм: эпизод встречи Вотрена и Люсьена в книге имел место где-то за двадцать лет до момента первой публикции этих мемуаров, то есть Вотрен об этом эпизоде из жизни Ришелье тогда в принципе ничего знать не мог).
Мария Терезия: Даже если эпизод с письмом - миф, знать о убийстве маршала мог только Люинь, и предупредить мог только он. Но тогда у него с Люсоном должна была быть какая-то общая цель, чего на самом деле не было. Извесно, что Люинь не доверял епископу, так как считал его одним из приспешников Марии Медичи, которую хотел свергнуть.
Amie du cardinal: Мария Терезия пишет: знать о убийстве маршала мог только Люинь, А Витри? Может, он проболтался кому-то из приспешников? Теоретически кто-то мог подслушать. Но почему этот кто-то не предупредил маршала сам, хотя бы тем же анонимным письмом? Ведь он ему должен был сочувствовать, беспокоиться о его судьбе. А сам епископ, выходит, кому-то проболтался, какую некрасивую роль сыграл в этой истории? Ведь все происходило без свидетелей. А Ришелье, на мой взгляд, никогда бы этого не сделал, он всегда был обеспокоен тем, как выглядит в глазах окружающих. К сожалению, я не знаю, в чьих мемуарах рассказана эта история, читала я это только по-русски без указания источников, а на французском как-то не сталкивалась.
Snorri: Amie du cardinal Почему он сам не взял на себя труд известить Кончини о заговоре? Не вижу логики. Возможно, это было связано с тем, что сама регентша неоднократно советовала чете Кончини покинуть Францию и перебраться во Флоренцию, дабы избежать малоприятных последствий, к которым все вело. Идея падения временщика всегда витает в воздухе, а отношения между юным королем и маркизом накалились до предела, несмотря на внешнюю покорность Людовика. Не видеть этого не могли люди сообразительные, которые, в принципе, и инициировали апрельский переворот (без них мальчик-король вряд ли бы на него решился). Полагаю, в Ришелье видели человека, способного оценить, за кем в действительности будущее, и, в то же время, имеющего влияние на Марию Медичи и способного склонить ее к определенному решению. Но это все мое имхо :-)
Мария Терезия: Amie du cardinal пишет: А Витри? Может, он проболтался кому-то из приспешников? Теоретически кто-то мог подслушать Да, верно. Если Витри подслушали или он сам кому-то сболтнул, то почему предупредили именно Ришелье? И здесь я соглашусь с точкой зрения Snorri: видимо при дворе королевы-матери в нем видели человека, который сможет правильно оценить ситуацию и сделать правильные выводы. Ришелье сам в своих Мемуарах говорит, что поведение маршала дАнкра напрягало его. И кажется, он был бы не против избавится от него.
Amie du cardinal: То есть Вы считаете, что этот месье Х сам не знал, как распорядиться полученной информацией и решил передоверить эти сведения Люсону? Дескать, епископ умный, пусть сам решает, надо ли в сложившейся ситуации предупреждать маршала или топить его.
Мария Терезия: Amie du cardinal пишет: То есть Вы считаете, что этот месье Х сам не знал, как распорядиться полученной информацией и решил передоверить эти сведения Люсону? Дескать, епископ умный, пусть сам решает, надо ли в сложившейся ситуации предупреждать маршала или топить его. Нет, безусловно, "месье Х" специально предупредил именно епископа. Думаю, что таким образом Люсону дали возможность сделать выбор между старым порядком временщика и властью короля, воцарение которой было неизбежно, и таким образом, либо примкнуть к королю, либо помешать (но тогда и епископ бы не смог поручится за свою жизнь, не говоря уже чтобы остаться у власти), либо отойти в сторону и промолчать, ожидая, чем всё закончится. Склоняюсь к мысли, что, в конце концов, епископ сделал правильный выбор. Маршал ушёл с дороги, а Ришелье остался к этому вроде бы непричастен.
МАКСимка: Ещё такая вот гравюра с изображением маршала Витри:
Луиза Сан-Феличе: Витри - красавец-мужик. Истинное благое дело совершил Не зря он маршалом стал
МАКСимка: Луиза Сан-Феличе пишет: Не зря он маршалом стал Ну не знаю. Мне кажется, что за убийство Кончини звание маршала - слишком. Денежное вознаграждение, если только. Он же не сражение выиграл.
Луиза Сан-Феличе: МАКСимка пишет: Мне кажется, что за убийство Кончини звание маршала - слишком. Денежное вознаграждение, если только. Он же не сражение выиграл. Вы правы. Но просто, очень уж этот Кончини - неприятный тип Никогда не могла понять, как же он сам не понимал, что неизбежно с ним произйдет? Но он-то еще ладно. Как Леонора не догадалась пораньше перевести капиталы за границу и по-тихому уехать из Франции, пока не разразится неминуемая гроза?
Мария Терезия: Луиза Сан-Феличе пишет: Как Леонора не догадалась пораньше перевести капиталы за границу и по-тихому уехать из Франции, пока не разразится неминуемая гроза? Жадность фраера сгубила
МАКСимка: Луиза Сан-Феличе пишет: Как Леонора не догадалась пораньше перевести капиталы за границу и по-тихому уехать из Франции, пока не разразится неминуемая гроза? Леонора как раз догадывалась и всё предчувствовала, но решал мужчина. Она с удовольствием уехала бы в Италию, но Кончини продолжал верить в себя и свою звезду.
Луиза Сан-Феличе: А как вы думаете, вообще возможен был такой сценарий развития событий? Леонора и Кончини сами покидают Францию. Их бы отпустили со всем их добром? И как бы себя в случае добровольной самоликвидации четы Кончини повели Мария Медичи и Луи Трез? Какие здесь есть варианты?
МАКСимка: Луиза Сан-Феличе пишет: А как вы думаете, вообще возможен был такой сценарий развития событий? Думаю, что возможен. Луиза Сан-Феличе пишет: Их бы отпустили со всем их добром? А кто бы их задержал? Уж точно не Мария Медичи, которой маршал стал уже порядком надоедать. Мне кажется, что сама Королева отпустила бы их. Помню даже где-то читал, что она собственной персоной советовала чете покинуть страну. Удалось бы им это без приключений - неизвестно. Луиза Сан-Феличе пишет: И как бы себя в случае добровольной самоликвидации четы Кончини повели Мария Медичи и Луи Трез? Людовик оставался бы дольше во власти матери. Чем бы мог воспользоваться Люинь, если бы Кончини добровольно уехали? Тиранией нового фаворита - Ришелье? Но он, несомненно, умнее стал бы и править, и обороняться, и подкапываться под Людовика. Да и по отношению к "товарищу по охоте" епископ относился бы осторожнее и внимательнее.
Мария Терезия: Луиза Сан-Феличе пишет: Леонора и Кончини сами покидают Францию. Их бы отпустили со всем их добром? Думаю, что они попытались бы покинуть Францию, но их бы остановили. Тот же Люинь. Подначивая Людовика, он бы арестовал их где-нибудь на границе. Или нашёл бы каких-нибудь головорезов, чтобы тех по дороге ограбили. Это вполне исполнимо, учитывая, что маршала и его супругу народ не любил. Вобщем, так или иначе, но я сомневаюсь, что маршала дАнкра и Галигай вот так тихо-мирно выпустили бы из страны.
МАКСимка: Мария Терезия пишет: Тот же Люинь Нет, подождите. Это смотря когда. Если в апреле 1617 года - это одно дело, а если во второй половине 1616 - совсем другое. Ведь только в октябре 1616 года Люиня назначают главным сокольничим Франции. До этого он врядли бы смог что-либо сделать, не было ещё королевского доверия, да и сам Людовик крайней решительностью в тот момент не обладал. Весь 16-ый год, да и начало 17 было полностью в распоряжении Кончини.
Мария Терезия: МАКСимка пишет: Весь 16-ый год, да и начало 17 было полностью в распоряжении Кончини. В том-то и загвоздка, мы не знаем, когда бы они решили сбежать. Самый подходящий момент для побега - когда Люинь ещё не был так близок к королю. Ирония судьбы: маршал ведь сам назначил Люиня главным сокольничьим и определил его к Людовику, а как тот ему отплатил? МАКСимка пишет: До этого он врядли бы смог что-либо сделать, не было ещё королевского доверия, да и сам Людовик крайней решительностью в тот момент не обладал Это да.
МАКСимка: 1636 год. Бальтазар Монкорне Мишель Обер. Гравюра XVIII века
МАКСимка: Леонора Галигаи:
МАКСимка: Кончино Кончини:
МАКСимка: Симона Бертьер: "Когда Мария Медичи пожелала, чтобы Леонору назначили хранительницей гардероба и драгоценностей (dame d’atour), то посыпались упреки: Леонора не дворянка, не жената, без титула. Мария настаивала: dame d’atour будет довольствоваться только руководством гардеробом своей госпожи, её туалетом и драгоценностями. Перед тем, как оказаться в палаццо Питти, Леонора, дочь столяра, проделала долгий путь. Для того, чтобы сопровождать молодую королеву во Францию, она купила себе имя: Галигаи, последний разорившийся представитель этой фамилии согласился на денежную компенсацию. Но во Франции быть уважаемой горожанкой не достаточно. Но решение проблемы, однако, находилось поблизости: рядом с молодой женщиной, некрасивой, смуглой и худой находился отважный Кончино Кончини. Он происходил из благородного дома "графов де ля Пенна", его дяди были секретарями Великого герцога Тосканского. Кончини получил прекрасное образование, но он проматал своё состояние в дебошах и играх, отведав тюрьмы, пока его дядя не вмешался и не отправил его во Францию с пожеланием, чтобы племянник никогда не возвращался назад. Что касается Генриха IV, то он испытывал к Кончини резкую антипатию и требовал его возращения в Тоскану. Но затем уступил: новая привязанность королевы помогала скрыть его любовниц и успокоить её бури ревности. Кончини был смышленым, красивым, но вечно жаждущим наживы. Он сразу же оценил Леонору, поняв, что она - легкая добыча для обольстительного ухажера. Он ухаживал за ней, завоевал её сердце и попросил руки. Король противился, затягивал решение, желав, чтобы чета покинула Францию, но затем дал свое согласие. Через шесть месяцев после прибытия во Францию, Леонора стала женой Кончино Кончини и хранительницей гардероба и драгоценностей Марии Медичи. Эти двое тут же сделались конфидентами и ближайшими советниками королевы".
МАКСимка: Один из многочисленных рисунков, описывающих убийство Кончини:
МАКСимка: Леонору ведут на казнь:
МАКСимка: Вот, что пишет о Кончини и Леоноре Таллеман де Рео: "Он был родом из Флоренции и носил имя Кончини. Его дед был государственным секретарем Великого Герцога Тосканского. Этот парень (*дедушка Кончини) мог бы заработать от 5 до 6 тысяч крон пенсии, но у него было много детей. Его старший сын был отцом того Кончини, о котором мы ведем речь. Кончино в юности предавался всем возможным дебошам, проел всё своё имущество и получал преследования со стороны отца. Так как он не мог жить во Флоренции, то отправился в Рим, где служил крупье ( *т.е. в игорном доме) кардинала Лотаринского, но он не захотел следовать за кардиналом и остался в Риме, откуда и вернулся во Флоренцию. Когда он узнал, что между Марией Медичи и Генрихом IV будет заключен брак, то поступил как благородный человек и сопровождал её во Францию. Но у Королевы-матери в то время была горничная Леонора Дори, низкого происхождения, но обладающая умом и знающая, что её хозяйка поддается управлению. Действительно, она обладала таким влиянием на королеву, что заставляла делать всё, что захочет. Сообразительный Кончини привязался к Леоноре и так мало ухаживал за ней, когда они решили пожениться. Они поженились, хотя король некоторое время создавал трудности. Между тем, Кончини был приятным человеком: ни красивым, ни уродливым, обладал приемлемой внешностью; также он был смелым или, скорее, дерзким. Он очень презирал принцев, ведь сам не обладал достаточной знатностью. Он был щедрым и с затратами не считался. Кончини никогда не жил в Лувре, но часто спал в доме, в который приходил, чтобы пострелять. Дом находился в конце сада. Чтобы войти в сад, необходимо было перейти маленький мост, который называли мостом любви. (*Это территория бывшего охотничьего королевского округа, а домик принадлежал управляющему королевским имением или охотой; дом находился на территории так называемого сада Инфанты, находящегося очень близко с колоннадой Лувра и бывшей, возможно, частью Пти-Бурбон, резиденции коннетабля. Таллеман писал эту исторьетку в 1657-м году). Когда Кончини был убит по приказу Короля на Луврском мосту, то говорили, что брат капитала гвардейцев (*Витри) мсьё дю Аллье нанес первый удар. Затем господин де Витри отправился за ключами от покоев Королевы. На следующий день люди откопали тело Кончини и поволокли его улицам. Король с балкона Лувра подавал сигналы, и Королева все это видела. В отеле послов в пригороде Сен-Жермен, где Кончини остановился, обнаружили двести тысяч крон драгоценными камнями. У Кончини остался сын тринадцати лет, которого препроводили в Италию, где он умер молодым. В его распоряжении могли находится 15 или 16 тысяч франков, которые мать и отец переправили в Италию. Также у маршала была дочь, умершая пяти или шести лет от роду. Вернемся к маршальше Д'Анкр. Несмотря на то, что она длительное время находилась в окружении Королевы, мир Леонора лучше не знала. В Италии она ни с кем не общалась и вскоре прибыла во Францию. В новой для себя стране она заперлась ото всех, не зная, как жить при дворе; я слышал от мадам де Рамбуйе, что она очень смущала маршальшу. Леонора была очень маленькая, худенькая и смуглая; чрезвычайная худоба очень уродовала эту женщину. Как бы она больна не была, она представляла себя обворожительной; по её словам, она завуалировала собственное обаяние, чтобы избежать лишних наблюдателей. Против Леоноры в суде использовали три сундука, заполненные коробками, содержащие маленькие шарики из воска. Перро, отец президента Парламента смеялся над обвинениями в колдовстве. Парламент, который не верил в колдовство, осудил маршальшу как ведьму. Когда её спросили, какими средствами она пользовалась, чтобы завоевать ум Королевы, она ответила: «Ничем, только той властью, которую умная женщина имеет над тупицей». Я сомневаюсь, что она это произносила. Настоящая её фамилия была Дори, но во время процесса она фигурировала как Леонора Галигаи. Живя во Флоренции, одна семья разрешила ей взять это имя. Говорят, что она приняла смерть с христианской мужественностью".
МАКСимка: МАКСимка пишет: Леонора сначала сняла, а потом купила особняк Пикиньи на улице Турнон и поручила итальянскому архитектору Франческо Бордони его роскошно отделать. Позже она купила земли и замок Лезиньи. Оба здания сохранились до наших дней. Замок Лезиньи: Отель на улице Турнон в Париже (дом №10) был построен в 1543 году. Здесь родился знаменитый мемуарист Пьер Этуаль (1546-ой год). Шарль дю Плесси, сеньор де Лианкур, губернатор Парижа, проживающий в отеле в 1595 году, уступает его Леоноре и Кончини. В 1612 году отель называется отель Кончини. Леонора, бывало, принимала в отеле Королеву, давая обед: "Это услуга Вашему Величеству". В 1616-м году Парижская чернь разграбила отель Кончини. Отель Кончини: Как и Таллеман, Симон Бертьер пишет о существовании дома, в котором ночевал Кончини. Он боялся попасть в ловушку в покоях дворца, поэтому на rue d'Autruche занимал дом, по мосту которого можно было попасть прямо в покои Марии Медичи. А вот Леонора занимала комнаты в Лувре, там хранила шкатулки с драгоценными камнями. МАКСимка пишет: Когда в семье Кончини в 1608 году родилась дочь, ее крестной становится принцесса Конде, а крестным сам король Франции. А крестной сына четы Кончини была сама Мария Медичи. Кстати говоря, Кончини подумывал выдать свою дочь за сына Виллеруа. В 1615-м году Леонору преследовала одна идея - бежать из Франции во Флоренцию. Она так надоела своими страхами Королеве, что та уступила, но Кончини был против. Во-первых, он был моложе супруги больше, чем на семь лет, не чувствовал старости и был полон сил и энергии. Во-вторых, не малую роль играл характер маршала Д'Анкра - он авантюрист, девиз которого "удача или смерть". Ну и в-третьих, без супруги Кончини не мог обойтись. Она имела власть над Королевой, именно Леонора купила особняк на улице Турнон и маркизат д'Анкр.
МАКСимка: Процесс надругательства над телом маршала Д'Анкра в картинках: http://1626jdr.free.fr/bonus.php?id=8
МАКСимка: Убийство Кончини:
МАКСимка: Мишель Кармона пишет, что на момент смерти Кончини, были найдены векселя на сумму в два миллиона. Супруга маршала обладала 15 миллионами ливров, что составляло три четверти ежегодного французского бюджета на тот момент. Это не считая драгоценностей и столового серебра на сумму в 1 миллион ливров. Поразительно! По словам того же Кармоны, только треть крестьян питалось хлебом каждый день, а Мария Медичи допустила, чтобы Леонора получила в свои руки три четверти бюджета королевства на свои собственные личные траты!
МАКСимка: Жозеф Бёрджин пишет, что находясь на вершине власти, Кончини проводил основную часть своего времени в Нормандии, лейтенант-губернатором которой стал после Луденского мира, и укреплял города. Этот поиск власти за пределами королевского двора, сперва в Пикардии, а затем в Нормандии, вызывал ярость. Его краткие визиты при дворе не связаны с политическими изменениями, кроме подготовки к наступлению против принцев в первых месяцах 1617-го года. Вполне очевидно, что министры в своих областях пользовались свободой, а Мария Медичи несла основную ответственность за принятие окончательных решений. Ничто не указывает на то, что Кончини вмешивался во внешнюю политику, поэтому есть основания предположить, что Ришелье также пользовался значительной свободой в этих вопросах. Требования Кончини касались в основном финансовой сферы, поэтому давление на Барбена и Манго было сильнее. С другой стороны, Кончини был-таки властным и восприимчивым, и Ришелье отправлял ему в период между февралем и апрелем 1617-го года большое количество ежедневных писем в Нормандию с отчетом.
МАКСимка: Ужасные сцены казни Леоноры Галигаи:
Amie du cardinal:
Amie du cardinal: Глава XIV Устранение Кончино Кончини и Леоноры Галигаи (Элен Фисэль Жизнь Марии Медичи) Людовик XIII, охваченный безумной радостью, показался в окне и крикнул: «Спасибо! Большое спасибо вам! С этой минуты я – король!» Бенедетта Кравери После выступления Марии на заседании правительства в стране ничего не изменилось. По-прежнему срывались все договоренности, по-прежнему все боялись и ненавидели друг друга… По словам будущего кардинала Ришельё, «вельможи погрязли в распрях», а слабый король объявил своих вчерашних врагов «своими верными слугами и желал, чтобы они снова пользовались его милостью». Но главное – оставался Кончино Кончини, как считалось, источник всех проблем. В «Мемуарах» Ришельё можно найти такую оценку сложившейся обстановки: «Еще не стихли возмущение и удивление, вызванные арестом господина принца де Конде, как маршал д’Анкр вернулся ко двору. Его возвращение не сулило ни малейшей надежды на то, что он будет править хоть немного лучше». Людовик уже не просто ненавидел маршала д’Анкра – он его на дух не переносил. В один из дождливых дней король пребывал в скверном расположении духа. Он сидел и смотрел в окно, как вдруг увидел, что через двор идет Кончино Кончини со своими «продажными олухами». Людовик не смог сдержать вздоха. – Терпеть не могу этого жалкого авантюриста, – сказал он, обращаясь к герцогу де Люиню. – В самом деле, Шарль, этот флорентиец распоряжается здесь, как у себя дома! Глаза де Люиня недобро блеснули. Он решил, что настало время подлить масла в огонь: – Да, сир, этот человек ведет себя недопустимо… Но вот послушайте, что я вам прочитаю. Это – история Франции, и ее авторы ничего не придумали. Екатерина Медичи, супруга короля Генриха II, отравила своего нелюбимого сына Карла IX, чтобы посадить на трон другого сына, любимого, – Генриха III. Екатерина была дочерью Лоренцо Медичи из Флоренции. Ваша мать тоже из Флоренции, и ее фаворит – из Флоренции, а у них там принято решать свои проблемы именно так. История, сир, это не только рассказ о том, что было, но и предвестие того, что будет. В этом смысле история очень поучительна. – Что вы хотите этим сказать? – насторожился Людовик. Герцог задумался. – Этот проклятый итальянец довел Францию до такого состояния, что единого королевства больше не существует! – с горечью произнес он. – Но, Шарль, мой народ всегда со мной… – Ваш народ все больше отдаляется от вас, Ваше Величество. Знаете, что говорят в народе? Что всем заправляет королева-мать и ее итальянские приспешники! – Но король Франции – это я! Это невозможно! – Мне нет никакого смысла выдумывать, сир. Могу поклясться на кресте… – Хорошо, мой верный друг, а что еще говорят? – Говорят, что над Францией довлеет проклятие Екатерины Медичи. Да, кстати… Королева Изабелла Баварская в свое время предпочла видеть на французском троне своего любовника, а не законного сына, дофина Карла VII… – Прекратите! – вскричал Людовик. – Изабелла Баварская умерла почти двести лет назад! Времена изменились, и теперь никто не посмеет помешать законному королю! А на недовольных всегда найдется управа! Послушайте, Шарль, у вас есть на примете верный человек, который помог бы нам решить эту проблему? – Конечно, сир. У меня есть такой человек… – Так позовите его сейчас, немедленно! * * * Надежным человеком оказался Николя де Витри, маркиз де л’Опиталь, капитан королевских гвардейцев. На него действительно можно было положиться. Де Витри отличался крепкой хваткой и сообразительностью, но самое главное – он умел повиноваться без лишних рассуждений. Ему недоставало только случая, чтобы проявить себя, и вот наконец такой случай представился: юный Людовик XIII отдал ему приказ схватить самого Кончино Кончини, этого безродного выскочку, возомнившего себя всевластным правителем! Герцог де Люинь полностью поддержал короля. Вдвоем они составили план: сначала арестовать маршала д’Анкра, а потом судить его. Всё – по французским законам, которые итальянец нагло попирал. Арест, решили они, лучше всего произвести в Лувре, ибо только там фаворит королевы-матери иногда показывался один, без сопровождения своих охранников. У Николя де Витри возник лишь один вопрос: – А если он начнет сопротивляться? На это герцог де Люинь не колеблясь ответил: – Тогда вам следует убить его. Услышав это, Людовик вздрогнул, но возразить не решился. Так или иначе, его молчание было воспринято как согласие. Николя де Витри поклонился и решительно щелкнул каблуками: – Все будет исполнено, сир! Арест был намечен на воскресенье, 24 апреля 1617 года. В этот день Кончино Кончини явился в Лувр, одетый во все серое. Накануне шел дождь, и было очень грязно. Фаворит шел быстрыми шагами, на ходу читая какое-то письмо. Его сопровождали лишь несколько человек из его свиты. Капитан де Витри ждал в заранее намеченном месте. Он был не один – рядом с ним стояли его бравые гвардейцы. Своего капитана они обожали и повиновались ему беспрекословно. Когда Кончино Кончини приблизился, капитан де Витри неожиданно вышел из тени и сказал, крепко схватив за правую руку: – Именем короля, вы арестованы! – Я? Арестован?! – удивлению фаворита не было предела. – Да я… Да вы… Пораженный, маршал «отступил на шаг, чтобы выхватить шпагу, но не успел. Одновременно три пистолетные пули поразили его: одна угодила в лоб, другая в щеку, третья в грудь. Он рухнул прямо в грязь и был тут же затоптан людьми Витри. Друзья Кончино Кончини не сделали даже попытки вступиться за него. Они просто сразу обратились в бегство, справедливо полагая, что было бы грустно вот так умереть прекрасным апрельским утром». Пока гвардейцы пинали ногами мертвое тело Кончино Кончини, господин д’Орнано явился к королю и, отвесив поклон, доложил: – Сир, дело сделано! – Сделано… Людовик не мог скрыть радости. Он приказал открыть окно, вышел на балкон, перекрестился, а затем воскликнул: – Вот он – первый день моего настоящего владычества! В ответ снизу закричали: – Да здравствует король! * * * Примерно в это же время в покои юной Анны Австрийской вбежал Франсуа де Бассомпьер в сопровождении полудюжины придворных. Дамы, окружавшие Анну, испуганно вскочили. – Ваше Величество, – выдохнул де Бассомпьер, – прошу прощения, но меня прислал король. Вы должны пойти со мной и немедленно присоединиться к нему. Ради вашей собственной безопасности! – Что случилось? – удивленно спросила Анна. – Я не двинусь с места, пока вы не объясните мне… – Маршал д’Анкр убит, – ответил де Бассомпьер. – Десять минут назад его застрелили. Во дворце революция, мадам! Вот почему король хочет, чтобы вы были рядом с ним. Уже отправлены солдаты с целью арестовать королеву-мать, но возможно сопротивление… – Иду немедленно, – решительно ответила Анна и в сопровождении де Бассомпьера и его людей направилась в личные покои своего супруга. Там царило возбуждение. Сонный Лувр проснулся. Вдруг возникло общее движение к окнам. – Вон там, мадам. Смотрите вниз. Видите, что мой дорогой Шарль сделал для меня! Анна и не заметила, как к ней подошел Людовик. Его черные глаза возбужденно сверкали, на болезненном лице горел румянец. Казалось, его лихорадит. – Сир, что это? Что случилось? Кончини убит? – Да, убит! – Едва ли не впервые за долгие месяцы Анна услышала смех мужа. – Смотрите вниз! Смотрите, насколько он убит! Дворцовый двор был полон народу. Несколько человек волокли что-то по булыжной мостовой. Анна присмотрелась. Да это же… Маршал д’Анкр! Кровавый след, тянувшийся за телом, окрашивал камни в грязнобордовый цвет… Анну передернуло, и она в ужасе закрыла лицо руками, чтобы не видеть этого отвратительного зрелища. – Собака и впрямь мертва, Ваше Величество… – шепнул ей кто-то прямо в ухо. Анна повернулась и увидела рядом с собой герцога де Люиня. – Так будут уничтожены все враги короля, – сказал герцог. * * * Королеве-матери, конечно же, сообщили о трагическом происшествии. Она побледнела и спросила: – Кто его убил? – Николя де Витри, маркиз де л’Опиталь, по приказу Его Величества. Понимая, что власть ускользает из ее рук, Мария в отчаянии опустилась в кресло. Для нее все было кончено. – Я царствовала семь лет, – простонала она. – Теперь меня ждет венец только на небе… Удивительно, но она не проронила ни слезинки. Похоже, все чувства в ней заглушил страх. Кто-то из придворных дам сказал, что новость надо сообщить Леоноре Галигаи, но Мария лишь отмахнулась: – Уж не хотите ли вы, чтобы я этим занялась? У меня достаточно проблем. И… Маршал сам виноват! Я столько раз советовала ему вернуться обратно в Италию. Всё, достаточно! Слышать ничего не хочу об этих людях! Мария прекрасно понимала, что значит лично для нее смерть фаворита. Она лишилась поддержки. Кончино Кончини был олицетворением ее власти, и больше ей надеяться не на кого. Немного поразмыслив, она попросила аудиенции у своего сына. Но Людовик велел ответить, что у него нет времени принять ее. Мария настаивала, но… Людовик сказал камергеру, пришедшему доложить о ее приходе: – Теперь я очень занят, в другой раз… Передайте моей матушке, что я, как добрый сын, и впредь буду уважать ее, но я король, и я сам буду управлять государством. Да, и скажите ей еще, что я не желаю, чтобы у нее были другие стражники, кроме моих… Выслушав унизительный отказ, Мария решила солгать: она попросила сказать сыну, что «если бы она знала заранее о его ненависти к Кончини, то передала бы его королю связанным по рукам и ногам». На этот раз ответа вообще не последовало, зато явился капитан Николя де Витри и запретил ей покидать свои апартаменты. И если бы дело обошлось одним запретом… Очень скоро каменщики замуровали все двери, кроме одной, и королева-мать поняла, что превратилась в пленницу. Что же сталось с телом Кончино Кончини? – спросите вы. Дворцовая стража завернула его в старую скатерть и без лишнего шума отвезла в Сен-Жермен-де-л’Оксерруа, чтобы похоронить в уже вырытой могиле. Прибывшие по приказу короля рабочие принялись разрушать «мост любви». Стук топоров привлек внимание Марии Медичи, и она подошла к окну. Увидев, что происходит, она вдруг почувствовала себя до дурноты плохо. Каждый удар топора отзывался в ее сердце…Все эти годы Кончино Кончини был единственно близким ей человеком. И что теперь? Конечно, рюмка хорошего коньяка помогла ей снять физическую боль, но боль душевная не отпускала. Мария и сама не заметила, как по ее щекам полились слезы. * * * Королева-мать плакала, а вот большинство парижан убийство ненавистного Кончино Кончини страшно обрадовало. – Известно ли вам, что случилось в Лувре, и не далее как вчера? – говорили те, кто уже все знал. – Там убили самого Кончино Кончини! – Кончини? В это невозможно поверить! – И тем не менее это так! – Отлично! Надо пойти и плюнуть трупу в лицо! Когда же выяснилось, что фаворит королевы-матери спешно погребен, многие были разочарованы: парижанам хотелось в полной мере насладиться событием. Таверны в тот вечер были переполнены. Горожане распевали непристойные куплеты про Марию Медичи и ее любовника. На рассвете кому-то в голову пришла мысль «пойти и сплясать на могиле этого мерзавца». В семь часов утра две сотни перевозбужденных мужчин и женщин явились в Сен-Жермен-де-л’Оксерруа. «Первым делом они стали плевать на могилу и топтать ее, – рассказывает Оноре д’Альбер, сеньор де Кадене, младший брат герцога де Люиня. – После чего разгребли землю руками и добрались до каменной кладки». То, что произошло дальше, можно назвать вакханалией. «Вскоре надгробный камень был поднят, и кто-то из толпы наклонился над раскрытой могилой. Он привязал веревку к ногам трупа, уперся ногами и начал тащить. Несколько священников, выбежавших из церковной ризницы, попытались вмешаться. Толпа накинулась на них так яростно, что им пришлось спасаться бегством. После исчезновения священников человек снова взялся за веревку, дернул в последний раз, и тело маршала оказалось на плитах. Толпа издала радостный вопль, и тут же шквал палочных ударов обрушился на труп, и без того изрядно изуродованный гвардейцами Витри. Бывшие в толпе женщины, истошно крича, принялись царапать мертвеца ногтями, бить по щекам, плевать в лицо. Затем его протащили до Нового моста и там привязали за голову к нижней части опоры. Опьяненный собственной смелостью народ стал отплясывать вокруг повешенного трупа безумный танец и на ходу сочинять непотребные песни. Дьявольский хоровод длился полчаса. И вдруг какой-то молодой человек подошел к трупу, держа в руках маленький кинжал, стрезал нос и в качестве сувенира сунул себе в карман. Тут всех охватила настоящая лихорадка. Каждому из присутствовавших захотелось взять себе хоть что-то на память. Пальцы, уши и даже "стыдные части” исчезли в мгновение ока». Каждый желающий получил свой кусок, затем озверевшая толпа отвязала труп и с безумными криками потащила его через весь Париж. «Какой-то человек, одетый в ярко-красный камзол, – рассказывает сеньор де Кадене, – обезумев от злобы, запустил руку внутрь истерзанного трупа, вытащил ее всю в крови, слизал кровь и проглотил вырванные кусочки внутренностей. Все это происходило на виду у множества добрых людей, выглядывающих из окон. Кому-то удалось вырвать сердце, которое тут же было поджарено на костре и съедено всенародно с приправой из уксуса». Наконец останки Кончино Кончини вновь притащили на Новый мост и там сожгли в присутствии веселящегося люда. * * * Леонора Галигаи ненадолго пережила своего мужа. Ее предупредили, что за ней должны вот-вот прийти. – Что такое? – не поняла она. – За вами уже послали! Надо бежать! Нельзя терять ни минуты! Но было уже поздно: в покоях флорентийки появился капитан де Витри в сопровождении группы вооруженных людей. – Мадам, – сказал он. – Извольте следовать за мной. Вы арестованы. Бросив взгляд на испачканный кровью мундир, Леонора все поняла. Собрав остатки сил, она все-таки спросила: – А мой муж, что вы с ним сделали? После этого она зарыдала, заставив людей де Витри содрогнуться. Это было похоже на истерику, которую никто не смог бы остановить. Бормоча что-то по-итальянски, Леонора бросилась к столику, на котором лежали ее драгоценности. Окрыв шкатулку, она начала запихивать кольца и ожерелья под матрас. Гвардейцы де Витри с ужасом наблюдали за ней. Чтобы положить конец тягостной сцене, капитан подошел к ней, но она набросилась на него и принялась царапать ему лицо. Только после этого гвардейцы схватили ее под руки и поволокли за собой. В отношении Галигаи все уже было решено. Герцог де Люинь, мечтавший не только о власти, но и о том, чтобы завладеть имуществом Кончино Кончини и его супруги, решил, что она должна умереть. Но если Кончини просто убили, то Леонору планировалось предать суду. Однако существовало серьезное препятствие – в процесс могла вмешаться Мария Медичи. Ни герцог, ни король не могли допустить подобного. И тогда Леоноре Галигаи было предъявлено обвинение в колдовстве. Естественно, никакой колдуньей она не была. Но тут же нашлись «свидетели», которые «своими глазами видели», как она гадала на черном петухе и внутренностях животных, а кое-кто даже утверждал, что она с помощью магических средств пыталась воздействовать на ход событий. Несчастная женщина была брошена в Бастилию. Капитан Николя де Витри на следующий день после ее ареста был провозглашен маршалом Франции. Можно сказать, ему повезло – он был простым солдатом и всего лишь выполнял приказ, за что был щедро вознагражден. Дальнейшая судьба новоиспеченного маршала богата на повороты. Придя к власти, Ришельё отправит де Витри в Бастилию, после смерти кардинала этот человек будет выпущен на свободу и вскоре пожалован титулом герцога и пэра Франции, уже от имени короля Людовика XIV. Девятого мая 1617 года Людовик XIII подписал указ о начале слушаний по делу Леоноры Галигаи. Через два дня она была перевезена из Бастилии в тюрьму Консьержери. Во время переезда Леонора предложила сопровождающим за организацию ее побега двести тысяч дукатов. Без результата. Ее заперли в небольшой камере, охраняемой двумя гвардейцами. И вот настал день суда. На все вопросы она отвечала ясно и четко, не допуская двояких толкований своих слов. «Свидетелями» были некий конюший и каретник самой Леоноры. Они заявили, что их хозяйка имела целую коллекцию талисманов, восковых кукол и гороскопов королей и королев; что она неоднократно служила ночью обедни, принося в жертву черного петуха; что она, убивая голубей, пила их кровь; что она совещалась с колдуньей Изабеллой и чернокнижником евреем Монталло… Прокурор спросил, что подсудимая может сказать в свое в оправдание. Леонора горько усмехнулась: – Вместо ответа позвольте спросить вас, где мы находимся – в просвещенной Франции или в средневековой Испании? В королевском парламенте или на суде инквизиции? – Занимались ли вы гаданиями? – ровным тоном повторил прокурор. – Да, занималась. Точно так же, как ими занималась королева, как занимаются тысячи придворных дам и простых людей. – У вас были талисманы и гороскопы? – Да, если считать таковыми восковые фигурки, найденные у меня. Но это – печати с изображением Агнца Божьего, полученные мною из Рима от Его Святейшества. Между ними и чародейством, я уверена, не может быть ничего общего. – Сознавайтесь, вы приворожили королеву Марию Медичи, чтобы властвовать над нею? – Если и так, – кивнула Леонора, – то все мои чары заключались исключительно в превосходстве моего ума над умом королевы и в очевидной пользе моих советов. Вы это хотели услышать? – А откуда взялись ваши богатства? – Богатства были пожалованы мне и моему покойному мужу самой королевой. А она, я полагаю, вольна использовать свою собственность так, как ей хочется. Когда первое заседание закончилось, мнения судей разделились: самые благоразумные (их было меньшинство) находили, что обвинения, а главное – «доказательства» не выдерживают никакой критики. Господин Пайен даже просил уволить его из числа членов суда. У Кондратия Биркина (таков псевдоним известного в XIX веке историка П. П. Каратыгина) по этому поводу читаем: «Следующее заседание происходило в Турнелле, здесь при допросах Леонора выказывала то же мужество и непреклонную твердость. На этот раз она обращалась к здравому смыслу своих судей, из которых весьма многие были обязаны ей или ее покойному мужу своим возвышением. Она требовала над собою суда правого и неподкупного. Заметим здесь, что женщина всегда и повсюду несравненно смелее перед законом, нежели мужчина; в деле тяжебном она терпеливее, настойчивее и доходчивее, не задумываясь ни перед какой инстанцией; заметив криводушие судей, она, не обинуясь, уличает их и, дав волю языку, не щадит кляузников. Эта гражданская отвага свойственна женщинам всех стран и веков, и чтобы убедиться в этом, стоит только перебрать несколько уголовных процессов, в которых главную роль играли женщины». В частности, Леонора сказала: – Перед лицом Господа клянусь, что никогда не занималась колдовством. Я всегда была доброй католичкой и не имела никаких контактов с дьяволом. Ее вновь спросили, откуда у нее столько драгоценностей: – У меня нет ничего, – ответила она. – Говорят, что у меня множество сокровищ, но это лишь подарки королевы-матери. Все, что у меня есть, принадлежит ей, а я служила ей верой и правдой много лет. Выслушав обвинение в преступных связях с Кончино Кончини, она сказала: – Если мой муж и совершил какие-то ошибки, я за них не могу нести ответственность. К тому же он не жил со мной на протяжении последних четырех лет. Когда допрос закончился, Леонора, понимая, к чему все идет, воскликнула: – Пощадите меня! Я ни в чем не виновна! Я всего лишь несчастная слабая женщина! Но решение суда было предопределено заранее. Вот его подлинный текст: «Палата объявила и объявляет Кончино Кончини, при жизни его маркиза д’Анкра, маршала Франции, и Элеонору Галигаи, вдову его, виновными в оскорблении величества Божественного и человеческого, в воздаяние за каковое преступление приговорила и приговаривает память помянутого Кончини к вечному позору, а помянутую Галигаи к смертной казни обезглавлением на эшафоте, воздвигнутом на Гревской площади, а тело ее к сожжению с обращением в золу; движимое их имущество – к конфискации в пользу короны, все же прочие пожитки – в пользу короля. Сына преступников, рожденного ими в брачном сожительстве, палата объявила и объявляет лишенным честного имени и права занимать какие бы то ни было должности; дом, в котором преступники жили, срыть до основания и место его сровнять с землею». Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Несчастная! Осужденной дали немного хлеба и вина. Потом ее посадили в повозку и повезли к месту казни. В толпе кричали: – Проклятая колдунья! Она – гугенотка, на ней нет креста! Услышав это, Леонора достала из выреза нательный крест и поцеловала его. На эшафоте она крикнула, что прощает всех – короля, королеву, всех французов… Госпожа д’Анкр приняла смерть мужественно. Кондратий Биркин пишет: «Казнь эта происходила на Гревской площади 9 июля 1617 года. Весь Париж сбежался на давно не виданное зрелище, и не только улицы были наводнены народом, но любопытными были унизаны кровли домов и колокольни церквей. Ходила молва, что осужденная выслушала свой приговор с удивительным мужеством, не унизив себя ни мольбами о пощаде, ни проклятьями на судей и главного виновника своей гибели – де Люиня. Эту твердость большинство приписывало помощи бесовской; многие жалели, что колдунью не пытали при допросах; иные опасались, чтобы она с помощью чар не обратилась перед казнью в ворону или сову и не улетела от достойного наказания. В полдень процессия тронулась из Бастилии на Гревскую площадь. Леонору везли на позорной телеге, одетую в длинный холщовый балахон, с восковою свечою в руках. Несчастная была бледна, глаза ее горели лихорадочным огнем, но лицо было почти спокойно, и на нем даже появлялась порой презрительная усмешка. Ропот и дерзкие крики толпы не доходили до ее слуха. В течение семилетнего владычества она убедилась многократным опытом, что любовь народная изменчива и непостоянна, как осенняя погода. Было время, этот самый народ приветствовал маршала и жену его восторженными криками, выражал им свою благодарность, тешась праздниками, которые они давали народу… Теперь все он же, все тот же народ, напутствует Леонору в вечность проклятьями и оскорблениями. Ему велели признать ее за колдунью, и он ее признал за таковую: если бы маршалу удалось возвести де Люиня на эшафот, парижане, проклиная де Люиня, благословляли бы маршала. В глазах толпы прав и достоин похвалы всегда тот, кто взял верх, хотя бы соперником его был сам праведник. Смерть маршала и жены его могла служить примером временщикам будущим… Но кто из них обратил внимание на этот пример? Да и сами Кончини, муж и жена, думали ли когда об измене счастия? Твердой поступью Леонора взошла на эшафот, склонила голову на плаху… Топор сверкнул, и голова флорентинки рухнула на помост. Подхваченное железными крючьями, тело ее было брошено на костер, и через несколько минут его охватили клубы дыма и огненные языки. Народ рукоплескал и возглашал многие лета правосудному королю Людовику XIII». Даже сам кардинал де Ришельё в своих «Мемуарах» отзывается о Леоноре весьма положительно. Он, в частности, рассказывает: «Отец ее был столяром, мать – кормилицей королевы; таким образом, она являлась молочной сестрой Ее Величества, старше той месяцев на пятнадцать или двадцать. Они росли вместе, с годами их дружба крепла: ее верность, заботливость, стремление услужить госпоже не знали себе равных; та платила ей нежной привязанностью, к тому же она [Леонора] так хорошо разбиралась в том, что увеличивает красоту девиц – нарядах и украшениях, что ее госпоже казалось, будто другой такой же не сыскать в мире, и что если она потеряет эту, замены ей не найдется. Это привело к тому, что она знала все секреты своей повелительницы. […] Прибыв во Францию, Леонора немедленно была признана фавориткой королевы, которой без особого труда удалось добиться согласия на это у короля. Склонность к Кончино, зародившаяся в душе Леоноры еще во Флоренции, вкупе с недоверчивостью к французам, привели к тому, что она вышла замуж за Кончино, ставшего первым метрдотелем королевы; сама же Леонора была ее фрейлиной. […] Леонора и ее супруг взлетели на вершину власти, заняв такие должности, которые до них и не снились чужестранцам. Она держалась на вершине славы с такой простотой, что не заботилась о том, будут ли считать основным действующим лицом ее или ее супруга. При этом именно она была главной причиной и основой их удачного продвижении вверх, и потому, что именно ее любила королева, и потому, что пламя честолюбия ее супруга заставляло его поступать столь рьяно и неосторожно по отношению к королеве, что порой маршалу не хватало необходимой ловкости, дабы достичь чего-то желаемого. Она же легко доводила дело до конца; она не сообщала королеве о своих замыслах, не подготовив ее заранее, не подослав к ней одного за другим нескольких бывших на ее стороне лиц; кроме того, она использовала и министров, что нередко оборачивалось против них самих. С самых первых своих шагов, скорее по причине низменности своего ума, которая определялась незнатностью ее происхождения, чем умеренностью ее добродетелей, она более стремилась к богатству, нежели к почестям, и какое-то время сопротивлялась неумеренным аппетитам супруга. […] Величие королевы, желавшей, чтобы роль ее ставленников в государственных делах была соотносима с ее собственным могуществом, а может быть, и злая судьба, устилавшая розами их путь, ведущий к падению, привели к тому, что их желания были полностью удовлетворены, и они получили все, о чем могли мечтать, – богатство, титулы, должности. Однако росло недовольство ими: принцы, вельможи, министры, народ ненавидели их и завидовали им. Первой лишилась былой смелости и стала подумывать о возвращении в Италию Леонора; ее супруг не желал этого. […] Разногласия и домашние ссоры с супругом, чьи устремления были противоположны ее собственным и пожеланиям окружающих, так подействовали на нее, что она лишилась здоровья. Разум ее пошатнулся: ей стало казаться, что все, кто смотрит на нее, желают ее сглазить. Она впала в такую тоску, что не только отказывалась беседовать с кем-либо, но и почти не виделась со своей госпожой. […] Известие, что супруг решил отделаться от нее и уже подумывает о новой женитьбе на мадемуазель де Вандомм, добила ее окончательно. Поначалу маршал скрывал свои намерения, нанося ей краткие визиты по вечерам и одаривая маленькими подарками… Однако в конце концов он почти совсем перестал ее навещать, тем более что уже не зависел от нее, и оба они воспылали такой ненавистью по отношению друг к другу, что общались не иначе как взаимными проклятиями – скрытый знак несчастья, которое должно было свалиться на их головы. Они были бы счастливы, если бы прожили в согласии и любви, если бы супруг благосклонно внимал советам жены, внушающей ему, что он поднял слишком большой парус для их маленького суденышка, и был бы способен спуститься с небес, куда взлетел из самых низов. […] Однако Господь, узревший в их поступках соблюдение ими собственных интересов вместо службы Государыне, пожелал, чтобы эти тщания стали причиной того, что их общее благо оказалось разрушено, а жизнь обоих оборвалась. Думали, что преследование вдовы маршала должно было завершиться вместе с гибелью несчастной; однако сколь сложно измерить незаконно приобретенную власть, столь же трудно развеять злобу по отношению к той, которая превратилась из служанки в госпожу». Была ли Леонора Галигаи полностью невиновной? Конечно, нет! Невинны только младенцы и святые. Но и те, кто желал ее смерти, а потом обогатился за ее счет, были виновны в не меньшей степени. Уже на эшафоте у Леоноры спросили, каким колдовским путем она подчинила себе королеву. Понимая, что никаких шансов на спасение у нее не осталось, осужденная гордо ответила: – Превосходством, которое существо, сильное духом, всегда имеет над другими…
МАКСимка: Франсуаза Кермина сообщает, что Леонора Галигаи сопровождала Марию Медичи во Францию не только каприза ради - великий герцог Тосканский рассчитывал сделать из нее своего личного агента и осведомителя при французском дворе. Леонора начала тут же показывать свои таланты парикмахерши, чтобы добиться поста камерфрау. Но король предлагал лишь должность горничной королевы. Интересно, что во время отправки Кончино Кончини во Францию его дядя по имени Белизарио Винта, желая избавиться от племянника, вынудил каноника Джованни, который был обязан всем Кончини, его порекомендовать Виллеруа. Потом Мария Медичи вместе с Галигаи будут обвинять амбициозного Джованни в ответственности за отказ короля назначить Леонору камерфрау королевы. Отправляя письмо с жалобой в Тоскану, Мария называет должность dame d'atour как dame de Tour, что показывает ее незнание французского языка.
МАКСимка: В 1991-м году вышел труд Элен Дуччини (Hélène Duccini) Concini. Grandeur et misère du favori de Marie de Médicis (Кончини. Величие и ничтожество фаворита Марии Медичи): Похоже, очень обстоятельный труд объемом в 461 страницу.
МАКСимка: У Леоноры Галигаи был брат Себастьян, который после смерти Генриха IV в 1610-м году получил должность аббата Мармутье в Туре (которую сохранил до 1617-го года). Монахи, естественно, с трудом приняли человека, ужасно говорящего и пишущего по-французски, настолько отвратительного и вульгарного, что даже наглый Кончини не отважился представить своего шурина королю. Себастьян, помимо аббата, был также раздатчиком милостыни Марии Медичи и входил в Совет. В 1617-м году Кончини назначил его архиепископом Тура, но в этом же году в связи с падением маршала д'Анкра Себастьян сложил с себя все обязанности и удалился в Италию. Экслибрис Себастьяна Галигаи можно увидеть на одном из религиозных трактатов, выпущенных в Париже в 1615-м году:
МАКСимка: МАКСимка пишет: 9 февраля 1611 года он назначен королевским наместником Пикардии, то есть ее главнокомандующим. В июне становится губернатором Амьена. Теперь он равен принцам. Надо отметить, что жители Амьена ненавидели Кончини и симпатизировали герцогу де Лонгвилю, с 1614-го года губернатору Пикардии, чьи властные полномочия постоянно ущемлялись Кончини. Амьенцы находились в оппозиции не только к фавориту Марии Медичи, но и к гарнизону крепости, который состоял преимущественно из итальянцев. Чтобы укрепить замок, Кончини приказал расчистить подъезд к нему, при этом было снесено большое количество домов местных жителей, а люди выброшены на улицу. Хроники Амьена уточняют, что большинство умерло от горя.
МАКСимка: Здоровье Леоноры Галигаи всегда было шатким, а с возрастом оно окончательно испортилось. Женщина была жертвой истерии и отвернулась от официальной медицины, обратившись к знахарям, а затем и к колдунам. Леонора приводила много часов в своем кабинете, ела скудно и одевалась неброско, а все великолепные платья лежали в сундуках. Она любила слушать музыку в исполнении Андреа Лизза, своего молодого фаворита, неаполитанца и гомосексуалиста. Даже Кончини обращался к нему, чтобы тот выступил посредником между ним и супругой. Надо отметить, что отношения между супругами были более чем холодными, и они не жили вместе, встречаясь лишь в отеле де Турнон по какому-нибудь случаю. Ссоры между Кончино и Леонорой возникали часто, с обзываниями, оскорблениями и метаниями тарелок и других вещей. Их сын Анри (1603-1631) позже вспоминал, что никогда не получал от родителей ничего, кроме пинков. Леонора Галигаи, изображение XIX столетия:
МАКСимка: МАКСимка пишет: В 1616-м году Парижская чернь разграбила отель Кончини. Ярость черни спровоцировала арест принца Конде. Вдовствующая принцесса Конде призывала к активности сапожника Пикара, а тот ограничился тем, что воодушевил строителей Люксембургского дворца спалить отель де Турнон. В итоге, за два дня мародерства не осталось ни одного предмета мебели, а портрет Марии Медичи был обнаружен на улице.
МАКСимка: В 1618-м году незадолго после сожжения Леоноры Галигаи вышел женоненавистнический памфлет "Азбука зловредности женщин, посвященной самой злой в мире", написанный неким Жаком Оливье (Алексисом Труссе), в котором автор нападал на всех женщин разом, но определенно метил прежде всего в Леонору.
Госпожа де Монсальви: Вот как описывает Клод Дюлон Леонору Галигаи. «Жена маршала, Леонора Дори Галигаи, слыла колдуньей. На самом деле она была попросту истеричкой. С ее портретов на нас глядит худая мрачная женщина: впалые щеки, сверкающие глаза, длинный чопорный нос. Странное создание, жившее в страхе перед дьяволом и судьбой, боявшееся порчи от простого взгляда и носившее черную вуаль, дабы избежать этой опасности. Леонора жила в уединении среди своих гобеленов, мехов, кабинетов из индийского дерева и золотой утвари. Медики и шарлатаны всех мастей – португальцы, испанцы, арабы и евреи – сменяли друг друга подле ее кровати, отделанной золотом и украшенной шелковой вышивкой; будучи не в силах исцелить больную, они пели ей вечерами монотонные протяжные песни, сопровождая их гитарным перебором. Леонора пробовала также средства, освобождавшие ее от навязчивых состояний. В промежутках между приступами она находила в себе достаточно сил для того, чтобы назначать министров или освобождать их от этой должности, а также класть в свой карман взятки. Мадрид пользовался ее испанофильскими чувствами и вознаграждал их; не раз Леонора настаивала на выполнении многочисленных требований испанского посла, герцога де Монтелеоне, пользующегося симпатиями молодой королевы. Когда во время процесса ее спрашивали о том, какими «чарами» она воспользовалась, чтобы пленить ум королевы, та ответила: «Никаких других, кроме влияния, которое разум сильного всегда оказывает на ум слабого». В это изречение, многажды звучавшее, волей-неволей привнесли искажения, но оно довольно точно отражает истинную суть вещей. В частной жизни Леонора говорила, что для того, чтобы оказывать влияние на Марию Медичи, нет нужды быть «колдуньей».»
Госпожа де Монсальви: Про Кончини Клод Дюлон пишет, что его дерзость не щадила даже короля. Шествуя по главной галерее Лувра в окружении сорока пяти гвардейцев, он пренебрегал приветствием, причитающимся Людовику; играя в бильярд, он надевал шляпу в его присутствии... О том, как он вел себя выходя из покоев Марии Медичи, общеизвестно.
МАКСимка: Статья Луи Батиффоля "Государственный переворот 24 апреля 1617-го года": Начало Продолжение Конец Чтобы бесплатно прочитать статью в режиме онлайн, необходимо зарегистрироваться на сайте и добавить ее "на полку" (on the shelf). Одновременно туда можно добавить лишь три статьи, и они там находятся около 14 дней. В это время другие статьи просматривать нельзя. Затем через две недели " с полки" старые статьи сами удаляются и вы можете добавлять новые и читать.
МАКСимка: Оказывается, об убийстве Кончино Кончини снят в 1976-м году фильм, который, видимо, сегодня не достать.
МАКСимка: 12 июля 1601 года Леонора и Кончини отпраздновали скромную свадьбу. У Пьера Шевалье - 12 июня, в местечке Авон (Avon). МАКСимка пишет: Ярость черни спровоцировала арест принца Конде. Вдовствующая принцесса Конде призывала к активности сапожника Пикара, а тот ограничился тем, что воодушевил строителей Люксембургского дворца спалить отель де Турнон. В итоге, за два дня мародерства не осталось ни одного предмета мебели, а портрет Марии Медичи был обнаружен на улице. В отель Кончини после ареста Конде проникли около 2000 человек, два охранника были убиты. К счастью для четы, маршал находился в Кане, Леонора в Лувре, а ее брат аббат Мармутье у дипломатического представителя Флоренции. Особняк был полностью разграблен, мебель, скульптура, полотна разбиты и повреждены. Аркебуза уничтожила портреты Кончини и его жены, изображение же королевы-матери выбросили в окно. Не тронули лишь портрет короля. Даже крыша была снесена. Но, конечно, ужасающими потерями стали драгоценности, серебряные и золотые изделия, экю и костюмы, изготовленные к коронации Марии Медичи. Роже де Линанкур, губернатор столицы приказал парижанам вернуть всё, что возможно, но, разумеется, тщетно. Когда Кончини вернулся из Нормандии и узнал о случившимся, он смог получить от королевы компенсацию размером в 4000 ливров. Большую часть средств он поместил за границу, особенно, во Фландрию. Кстати, большинство современников сообщают, что незадолго до убийства и после смерти дочери Мари (2 января 1617-го года) Леонора уговаривала супруга покинуть Францию пока не поздно. А вот Бассомпьер в своих "Мемуарах" пишет наоборот, что дескать сам маршал желал уехать вместе с накопленным состоянием в 8 миллионов ливров (!), а его жена высказалась против. МАКСимка пишет: Замок Лезиньи Чуть подробнее о замке Лезиньи (Lésigny) (Сена-и-Марна) (Официальный сайт). Замок, построенный в эпоху Ренессанса, находится на месте средневековой крепости. Во времена правления Франциска I земля и фьеф Лезиньи принадлежали Луи де Понше (Louis de Poncher), королевскому секретарю с 1482-го года, затем казначею Франции. После он находился в собственности у семьи Пьервив (Pierrevive), в 1573-м году в него приезжала Екатерина Медичи. В 1613-м году замок приобрела за 95 000 ливров Леонора Галигаи и начала работы по мебелировке, разбила сады и оранжерею, возвела капеллу, освященную в 1615-м. В сентябре 1613-го года Мария Медичи побывала в Лезиньи. После убийства супругов Кончини замок был передан Людовиком XIII Люиню, который продолжал работы по его украшению. Король также посещал Лезиньи.
МАКСимка: Amie du cardinal пишет: На самом деле, эта история с письмом - один из мифов. В серьёзных исторических книгах об этом не говорится. Возможно, ничего подобного и не было. Да, несомненно, Люсон ничего не знал о заговоре против Кончини. Шевалье пишет, что епископ, будучи очень проницательным, должен был чувствовать скорое падение фоворита, но он не был в курсе, как и все. В своих депешах от 24 апреля венецианцы Bon и Gussoni это подтверждают.
МАКСимка: Кстати говоря, об убийстве Кончини епископ Люсонский узнал, находясь в Сорбонне. Сьер дю Трамблэ, брат отца Жозефа ему сообщил, что его вызывает к себе король.
МАКСимка: Жан-Кристиан Птифис еще раз подчеркивает в своей биографии Людовика XIII, что Кончини был совершенно особенным фаворитом. То, что он не был любим за свою наглость грандами, логично, но его также не любила и королева, покровительница. Он существовал только потому, что был женат на Леоноре. Флорентийский посол Маттео Ботти писал: "Я слышал от самой королевы, что Ее Величество любит Леонору чрезвычайно, она как будто влюблена в нее". К сожалению, ее скромное происхождение и нервозность помешали выдвинуться на первый план, эту роль исполнял ее супруг Кончино. Сперва Леонора сопротивлялась его жажде власти и должностей, но затем сдалась.
МАКСимка: 26 апреля начали составлять инвентарь имущества Кончини и его супруги. Дом на улице Турнон был пуст, а вот тот, что находился на rue d'Autriche был разграблен. 12 мулов и две телеги увезли всю мебель. В карманах убитого маршала нашли расписки, облигации, переводный вексель на сумму 1 930 000 ливров.
полная версия страницы